Книга алхимика(Роман) - Уильямс Адам. Страница 2

— С русским генералом, который учит меня, как правильно вести пропагандистскую работу? — с издевкой произнес Пинсон. — А вы как думаете?

Секретарь вздохнул и предпринял последнюю попытку поднять настроение шефу.

— Надеюсь, вам удалось повидаться с сыном, господин министр? Вы говорили, что ополчение Рауля вернулось в казармы.

— Нет, времени не было. — Пинсон повернул латунную ручку, распахнул дверь и застыл на месте. — Во имя Пресвятой Богородицы, это еще что такое?

Над его столом на стене висел портрет Сталина.

***

Правильно тот старик в бомбоубежище обозвал его шакалом, так оно и есть. Слишком часто во время заседания кабинета министров он шел на сделку со своей совестью, слишком часто плевал на свои убеждения. Кто он после этого? Шакал и есть. Что он сделал, когда генерал Франко и его хунта военачальников-консерваторов подняла мятеж против Республики? Ничего! Самодовольно сидел сложа руки, как и остальные министры. И что в результате? Не успели они и глазом моргнуть, как потеряли четверть страны. После череды военных неудач он, как и все, проголосовал за альянс с Советским Союзом. Да, он заставил замолчать голос сомнения. Надо было быть прагматиком, реалистом. Подобный альянс представлялся целесообразным, особенно учитывая то отчаянное положение, в котором они оказались. И Пинсон, и его коллеги были потрясены скоростью наступления Франко на Мадрид. А дальше произошло неизбежное. Сперва Сталин досуха выдоил страну, заграбастав все накопленное, а потом коммунисты просочились в армию и в тайную полицию. Теперь с помощью марионеток в Министерстве финансов, вроде Негрина, они вдобавок контролируют и экономику. А как же либеральные ценности, которые так поддерживал Пинсон? Бездушная машина тоталитарного государства планомерно их перемалывала, превращая в труху. А что сделал он, Пинсон? Он хоть раз встал на их защиту? Нет! Ни разу.

А ведь когда-то у него были принципы. Ведь именно ради них он отказался от спокойной жизни в своем поместье. Ему хотелось справедливости и равенства. Для всех. Консерваторы его ненавидели. Ненавидела его и католическая церковь. После того как кардинал побеседовал с диктатором — генералом Примо де Ривера, Пинсона уволили с поста декана факультета медиевистики Университета Саламанки за «еретические» изменения, которые он, Пинсон, внес в учебный план. Студенты возмутились. Их поддержали профсоюзы. Начались волнения и в других университетах. Когда Пинсона восстановили в должности, он стал настоящим героем. Героем-социалистом! И тогда он решил встать на сторону Кортеса.

И сколько всего сумел добиться! В Испании наступила новая эра. Между прочим, не без его помощи и содействия. Новая Испания! Он — министр культуры. Страной управляет первое в истории либеральное правительство — широкая коалиция всех левых партий. Под руководством Пинсона начался блестящий, овеянный славой период национального возрождения. Он водил знакомство со всеми выдающимися художниками, писателями, поэтами и музыкантами своего времени. В круг его друзей входили и Унамуно, и Мануэль де Фалья, и Пабло Пикассо, и Антонио Мачадо, и Фернандо де лос Риос. Он первым из политиков протянул руку помощи юному поэту Гарсиа Лорке и одним чудесным летом отправился с его бродячим театром по глухим уголкам родной страны. Вместе с Лоркой они знакомили рабочих и крестьян с удивительным миром искусства…

И что от всего этого осталось? Ничего.

Лорка пропал без следа. Убит фашистами в родной Гранаде? Возможно. Унамуно переметнулся к Франко и сгинул в позоре и бесчестии после того, как заявил протест против жестокости военных. Другие бежали за границу. Он, Пинсон, остался один и, сам того не замечая, постепенно предал все то, во что верил.

Довольно. Компромиссов больше не будет. Пора высказать наболевшее. Портрет Сталина в кабинете стал последней каплей.

Увы, когда Пинсон добрался до кабинета премьер-министра, старого социалиста Ларго Кабальеро, в правительстве которого он проработал последние два года, оказалось, что того нет на месте. Пинсона отправили в кабинет министра финансов.

Хуан Негрин, холеный повеса, гуляка и ловкач, представлял собой компромиссную фигуру, всегда устраивавшую всех. Всякий раз во время перестановок в правительстве Хуан шел на повышение. Пинсон подозревал, что у Негрина есть до отказа набитый советским золотом сейф в швейцарском банке. Хуан жестом предложил гостю сесть. Стену украшал портрет в золотой раме, с которого на Пинсона злобно смотрел Сталин.

— У меня письмо для премьер-министра, — сухо проговорил Пинсон. — Где он?

— Я полагаю, в Мадриде, — пожал плечами Негрин, — созывает своих старых товарищей по профсоюзной борьбе. Сами знаете, в последнее время дела у него идут не лучшим образом. Вряд ли он вернется в ближайшее время. Может, я могу чем-нибудь помочь?

— Пожалуй, нет, — Пинсон убрал конверт обратно в карман. — Я решил подать в отставку.

— Дружище, но почему?

— Правительства, в котором я согласился работать, больше не существует. И я не намерен поддерживать ползучий переворот, который устраивают коммунисты.

— Вам не кажется, что вы несколько драматизируете? — рассмеялся Негрин. — Русские всего-навсего наши союзники. Они нам нужны, чтобы прорвать блокаду Гитлера и Муссолини. Русские поставляют нам пушки, танки и самолеты. А когда мы поймем, что эти союзники больше не приносят нам пользы, мы от них избавимся.

— То есть вас не смущают банды сталинистов, которые хозяйничают в городах и деревнях старой Кастилии и Арагона, разгоняя коммуны анархистов, — нахмурился Пинсон.

— Нисколько. Во время войны крайне важна политика централизации. Иначе нам не выиграть. Это просто рационально. Это необходимо.

— Только не силой оружия. Сколько наших людей убили за сопротивление этой вашей политике?

Негрин ничего не ответил. Повисло долгое молчание. Наконец собеседники посмотрели друг другу в глаза.

— Возможно вы в курсе, что я вчера ездил в Барселону, — негромко произнес Пинсон.

— Да… Вы встречались с Поповым.

— Вы знаете, что в городе напряженная обстановка?

— Когда было иначе? — пожал плечами Негрин. — В Барселоне вечно так. Просто количество каталонцев не мешало бы сократить.

— Так вот что вы собираетесь сделать!

— В каком смысле? — прищурился Негрин.

— Знаете, что я вчера там увидел? Военный лагерь. Ваши войска, которыми командуют коммунисты, заняли все форты. Каталонским частям и отрядам анархистов, находящимся в городской черте, приказали сдать оружие. Само собой разумеется, они отказались. Я видел, как они вместе с троцкистами проходили маршем по улицам.

— Их не так и много. Они не представляют угрозы, — фыркнул Негрин.

— Сталин с этим не согласится. Он не станет мириться с оппозицией. Любой. Даже в Испании.

— Я вам сто раз говорил, — покачал головой Негрин, — для нас совершенно не имеет значения, с чем там согласится или не согласится Сталин. Наши советские союзники тут на правах советников-консультантов. Правительством руководим мы. Мы определяем политику.

— Поймите, Негрин, Барселона — это пороховая бочка. Кто-то дал добро на провоцирование конфликта. Либо вы, либо кто-то другой.

— Вздор.

— Я отказываюсь участвовать в этих играх. Они ставят под угрозу демократию.

— Вы министр, и сейчас идет война. — Негрин извлек изо рта сигару. — Не забывайте о своем долге защищать Республику.

— Я бы с вами согласился, одна беда — Республики больше нет. Вы и такие, как вы, превратили нас в марионеток, выполняющих приказы иностранной державы.

***

Два дня Пинсон сидел дома, слушал граммофонные записи классической музыки и думал. С наступлением выходных он вызвал машину и отправился на правительственную дачу, располагавшуюся у озера Альбуфера. Он много гулял по берегу, а один раз отправился к Средиземному морю и долго стоял у самой воды, наслаждаясь тем, как набегающие волны прибоя ласкают его босые ноги.