Кино (СИ) - Шаров Дмитрий. Страница 12

Утром, едва погасли звёзды, проснулся и росток. Он подрос немного за ночь и цвет его стал более зелёным, тогда как он был только салатовым, да и корни заметно углубились в землю. Росток совсем окреп и уже стал походить на маленький подснежник. Едва проснувшись, подснежник ткнулся в лапки коту, но тот никак не отозвался. Да и от самого кота больше не веяло тем теплом, что он давал накануне, когда дул сильный ветер, к утру совсем прекратившийся. Росток уткнулся сначала в одну лапку, затем в другую, потом пощекотал мордочку — никакой реакции. Вместо кота его теперь согревало солнышко, которое всё ярче и ярче светило с каждой минутой нового дня. В течении всего дня росток инстинктивно тянулся ввысь, но не переставал щекотать кота, надеясь, что тот проснётся и снова улыбнётся ему.

Когда же росток, точнее уже цветок подснежника проснулся на следующий день, то его друга рядом не оказалось. Наверное, его кто-то забрал, кому-то понадобилось его тепло также, как оно было нужно мне, иначе я бы погиб от ветра — так думал подснежник.

На протяжении всей зимы подснежнику снился Васька. Вот он вновь подле него, вот вновь ему улыбается, а сам подснежник тянется к нему, по привычке ища тепла.

***

Её осень — это грусть. Но приятная грусть, как воспоминание чего-то ушедшего, но такого родного и тёплого, к чему хочется прикоснуться и прижаться, хотя бы и мысленно.

Её осень — это ожидания. Она сама не знает чего ждёт, но она настолько привыкла ждать, что не может отказаться от этого даже не чувства, но некоего внутреннего ощущения, но и это не совсем кажется то, скорее даже потребность, назовём это потребностью в ожидании. Самое яркое выражение этого — долгое пребывание у окна, когда кажется, что весь мир будто замер, будто застыл на фотографии, а ты в этом строгом и ограниченном ракурсе ищешь себя, но никогда не находишь.

Её осень — это одиночество. Но она скорее даже нуждается в этом одиночестве. Оно подобно колючему, но тёплому шерстяному свитеру, связанному умелыми руками бабушки. Так и хочется одеть его, чтобы разогнать все прочие наваждения дня, которые цепляются подобно холодным каплям дождя, от прикосновение которых невольно вздрагиваешь. Этому одиночеству недостаёт только тепла, книги, человека рядом.

Её осень — это взросление. Она взрослеет каждый раз, когда смотрит на этом мир сердцем. Она видит в других себя, а потому чувствует их, понимает, не может не сопереживать! Но и радость, счастье других ей знакомо! Она улыбается вместе с ними, их надежды — её надежды. Она учит разделять, но не завидовать! И вместе с тем она остаётся ребёнком — хрупким, в чём-то даже наивным, но искренним. В такие моменты она прекрасна. Жаль, что она про это ничего не знает.

Её зима — это тепло. Тепло, которое она расточает только на то, что ей по-настоящему дорого. А так она предпочитает холодность в словах, жестах, мимике. Улыбка для неё — непозволительная роскошь.

Её зима — это домашний уют. Там она может спрятаться, побыть собой и с собой наедине, выплакать всё то, что было завуалированно теплотой солнечного света и что принималось всеми за чистую монету. Каждый день она превозмогает себя, чтобы вновь казаться сильной. И каждый день у неё это выходит всё хуже и хуже. Она буквально уже кричит, но её никто не слышит. Для всех довольно и того, что она исполнительный сотрудник.

Её зима — это одинокие прогулки по вечернему городу. Ей нравится прислушиваться к скрипу снега под подошвой сапожек. Тогда ей кажется, что её кто-то сопровождает, кто-то очень добрый. Она обожает смотреть на то, как переливается снег в свете уличных фонарей. Что-то в этом её буквально завораживает. Именно в эти моменты она чувствует себя маленькой девочкой. Мир там, в детстве, казался ей волшебным. Всё вокруг — сказочное королевство, а она в нём принцесса. Теперь же… Как же много изменилось с тех пор, пожалуй даже слишком многое! Этого, кажется, просто нельзя вместить в человеческое сердце.

Её зима — это чашка дымящегося чая. Это отличное время, чтобы поговорить с собой, прислушаться к себе, проанализировать то или иное. Она слишком часто спотыкалась и падала, чтобы теперь просто идти с высоким забралом навстречу. Каждый её шаг обдуман, взвешен, прожит. Она ненавидит себя, когда снова влюбляется. Она ругает себя, что совсем не повзрослела, раз подпускает к себе так близко и так скоро. Хрупкое, надломленное сердце. Она словно птица, которой везде мерещится клетка, пусть и из чистого золота. Небо для неё даже уже не предел, а необходимость, каждодневная необходимость.

Её весна — это радость. Радость солнечного зайчика, который без устали играет улыбкой на её губах. Увидев однажды её улыбку можно навеки потерять голову.

Её весна — это надежды. Они всегда несмелые, робкие, в чём-то даже неуклюжие, но они всегда с ней. Она и сама, если честно, мало верит в них, но тут же ругает себя за малодушие и некую душевную трусость, когда гонит всякие мысли связанные с ними. Она движется к мечте медленно, даже слишком медленно, но никогда не останавливается или меняет курс, как делает большинство, кто считает свою мечту недостижимой или глупой. Признаться себе в этом и решиться на подобное, значило бы для неё глубоко оскорбиться. Она ребёнок, но такой ребёнок, который даже к глупостям относится со всей несвойственной этому серьёзностью. Хрупкое создание, но со стальным характером. По-моему, это здорово.

Её весна — это бессонница. Да и разве можно уснуть, когда внутри что-то рвётся наружу, что-то неопознаваемое, но вместе с тем воспринимаемое всем существом как часть себя. Она боится этого неизвестного ей чувства, спрашивается о нём в книгах, в популярных блогах, но так и не находит ответ. Всё слишком поверхностно, сжато, отсекаемо условными категориями; в конечном счёте просто пошло! Но как расцветает она под влиянием этого неведомого порыва! Будто она босая гуляет по вечно-зелёному лугу, ступая ещё по влажной от росы траве. И такая лёгкость во всём теле. Она хочет бежать, она бежит, спотыкается, падает, но от этого смеётся ещё сильнее. А потом наваждение пропадает, спугнутое реальностью. Разве об этом можно кому-то поведать, да так, чтобы её поняли?

Её весна — это музыка. Без неё она уже не представляет своей жизни. В тайне от всех она мечтает выступить однажды на сцене, исполнив перед публикой какую-нибудь песню. Много раз она мысленно рисовала эту картину. Но если бы ей предложить сейчас исполнить свою мечту, она бы испугалась, право, испугалась, замахала бы на вас руками, а может быть даже посмеялась. Нет, такого не может быть. Она просто не сможет. Она наверняка забудет слова или кто-нибудь подшутит над ней, пока она будет петь. Нет, этому не бывать. Она — трусишка, а потому не за чем её убеждать в обратном. Но всё-таки нужна известная доля смелости, чтобы признаться себе в некоторых вещах, особенно в тех, которые, скорее всего, вызовут у того, с кем с ними делишься, улыбку и непонимание.

Её лето — это море. Она никогда вживую не видела море, но тем сильнее её желание осуществить эту мечту. Запечатлеть в сердуе всю его красоту так, чтобы даже спустя много лет, закрыв глаза, она бы видела его снова перед собой, слышала бы плеск воды, жмурилась бы от слишком яркого солнца. Ей кажется, что после этого её жизнь круто поменяется в хорошую сторону.

Её лето — это сладкие слёзы. Те, что просятся сами собой из-за какой-нибудь глупости, право глупости, но в тоже время такой трогательной глупости, что невозможно иначе. Сторонний наблюдатель сочёл бы её за плаксу и слишком впечатлительную натуру. И, возможно, оказался бы прав. Она и не может жить по другому, не иначе, чем впитывая в себя всю красоту этого, таки прекрасного мира. Она не хочет видеть его другим. Имеет право.

Её лето — это звёзды. Она любит смотреть на них перед сном. От этого у неё невольно начинает кружиться голова. Как, в сущности, далеко они, эти светлячки, и в тоже время так близко! Вон зажглась ещё одна звёздочка, робкая, несмелая, в чём-то так похожая на неё саму. Может и она однажды обернётся звездой, и точно также будет освещать кому-то его жизненный путь. Ей бы очень этого хотелось.