Пушинка в урагане (СИ) - Ежов Сергей. Страница 33

Потом я вспомнил, что разрушения сильнее, когда взрыв происходит не у самого борта, а на каком-то расстоянии, и все бросились считать, каково это расстояние. Что меня удивило больше всего, так то, что расстояние они-таки вычислили.

Потом пришла пора тренироваться, бомбардируя реальную цель. Для этого нам передали пароходо-фрегат «Владимир», с семидесятого года торчавший в Кронштадте, и который всё никак не могли отремонтировать, да и кому он уже был нужен? Для того, чтобы «Владимир» не утоп в процессе нашей учёбы, его трюмы были загружены пустыми бочками, сильно повысившими непотопляемость, а потом его отбуксировали к острову Палосаари, что затерялся среди других островов напротив финской Котки. Свой аэродром мы расположили неподалёку от Усть-Луги, откуда до цели около ста километров. Чтобы пилотам жизнь не казалась раем, «Владимира» периодически перетаскивали с места на место, так что для начала лётчикам приходилось искать пароходо-фрегат, а потом сходу его атаковать.

На мой взгляд, задача как задача, но мореманы, после того как четыре самолёта-разведчика с первого раза отыскали «Владимир», и навели на него ударную группу, а те удачно отбомбились, правда, из восьми бомб попав всего два раза, скакали, радовались и обнимались как бешеные. Ошарашенным выглядел и офицер, присланный из Военно-Морского ведомства.

– Ваше Императорское высочество, это невероятное оружие, от которого трудно спастись! – объявил он мне – Я своими глазами, с расстояния в десять кабельтовых увидевший эту атаку поражён.

– То ли ещё будет, когда мы отбомбимся не практическими бомбами, с ослабленным зарядом, а настоящими, несущими в себе по двести килограммов динамита! – объявил я – Кстати, господин капитан второго ранга, объясните мне, пожалуйста, почему все так радовались, когда из восьми бомб в цель угодило лишь две?

Офицер посмотрел на меня как на дурака, но, что-то сообразив, ответил:

– Я всё забываю, что у Вас, Ваше императорское высочество, нет специального образования. Дело в том, что самолёты стартовали с позиции, удалённой от сего места на пятьдесят четыре мили. На такое расстояние ни одна пушка не добьёт. В пасмурную погоду они нашли цель, и можно считать, утопили её. Понимаете, при артиллерийской стрельбе имеет место огромное рассеяние снарядов, и это рассеяние тем выше, чем расстояние больше. В морском бою лишь единицы из сотен выпущенных снарядов достигают цели, а тут вы демонстрируете невозможную точность… Невероятно. Просто невероятно.

– Благодарю Вас, господин капитан второго ранга, за пояснение. В таком случае и я впечатлён. Вот так бывает: вдруг совершаешь чудо, просто потому, что не знаешь пределов возможного,

– Ваше Императорское высочество – обратился ко мне кавторанг – я слышал, что Вы намереваетесь создать новый род войск, авиацию. Прошу Вас рассмотреть мою кандидатуру на любую должность в той части авиации, которая будет связана с флотом.

– Что Вас натолкнуло на эту мысль?

– В тысяча восемьсот семьдесят восьмом году я служил на Черноморском флоте, и лично видел с болгарского берега английские броненосцы, укравшие у нас победу. Я сейчас вообразил себя на месте пилота, и то, с каким наслаждением я влепил бы бомбу в борт броненосной калоши лайми.

– С удовольствием возьму Вас, но сразу предупреждаю: летать Вы сможете только пассажиром или штурманом. Для пилота у Вас неподходящие чин и возраст. Впрочем, вы можете изучить искусство пилотирования в частном порядке.

– Ну что же, в таком случае восстановлю знания и навыки штурманского дела. К тому же есть огромный простор в приспособлении этой отрасли науки к воздухоплаванию, что позволит мне проявить свои способности.

Потом «Владимира» отбуксировали поближе к Усть-Луге, и стали натаскивать пилотов в более точной бомбардировке. Разведчиков в это время гоняли на поиск произвольно выбранных целей: кого-то посылали пересчитать корабли в каком-либо порту, кого-то – нарисовать планы фортов и артиллерийских позиций Кронштадта, а бывало, посылали составить планы военных лагерей, расположенных вокруг Петербурга и в Финляндии. Лётчики старались, и с каждым разом у них получалось всё лучше. Экипажи разведчиков состояли из двух человек: пилота и наблюдателя. Пилот рулил, а наблюдатель высматривал через бинокль цели и наносил их на планшет, а по прилёту мы сравнивали, что сумели увидеть экипажи двух одновременно посланных разведчиков, и как их заметки соотносятся с реальным положением вещей, отмеченным на карте.

Пароходо-фрегат мы всё-таки утопили. Не выдержал корпус старого корабля десятков попаданий бомб, хоть и с минимальным количеством взрывчатки. Постепенно разрушения накапливались, и в один прекрасный день у «Владимира» отвалилось дно, так что даже бочки не смогли удержать его на плаву.

Тогда мы взялись за бомбёжку сухопутных целей. На побережье возвели макеты артиллерийских батарей, позиций пехоты, артиллерии и кавалерии, а самолёты начали утюжить их бомбами, сделанными из снарядов калибром от трёх до восьми дюймов. Получалось неплохо.

Плохо было другое: на наши учения стали приезжать армейские и флотские офицеры, а потом болтать на всех углах о том, что увидели. Нет, в данном случае всё было не критично, поскольку мы и так готовились к манёврам с участием наблюдателей из разных стран. Опять же, ещё до учений, на основании одних лишь слухов, портфель заказов на самолёты увеличился вчетверо, уже за счёт заказов от иностранных правительств. Мой казначей сообщил, что авиационный завод скоро себя полностью окупит, и начнёт приносить чистую прибыль.

Моторный завод тоже завален заказами на три-четыре месяца вперёд, но он ещё не вышел на полную мощность, а выпускает только пробные партии трёх и пятицилиндровых авиамоторов. Мотоциклетные одно и двухцилиндровые моторы выпускались поточным методом, в две смены. Третью, ночную, смену я решил не вводить, а строить новые цеха для нормальной двухсменной работы.

На моторном заводе и нашел меня фельдъегерь с приглашением к царю.

– Пётр Николаевич, разговор у нас будет крайне важный, поэтому постарайтесь ответить мне на все вопросы.

– Непременно, Ваше императорское величество.

– Пётр Николаевич, мы же договорились, что наедине мы говорим запросто, как близкие родичи.

– Прошу прощения, Александр Николаевич, это от волнения.

– Я навёл справки, и действительно нашел Георга Менделя, монаха, аббата, как Вы и говорили. И о наследственности Мендель рассказал моему посланнику много любопытного. Но я хотел спросить: откуда это Вам известно?

К такому разговору я готовился давно, и приготовил немало отговорок на разные случаи.

– Как Вам должно быть известно, химики одной из моих лабораторий, синтезировали новый препарат, стрептоцид. Партия лекарства была передана в Военно-Медицинскую академию, профессору Боткину, который поручил своему помощнику, молодому врачу Василию Ивановичу Иванову, провести испытания. Кстати сказать, лекарство показало себя с лучшей стороны, о чём Василий Иванович неоднократно докладывал мне лично. В разговорах мы касались тем наследственности, и в частности, наследственных болезней, тут и было упомянуто имя Менделя.

Разговоры с Ивановым мы действительно вели, но на вопросы наследственности его натолкнул я. И Менделя упомянул я, а Иванов, которому учение Менделя было неизвестно, чтобы не показаться «немогузнайцем», поднял целый пласт специальной литературы, и досконально изучил вопрос. И стал горячим приверженцем генетики. Так что с этого фланга у меня всё чисто.

– А о викторианском проклятии Вы откуда знаете?

– Вы говорите о гемофилии? Видите ли, Александр Николаевич, я Вам говорил об излишней общительности почти всех секретоносителей. Увы и ах, но почти такая же обстановка и во всей Европе, за исключением Англии: свои секреты они почти научились хранить, но пока недостаточно. Я просто попросил штаб-ротмистра Власьева собрать сведения о носителях гемофилии, и составил простую схему, в центре которой оказалась Ганноверская семья. Отпрыски Виктории разносят эту заразу по всем царствующим дворам Европы, и если не уберечься, то будет занесена и к нам.