...И белые тени в лесу - Грипе Мария. Страница 3

И с этого времени вся моя жизнь повернула в новое русло.

Я знала, что мама Каролины умерла: Каролина сама рассказала мне об этом. Из ее слов я также заключила, что и отца ее нет в живых. Но теперь Каролина уверяла, что мать заставила ее поверить в это, запретив спрашивать об отце. Она хотела, чтобы он был забыт, навсегда.

Мать Каролины работала медицинской сестрой. Они с папой познакомились, когда тот лежал в больнице с воспалением легких. Врачи не верили, что он выживет. Он был совсем близок к смерти, но мама Каролины – как сама она говорила – не дала ему умереть. Она пробудила в нем жажду жизни и волю к тому, чтобы снова встать на ноги. Несомненно, тогда она спасла ему жизнь. Они полюбили друг друга, и на свет появилась Каролина.

Но в то время папа уже был помолвлен с нашей мамой. Он выздоровел и вернулся к ней, оставив маму Каролины задолго до рождения ребенка. Этого Каролина простить ему не смогла, и когда она говорила о папе, в голосе ее неизменно звучала горечь.

Снимок был сделан во время одной из их редких встреч. В то время папа уже давно был женат на маме, уже, должно быть, родились и я, и Роланд, а мама Каролины уже встретила мужчину, который после ее смерти взял на себя заботу о девочке.

Я поняла, что Каролина была очень привязана к матери. Но больше она сама о ней не заговаривала, а я ее не расспрашивала, потому что дело касалось папы. Теперь я понимаю, что совершила ошибку: Каролина подумала, будто ее прошлое мне безразлично. Может быть, поэтому мне вдруг стало так трудно находить с ней общий язык. Она не уставала повторять, что мы подруги, но в ее взгляде я иногда чувствовала почти враждебность. Что ж, наверное, это и не удивительно.

На самом деле для нашей семьи не было человека важнее, чем мать Каролины. Если бы не она, то папа бы умер. И теперь на свете не было бы ни меня, ни Роланда, ни Нади.

Женщине в белом платье, в глубине старой фотографии, затерявшейся в куче других старых снимков, – этой женщине мы были обязаны жизнью. Никто не знал, кто она, – никто, кроме меня и папы, который, конечно, уже перестал о ней вспоминать.

Я понимала, что Каролине это должно быть больно.

Однажды вечером, когда мы были дома одни, я все же попросила ее рассказать о матери, но Каролина только удивилась. Что же тут рассказывать? Для меня уж точно – ничего интересного.

– Напрасно ты думаешь, будто я не понимаю, чем мы обязаны твоей маме, – возразила я, и мне показалось, что Каролина немного смягчилась.

Ни у кого не было такой матери, как у нее: им было очень хорошо вместе. Ради Каролины она старалась казаться сильной и счастливой. Но, конечно, и у нее бывали грустные дни. У нее было мягкое сердце, но ради дочери она воспитала в себе выносливость и готовность к любым жертвам. Она обладала «даром любви», и никто на земле не мог сравниться с ней в этом; Каролина говорила, что будет помнить ее всю жизнь.

Мать Каролины никогда не переставала любить нашего папу, но, решив, что Каролине нужен отец, не колеблясь вышла замуж. Она сделала это ради ребенка. К мужу она была равнодушна, но заметила, что Каролина привязалась к нему: он был добрым, веселым человеком – девочка к нему так и льнула. И тогда мать принесла себя в жертву. Она не могла быть вместе с мужчиной, которого любила, она обманулась в своей любви – а раз так, то для себя ей уже ничего не нужно.

Каролина тяжело переживала обиду, которую папа нанес ее матери, и я была не в силах его защитить. Он причинил ее маме такое горе, что оно осталось с ней навсегда. Говоря это, Каролина глядела на меня так строго, что я чувствовала себя едва ли не виноватой в том, что папа женился на моей, а не на ее матери.

Рассказывая о своей маме, Каролина рисовала мне образ святой. Но ее судьба занимала меня все же не так, как мне бы того хотелось. Возможно, потому что дело касалось папы, хотя мне все-таки кажется, что причина в другом. Что-то внутри меня восставало против ангелоподобия этого существа. Конечно, можно было поражаться ее способности к жертве, тому, что она вышла за человека, который не был отцом ее ребенка, и к которому сама она была равнодушна, только ради того, чтобы дочь обрела отца. Но способен ли человек на такое? Не это ли – верх самоотречения? Я знала, что не смогла бы так поступить. Да и Каролина тоже. Слишком силен у нее был инстинкт самосохранения. Она совсем не походила на мать.

Но вот мама Каролины умерла.

Я осторожно спросила о причине смерти, но мой вопрос разбудил слишком болезненные воспоминания. Вместо ответа Каролина заговорила о том, какая она самостоятельная. Словно прочитав мои недавние мысли, она особенно упирала на то, что в этом они с матерью очень похожи. К примеру, они одинаково смотрят на брак. Каролина не думала выходить замуж. Она не собиралась всю жизнь зависеть от мужчины. И ее мать рассуждала точно так же. Она ни за что не хотела себя связывать. Свобода – прежде всего!

Я изумленно уставилась на Каролину.

Разве не она только что сказала, что ее мать вышла замуж за человека, которого Каролина всегда называла отчимом? Как же так?

– Выходит, твоя мама не была замужем?

Каролина взглянула на меня свысока.

– Еще чего, не такая она была дура. А что? Тебе-то, собственно, какая разница?

В ее голосе звучала угроза, я прикусила язык. Я поняла, что задела ее за живое, и попыталась загладить допущенную неловкость:

– Нет, никакой разницы, я просто не поняла…

Каролина нетерпеливо вздохнула.

– Разумеется, мама не выходила замуж, для этого она была слишком умна. Она бы и за твоего папу не вышла. Хотя я знаю, как на подобные вещи смотрят в вашей ограниченной семье, поэтому ничего тебе и не сказала.

Я не нашлась, что ответить. Каролина бросила на меня торжествующий взгляд:

– И не думай, будто мне жаль, что моя мама и твой папа не поженились. Как бы не так. Я счастлива, что – в отличие от твоей бедной матери – моя никому, ни одному избалованному чурбану не позволила вытирать о себя ноги. Уж она бы не стала терпеть ничего подобного. И я горжусь ею.

– Я понимаю тебя, – тихо проговорила я. Это были единственные мои слова, но даже они заставили Каролину вспыхнуть.

– Нечего притворяться! Ничего ты не понимаешь! – огрызнулась она. Однако высокомерие куда-то исчезло. Она выглядела несчастной и покинутой. Я протянула ей руку, но она отвернулась.

– Все, хватит мне тут с тобой болтать. И без того дел хватает, – буркнула она и вышла из комнаты.

После этого разговора мы стали избегать друг друга.

Даже не могу передать, какие мне это доставляло мученья. Почему все так вышло? Что я такого сделала?

Больше я никогда не заговаривала о ее матери.

Некоторое время Каролина держалась со мной как с чужим человеком. Я решила, что она хочет дать мне почувствовать, каково ей приходится, каково приходится тому, с кем самые близкие люди обращаются как с посторонним – так, как с ней обращался мой папа. Разница состояла лишь в том, что папа не знал, кто она такая. Но ведь Каролина сама отказывалась все ему рассказать. В конечном счете, винить ей приходилось только себя.

Я не понимала Каролину. Мы с ней были слишком разные. Иногда я даже сомневалась в том, что мы действительно сестры.

А что если все это выдумка? Мысль, которая пришла ей в голову, когда я рассматривала фотографию и сказала, что ребенок похож на нее! Что если это мелкое озорство, от которого она и была бы рада отказаться, но не решалась, видя, что я принимаю все слишком серьезно?

Стоило мне подумать об этом, и внутри у меня все холодело. Я не сомневалась, что Каролина способна на подобные выходки. Следуя вдохновению, она не всегда задумывалась о последствиях.

Что если она меня обманула?

Что если мы вовсе не сестры?

А может быть, это я вызвала ее на обман? Я ведь всегда так хотела иметь старшую сестру, кого-то, кому бы я могла довериться. От этой мысли мне стало не по себе.

Более удивительной сестры, чем Каролина, нельзя было себе представить. Что если я стала жертвой своих же тайных мечтаний? Каролина, с ее любовью к театру, конечно, не могла противиться такому соблазну. Еще бы, какая роль! И, будучи прирожденной актрисой, она тут же вошла в образ.