Сесилия Агнес – странная история - Грипе Мария. Страница 47
Сесилия Агнес тотчас подошла, по-прежнему с будильником в руках, и села рядом на кровать. Она глаз не сводила с циферблата, в голосе сквозил испуг:
– Представляешь, часы шли назад! Ты, наверно, думаешь, что я вру, но это чистая правда. Они шли назад!
Нора знала, что она не врет. И попыталась ее успокоить. Они с Дагом тоже это видели.
– С этим будильником творятся странные вещи, – сказала она. – Выкладывай! Что еще тут было?
Сесилия Агнес робко глянула по сторонам, сделала какой-то неопределенный жест рукой.
– Тут кто-то ходил, Нора… за стеной…
– Да, понятно.
– Потом подошел ближе… – Голос упал до шепота.
– Значит, ты слышала шаги?
– Да-а. Я думала, это ты.
– Но это была не я.
– Не ты? – Она придвинулась к Норе и едва слышно, будто опасаясь чужих ушей, прошептала: – Такого со мной никогда раньше не случалось…
А потом рассказала вот что. Все началось, когда Нора пошла на кухню. Тетти сидела в кресле и как раз достала альбом, собираясь зарисовать угол изразцовой печи, когда вдруг услыхала шаги. Она была уверена, что это Нора, и окликнула ее. Но ответа не получила и подумала, что Нора хочет пошутить и ждет от нее того же, а потому встала и спряталась у стены, за открытой дверью.
Однако Нора не появилась.
Вообще никто не появился.
Только звук шагов, да и тот вдруг замер. У порога, совсем рядом с нею.
Значит, там кто-то стоял. Она осторожненько глянула в щелку, но никого не увидела. И поначалу вовсе не боялась. Только соображала до ужаса медленно, никак не могла понять… Даже едва не рассмеялась. По-прежнему думала, что Нора ее разыгрывает, и быстро выглянула из своего укрытия. Но за дверью было пусто. Никого не видно. Ни единого живого человека. Ни души…
Она замолчала и опять крепко стиснула Норину руку. Нора посмотрела на нее и медленно проговорила:
– Живого человека там и правда не было. А вот душу ты как раз и слышала.
– Дух? Ты это имеешь в виду?
Нора молча кивнула, Сесилия Агнес широко раскрыла глаза и прошептала, так тихо, что Нора расслышала лишь с большим трудом:
– Я поняла… Я невероятно отчетливо ощущала, что там, в нескольких сантиметрах от меня, кто-то есть. И разделяет нас всего-навсего тонкая дверь, представляешь?
Вдобавок дверь была открыта, так что они вполне могли бы видеть друг друга. Она стояла совершенно ошеломленная.
И тут услышала, как на подоконнике тикает будильник. Назойливо тикает, судорожно, все громче и громче. Словно кричит.
Будильник и заставил ее отойти от двери. Ей было невмоготу слышать его тиканье, от этого звука щемило сердце, и она пошла к окну, сама не зная зачем… может, думала утихомирить злополучные часы…
И вдруг поняла, что тот, незримый уже не у двери, а идет за ней, буквально по пятам. Если бы она остановилась, он бы ткнулся ей в спину. И будь это живое существо, ей было бы слышно его дыхание. Но сейчас она только ощущала какое-то загадочное, невыразимое присутствие.
Впрочем, как она уже говорила, в ту минуту ей не было ни страшно, ни дурно, наоборот, она чувствовала себя защищенной. Лишь задним числом, когда все кончилось и настал черед все обдумать, она испугалась. Далеко не сразу до нее дошло, что случилось.
– А что было дальше? – Сердце у Норы готово было выскочить из груди, она едва могла говорить.
Ну, примерно посреди комнаты Сесилия Агнес сообразила, что шедший позади остановился. Она тоже остановилась. И тогда в соседней комнате заиграла музыка. Очень тихо. Играли на фортепиано.
Звуки трепетали, легкие как пушинки, и тот, незримый медленно закружился.
Сесилия Агнес тоже. Поневоле. Как под гипнозом. Оба медленно кружились, один оборот, другой, третий. Она лишь следовала за незримым, будто в танце, где один ведет, а другой повторяет его движения. Сесилия Агнес даже забыла, что в комнате никого больше нет.
Только случайный взгляд в Норино стенное зеркало напомнил ей об этом. Она танцевала в одиночку, но так сильно чувствовала незримое присутствие, что даже вздрогнула, не обнаружив рядом никого.
Сесилия Агнес умолкла.
– Но ведь ты и была не одна, – прошептала Нора. – Ты просто не видела этого другого. А дальше?
Дальше музыка стала затихать, танец замедлился и в конце концов замер. Они опять стояли посреди комнаты, она и незримый, совсем рядом.
А потом что-то произошло. Сесилию Агнес охватила печаль. Она не в состоянии это объяснить, но было так больно… Она посмотрела на Нору.
Нора тихонько вздохнула, глядя на печь; она хорошо знала чувство, о котором говорила Сесилия Агнес.
– Вот так же бывает, когда провожаешь на вокзал дорогого тебе человека. Поезд уже у платформы, вот-вот отойдет. Пора прощаться. Быть может, навсегда. Неизвестно, суждено ли встретиться вновь.
Нора опять посмотрела на Сесилию Агнес – какие у нее большие блестящие глаза.
– Такова жизнь. Никто этого не знает. Сесилия Агнес задумалась и, помолчав, продолжила Норино сравнение:
– А потом поезд трогается. Медленно скользит прочь. И ты готов заплакать. Но сдерживаешь слезы. Отворачиваешься и уходишь.
Примерно так она чувствовала себя посреди Нориной комнаты. Другой тихо скользнул прочь. И на миг сердце у Сесилии Агнес болезненно сжалось.
А будильник на подоконнике все тикал и тикал. Она подошла к окну. Из глаз градом катились слезы, капали на подоконник. Она хотела вытереть лужицу, передвинула будильник и вот тут-то заметила, что стрелки двигаются в обратном направлении. И это вовсе не казалось ни странным, ни непостижимым, в тот миг она была готова к чему угодно.
Но когда Сесилия Агнес взяла будильник в руки, он вдруг перестал тикать, наступила мертвая тишина. Словно остановилось чье-то сердце.
Вот тут ее охватил страх.
Такое ощущение, будто держишь в ладонях мертвую птицу. Только что она была живая, клевала с рук зернышки, а теперь лежит мертвая, холодная. Очень скверное ощущение.
Она попробовала оживить будильник, встряхнула его…
И в эту минуту вошла Нора.
– Так все и кончилось. – Сесилия Агнес положила голову Норе на плечо, и Нора тихонько покачивала ее, баюкала, как обычно баюкала куклу. Господи, как же они похожи – кукла и Сесилия Агнес. Одно лицо, переменчивое, живое.
Сесилия Агнес подняла голову, посмотрела на Нору.
– Я танцевала! А знаешь… вообще-то я никогда не танцую… не умею. Я умею только рисовать.
Она с удивлением перевела взгляд на свои руки.
Нора встала, подошла к печке.
Надо показать Сесилии Агнес куклу. Наверняка ведь ничего не случится? Хедвиг, правда, никому не велела ее показывать. Но Сесилии Агнес этот запрет вряд ли касается. Кукла связана с нею ничуть не меньше, чем с Норой. А может, и больше.
Она потянулась к нише. Но, уже собираясь открыть дверцы, почувствовала резкую боль внезапной догадки.
Нет, не сейчас. Нишу она откроет одна, без свидетелей. Глаза вдруг наполнились слезами. Она поспешно отвернулась от печки и посмотрела на Сесилию Агнес: заметила ли та что-нибудь?
Не заметила, нет. Сесилия Агнес опять стояла у окна, улыбаясь и забыв обо всем на свете. Достала альбом и целиком ушла в быстрые движения карандаша по бумаге.
Нора молча наблюдала за нею, чувствуя, как боль мало-помалу отступает.
Теперь у нее есть Сесилия Агнес, которая так ей нужна. Они обе нужны друг другу, Нора и Сесилия Агнес, до чего же приятно это сознавать.
Сесилия Агнес подняла глаза от альбома.
– Покажу, когда закончу!
Лишь поздно вечером, когда все улеглись спать и Нора была одна в своей комнате, она рискнула подойти к печке.
Ее одолевал страх. Она догадывалась, что ее ждет. Долго стояла, прислонившись лбом к прохладным изразцам, потом наконец открыла нишу. Руки дрожали.
Да. Так и есть. Еще когда хотела показать куклу Сесилии Агнес, она поняла, что именно увидит. Была к этому готова. Знала.
Кукла исчезла.
Красная подушечка в нише опустела.
Нора долго стояла, глядя на нее. Она никогда и никому не показывала куклу; кроме нее самой, никто Сесилию не видел и теперь уж не увидит никогда. Кукла и правда принадлежала ей одной – и вот исчезла.