Дочь моего друга (СИ) - Салах Алайна. Страница 19

— Отдел кадров присылал трех кандидаток, Вик. Это тебе никто не угодил. 

— Потому что тупые как пробки. Найти сотрудника, который, помимо рук и ушей, имеет еще и мозги, не так просто. Поэтому я и была против, что она увольнялась.

— Хватит, Вик, — от упоминания ее имени я невольно морщусь. — Откуда сентиментальности такие? На Яне свет клином не сошелся. 

— Сентиментальности ни при чем, Андрей. Галич была толковым сотрудником и пахать готова была сутками. Большее меня не интересует.

— Пришлет тебе Николаева еще кандидаток, не ной. Все, Вика, свободна. И по «Суперстрою» бумаги мне нужны завтра к утру — что хочешь делай. 

Мишина уходит, а я набираю в отдел кадров и прошу Лену вплотную заняться поиском замены Яне. Виктория права — без помощницы ей сложно. В последнее время и головняков добавилось — каждый день в судах торчит. 

Яна уволилась четыре дня назад. Как и обещала, написала заявление по собственному и больше в офисе не появлялась, хотя ее сверхурочные и премиальные так у Колпашниковой в сейфе и лежат. Понятно, что не нуждается, но и мне ее деньги не нужны. Заработала — забери. А этот гордый детсад мне никогда не нравился. Не приедет в течение пары дней — отправлю к ней водителя, пусть вручит. 

Стало ли мне легче, когда Яна уволилась? Да, однозначно. Первые дни после случая в кабинете я себя, конечно, поедом жрал, потому что сорвался. Она девчонка, молодая, импульсивная, и возможно, что я ей нравлюсь. Ну или ее просто заводит идея взрослого мужика заставить слюной исходить. А у меня какие оправдания? Если, когда я ее первый раз трахнул, не знал, кто она, то второй раз все знал. И все равно трахнул. Да, сама поцеловала, да, был зол и расстроен, но состоянием аффекта идиотизм я не привык оправдывать - ни чужой, ни собственный. Виновен. Но и чувством вины подолгу исходить тоже не могу. На работе мясорубка, мобильный в течение дня — как к уху приклеенный, и то, что Яны рядом нет, позволяет мне о ней не думать. Вернее, думаю, конечно, особенно когда Семен звонит и расспрашивает, как в офисе дела. Про увольнение Яны мне говорить не пришлось — она ему первая обо всем рассказала. Всю инициативу взяла на себя — дескать, в таком ударном ритме ей работать сложно, поэтому она решила поискать что-то другое. Я ей благодарен за то, что избавила меня от необходимости снова лгать другу. И вообще очень себя достойно девчонка повела, по-взрослому. В очередной раз она удивила и заставила себя уважать. 

Был порыв ей с новым местом помочь, но потом понял, что не стоит, так как не уверен, что Яна воспримет это правильно. Рубить, так под корень. И то, что она, скорее всего, на меня сейчас злится — это тоже к лучшему. Быстрее переступит и пойдет дальше. Если там есть что переступать.

На раздавшийся звонок я отвечаю не глядя — телефон у меня в последние дни вообще редко затыкается. 

— Здравствуй, дорогой друг, — грохочет бас Семена. — Я, как виноватый за то, что посреди передряг тебя бросил со своими неоконченными делами, звоню проведать.

— Нормально все. С транспортниками дела идут, сегодня с утра на точки мебель завезли — будут монтировать. Солдат спит — служба идет.

— У меня здесь еще дел дней на пять, Андрей. Затянулось все — сам не ожидал. А еще говорят, бюрократия в России - дело страшное.

— Бывает.

— Да нет, домой я хочу уже. Да и Янка мне не нравится что-то. Трубку берет через раз, отвечает односложно. Увольнение это еще. Нравилось ей работать вроде, а тут девчонку как подменили. Может, депрессия у нее осенняя… Короче, волнуюсь я, поэтому скорее вернуться хочу.

И вот так четырехдневная иллюзия спокойствия улетучивается к херам, и хочется расколотить трубку. Блядь, вот она, цена необдуманных поступков. Сорвался — получи ответку. Семен за дочь переживает, у девчонки хер пойми какая каша в голове творится, а причина тому я, сорокалетний мужик, которому башку снесло от позвонков.

— Я сегодня ее проведать заеду и деньги заодно завезу. А то дочь твоя забрать их не торопится. 

— Буду благодарен, Андрей, — голос Семена становится на тон тише, отчего пальцы сильнее сжимают корпус сотового. Мудак ты, Андрей Вячеславович. Признаться бы ему во всем, только легче ведь ни хера не станет. 

Я отключаюсь и смотрю на часы. Половина первого. В три у меня встреча в Стройкомитете назначена, должен успеть. Просто удостоверюсь, что с девчонкой все в порядке. По поводу того, что вновь останусь с ней наедине и на секс соблазнюсь, не переживаю. За последние два месяца я план на идиотизм на годы вперед выполнил, так что больше этого не произойдет. 

До Лесной, где живет Яна, я доезжаю за полчаса, неминуемо отстояв в пробке на Садовом. Говорю Петру ждать и оглядываю подъездные двери. Крайняя правая, если не подводит память. Пятнадцать лет назад я в нее минимум раз в неделю заходил. 

— К Яне Галич, — говорю охране в динамик и на вопрос «Кто?» терпеливо поясняю: — Андрей Смолин.

Я, в принципе, даже готов, что Яна скажет, что таких не знает, или что ее нет дома, однако секунд через тридцать раздается протяжный механический писк и дверь отщелкивается. На ходу кивнув мясистому охраннику за столом перед монитором, по памяти поднимаюсь на третий этаж и звоню в тридцать шестую квартиру. 

Яна открывает дверь меньше чем через минуту и, к моему ощутимому облегчению, ни расстроенной, ни подавленной не выглядит. Выглядит хорошо. Да что уж хорошо - красивой она выглядит. В простых домашних шмотках, на лице, как и всегда, — ни грамма макияжа, волосы распущены. Вопреки железной установке, память воспроизводит ее стоны и ощущение теплой кожи, но сейчас я достаточно собран, чтобы держать себя под контролем.

— Здравствуй, Ян. Пустишь?

— Привет, Андрей, — девчонка непринужденно улыбается и отходит в сторону, пропуская меня в квартиру. — Когда мне Вадим Альбертович твое имя назвал, я даже не поверила. 

— Ты в офис за заработанными деньгами не хочешь заехать, пришлось самому их тебе везти.

Снова улыбается. А я снова задаюсь вопросом, откуда она такая взялась? У Семена дома вечно толпа мужиков крутилась, и ни одну женщину свою он близко к дочери не подпускал. Как при его деньгах и постоянной занятости ему ее такой вырастить удалось? Неизбалованная ведь девчонка, не стерва высокомерная и неиспорченная. Я в своем клубе на столичных мажорок насмотрелся до тошноты — Липучка совсем на них не похожа.

— Да я бы заехала сама попозже, не надо было по пробкам сюда мотаться. Я просто с личными делами немного закрутилась, — Яна заправляет волосы за ухо и приглашающе указывает на гостиную. — Заходи, ты же несколько лет у нас не был. Вряд ли, конечно, узнаешь что-то. Здесь ремонт два года назад делали — все стены сломали, из четырех комнат получилось три.

Ну правда, не в коридоре же нам разговаривать. Снимаю обувь и иду за ней.

В квартире действительно все изменилось — помню, когда здесь жил Семен, мебель была тяжеловесная: огромный кожаный диван, бильярдный стол, стеллажи с книгами. Галич говорил, что библиотека ему досталась от жены. Сейчас же здесь больше пространства и света. На окнах нет штор, на полу ворсистый ковер, на квадратной софе разбросаны вязаные подушки и такой же плед. Прямо картинка из дизайнерского каталога об уютном быте. Надо признать, такой интерьер Липучке больше подходит. 

— Отец за тебя волнуется, Ян, — я внимательно слежу за выражением ее лица, ища в нем намек на подавленность и депрессию. И испытываю облегчение — их нет. Девчонка спокойна, расслаблена, ни малейших признаков того, что с ней что-то не так.

— Ой, ну это же папа. Он всегда считает, что я плохо ем, за все переживаю и меня нужно спасать. Даже обидно бывает, — Яна смешно морщит нос и пожимает плечами. — Наверное, это удел всех единственных дочерей. 

Меня и самого тянет улыбнуться. Потому что словно груз с плеч сняли. Потому что я тоже за нее переживаю. Не хочется, чтобы после меня она думала, что все мужики козлы, или принялась за самоедство. И чтобы чувства ко мне придумывала из-за того, что мы дважды занимались сексом, тоже не хочется. Потому что чужие чувства — это ответственность, а я ее брать на себя не готов и, если быть до конца честным, вряд ли когда-нибудь буду готовым. Поздно мне меняться.