...И белые тени в лесу - Грипе Мария. Страница 44

Мне стало очень грустно. У меня все сжалось в груди, и в первый раз с тех пор, как я очутилась в Замке Роз, я заскучала по дому.

На самом деле нельзя сказать, что я скучала именно по дому, потому что я совсем не думала о том, чтобы уехать отсюда.

Мне было больно. Такое чувство, будто я кого-то теряю.

И этот кто-то был не Розильдой.

Это была не Каролина.

И уже тем более не Арильд. Его я не могла потерять, потому что он никогда не был моим другом.

Это был кто-то другой.

И вдруг я поняла и заплакала: это был папа.

Мой папа.

Он так далеко от меня.

Он всегда был где-то далеко.

За все это время я ни разу о нем не вспомнила. Может быть, я и обо всех остальных тоже не вспоминала, но они общались со мной через письма. А папы в этих письмах не было. Он не поехал с ними в деревню.

Он остался в нашей городской квартире наедине со своим Сведенборгом.

Что за человек мой папа?

Я подумала об отце Розильды.

«В моих воспоминаниях он выглядит совсем по-другому», – написала она, когда мы стояли перед его портретом. Она не видела его много лет, но он остался в ее памяти.

А как выглядит мой папа в моих воспоминаниях?

Я попыталась представить его и, закрыв глаза, надавила пальцами на веки, чтобы мысленно увидеть его образ, – я пыталась вызвать в памяти его глаза, лоб и улыбку, но черты лица расползались, он все время ускользал от меня. Я не могла его себе представить.

Стоило только захотеть, и все остальные стояли у меня перед глазами: мама, Роланд, Надя. А папа никак не появлялся.

Папа для меня исчез.

А скучала я именно по нему.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Каждый раз по дороге в поселок я проходила мимо конюшни, где мы с Каролиной в первый день нашего приезда видели белую лошадь – как будто это случилось в прекрасном сне. Там еще было четверо вороных лошадей.

Оказалось, что это место – часть владений Замка Роз, а белая лошадь принадлежала Розильде. Одна из вороных была лошадью Арильда, на другой ездила Каролина, когда они катались вместе.

Когда я шла мимо, я всегда думала о Каролине, о том, как мы проходили здесь в первый раз, мы еще были так взволнованы. Все, что мы видели в тот день, прочно врезалось в память: деревья, камни, изгороди. Как раз рядом с этой раскрытой калиткой я услышала за спиной ее шаги. А возле этого куста шиповника я обернулась и услышала: «Ты что, хочешь от меня отделаться?»

Я вспоминала вопросы, которые мысленно задавала себе по дороге: как сложится жизнь, если мы с Каролиной расстанемся? Я не собиралась ехать с ней в замок и думала, что здесь наши пути разойдутся.

Но все сложилось иначе…

Тогда я думала, что хотя бы немного знаю себя. Боюсь, что теперь я себя теряю. Я больше сама себе не верю. Так ведь всегда бывает, когда по доброй воле позволяешь заманить себя в какой-то чужой мир, хотя понимаешь, что на самом деле эта роль тебе вовсе не подходит. Но теперь из игры уже не выйдешь. Придется участвовать в ней до конца.

А когда он наступит, этот конец?

Я вообще сомневалась, что эта история когда-нибудь придет к своему концу. То, что для одних является окончанием, другие воспринимают как начало. Кому решать? К тому же ты сам можешь поставить точку. Совсем не обязательно предоставлять это дело судьбе.

Тот первый раз, когда мы здесь проходили, мог бы быть и последним. Это тогда я так думала. Я ведь всерьез решила расстаться с Каролиной. Тогда бы и наступило что-то вроде конца.

Но все сложилось иначе…

Хотя я по-прежнему могла в любой момент остановиться. Все зависит только от меня.

По крайней мере, я пыталась себе внушить, что это так. Но в глубине души у меня было такое чувство, что, несмотря на это, не так уж и много теперь от меня зависит.

На следующий день после того, как мы с Розильдой поссорились, было пасмурно и шел дождь, но я все равно, как обычно, отправилась на почту.

Не успела я отойти от замка, как услышала за спиной звуки приближающегося экипажа. Когда изящная карета поравнялась со мной, кучер притормозил лошадей, и экипаж остановился.

В карете сидел Арильд: он направлялся в конюшню, хотел поездить верхом. Кроме него, в карете никого больше не было, и он спросил, не надо ли меня подвезти. Сам он скоро сойдет, но кучер довезет меня до поселка, так что мне не придется идти за почтой пешком.

– Приятно прогуляться под дождем? – спросил он.

От его заботы у меня стало тепло на душе, но я хотела пройтись и поэтому отказалась. Дождик мне нипочем.

– И мне тоже. Я сам собираюсь поездить верхом, так что я вас понимаю.

Он приветливо помахал мне, и карета покатила дальше.

Потом я пожалела, что отказалась, но было поздно. По правде говоря, не так уж и часто мне выдавалась возможность поговорить с Арильдом с глазу на глаз. Ведь он всегда был вместе с моим «братом». И зачем я так поспешила с ответом? Почему было не воспользоваться случаем? Было бы так приятно перекинуться парой слов. Но что сделано, то сделано.

Так что ничего больше не оставалось, кроме как плестись дальше под дождем в полном одиночестве.

Когда я проходила мимо большого сарая, стоявшего у дороги, – в первый раз мы еще слышали, как оттуда доносились звуки скрипки, – я, как обычно, посмотрела на маленькое оконце наверху. Тогда оно было раскрыто и то и дело хлопало на ветру; я видела, как изнутри кто-то протянул руку и закрыл его.

Но с тех пор оно всегда было закрыто.

Дождь и не думал прекращаться, и когда я подошла к конюшне, то сразу зашла проведать лошадей. У меня была слабая надежда, что Арильд, может быть, все еще там, потому что дождь полил как из ведра. Но его лошади не было, да и кареты поблизости я не увидела.

Я немного постояла возле лошадей, пережидая, пока ослабнет ливень, а потом пошла дальше в поселок.

Скоро у Роланда будет конфирмация, и я ждала письма от мамы. Разумеется, письмо пришло, я прочитала его прямо на почте.

Мама хотела, чтобы я вернулась домой уже в начале следующей недели: иначе мы не успеем подготовить костюмы и платья. Конфирмация намечалась на следующее воскресенье.

Но об этом не могло быть и речи. Сегодня пятница. Я вполне успеваю, если выеду через неделю. Я хотела потратить на это как можно меньше времени. Сколько дней я потеряю?

Я прикинула и поняла, что надо учитывать минимум три и максимум пять дней. Они, конечно, попытаются удержать меня дома, но с этим ничего не получится.

Когда я двинулась к дому, дождик стал слабеть.

Проходя мимо конюшни, я снова заглянула туда – посмотреть, не вернулся ли Арильд. Его лошадь стояла в стойле, но самого Арильда не было. Значит, кучер уже отвез его обратно.

Я поспешила дальше; пока я шла и размышляла о конфирмации Роланда и о том, сколько времени мне придется потерять, дождь опять усилился, а как только я подошла к большому сараю, начался настоящий ливень. Я побежала к старинному дубу, стоявшему наискосок от сарая по другую сторону дороги.

И тут я увидела, что окошко наверху приоткрыто.

Внутри играла скрипка – звуки лились наружу, в туман, смешиваясь с барабанным боем дождя о листву. Получалось очень красиво. Может, это играет арендатор? Сарай, как и конюшня, принадлежал Замку Роз, и я часто видела арендатора вместе с Акселем Торсоном. Они были большими друзьями.

Мелодия была печальная. В прошлый раз звучала другая. Может быть, это дождь так на меня подействовал, но мне стало грустно.

Я снова вспомнила о Каролине, как мы стояли здесь и слушали, – она была в своем мужском костюме, к которому я тогда еще не успела привыкнуть. Иногда Каролина может быть ребенком, она выглядит такой одинокой при всей своей самоуверенности.

Неужели и вправду арендатор играет на скрипке? Он ведь вовсе не похож на музыканта, хотя внешний вид обманчив.

А что если войти в сарай и сделать вид, будто я хочу спрятаться от дождя? Нет, так не пойдет, меня могут раскусить, тем более что ливень почти перестал. Я последний раз взглянула на окошко – скрипка не умолкала, но никто не показывался, и я пошла дальше.