Академия Трёх Сил. Книга вторая (СИ) - Мичи Анна "Anna Michi". Страница 33

А если не он, то кто тогда?

Подслушанный в приёмной ректора разговор смущал меня и пугал. Судя по нему, больше всего на эту роль подходил Ярен.

Но если Ярен и впрямь шпион, то зачем он дал мне такое оружие против себя?

Я вспомнила жест, что он мне показал, сочащийся кровью круг на его груди, и передёрнулась. Несколько дней после того я просыпалась в кошмарах: видела, как случайно складываю руку в тот жест, и Ярен умирает. Я, конечно, понимала, что одного жеста недостаточно, необходим импульс, необходимо, чтобы Ярен был рядом, но спящему сознанию было плевать на логику, и оно раз за разом подсовывало мне посеревшее, покрытое крупными каплями пота лицо, застывшие голубые глаза, обнажённую мускулистую грудь, которой больше не суждено задышать.

Рёв зрителей отвлёк меня от размышлений. Я глянула как раз вовремя, чтобы увидеть блистательную работу Анса и мага из его команды: первый притянул к себе удочкой всех пятерых врагов сразу, а маг в ту же секунду навёл на них чары сна.

Вот это синхронизация. Явно отработано до мелочей. Надо и нам попробовать что-то в таком духе. Вот только я, первокурсница, вряд ли смогу притянуть одновременно всех пятерых.

Тут, прерывая мои размышления, в перегородку застучали - неожиданно сильно, так, что фанерные стены аж затряслись. Я обернулась и с изумлением увидела через щели в перегородке Ласа. Поймав мой взгляд, тот замахал рукой:

 – Сатьяна! Родители здесь! Выходи!

Я подскочила, словно меня окатили ушатом холодной воды. Родители? Здесь?

Они и впрямь были тут. Сидели под навесом, на седьмом ряду: отец, мать – и неожиданно Вейс. Я остановилась, растерянная, не понимая, как себя вести.

Было так странно увидеть их после полугода разлуки. Не то чтобы они сильно изменились: отец и Вейс вообще были совершенно такими, какими я их помнила, мать разве что, кажется, чуть-чуть пополнела, лицо стало круглее и спокойнее.

 – Вот и мы! – громко объявил Лас.

 – Сатьяна! – первым вскочил папа.

Кинулся мне навстречу, но тут же остановился, словно вспомнил о чём-то, наклонился к матери, бережно придержал её за локоть, помогая встать.

И когда она выпрямилась и улыбнулась мне, рассеянно, словно машинально, поглаживая округлившийся животик, я замерла.

По телу прошла дрожь, меня охватило странное ощущение. Непривычное и в то же время удивительно знакомое. Как будто тёплый ветер ерошит макушку, и на кухне остывают бабушкины пироги, и пахнет нагретой солнцем клубникой. И мама берёт меня на колени и рассказывает что-то, и её голос журчит, и я жмурюсь, как довольная кошка.

 – Нигос, мама… папа…

Глаза почему-то стали мокрыми, в носу засвербело. Я шагнула им навстречу, ещё сама толком не понимая, что сказать, как вести себя с ними. Но мне и не пришлось ничего придумывать.

Они сразу поняли, куда устремлён мой взгляд. Папа смущённо заулыбался, мама поймала мою руку и положила себе на живот. Сказала гордо и довольно:

 – Уговорил ведь! Мало ему пятерых детей, ещё одного давай, говорит, на старости лет!

Я засмеялась сквозь слёзы. Какая ещё старость, матери едва за сорок, а обладающие силой стареют позже.

Мамин живот под тонкой тканью платья был неожиданно тугим и твёрдым, как барабан, и от мысли, что внутри спит мой новый братик или сестрёнка, на глаза снова наворачивались глупые слёзы.

Глава 32

Через полчаса мы сидели на террасе одного из кафе на торговой улице академии. Папа оживлённо рассказывал, как мама проедала ему плешь, пока он не согласился отвезти её в Отрай, в академию, какой капризной она стала с началом беременности и как ему приходилось каждое утро мотаться на рынок, чтобы принести матери свежее молоко. Ей, видите ли, во что бы то ли стало требовалось именно свежее и чтобы его приносил именно папа.

Мама вставляла язвительные комментарии, но периодически замирала и будто прислушивалась к тому, что происходит у неё внутри. В такие моменты лицо у неё становилось удивительно спокойным и красивым. Я стеснялась глядеть на неё, но всё равно то и дело ловила себя на том, что смотрю во все глаза.

Интересно, когда она носила меня, у неё было такое же лицо?

 – Ну вот мы и приехали. Пробудем до конца соревнований… или хотя бы до того момента, как ты не вылетишь, – закончил отец.

 – Как же, вылетит она, дождёшься от такой, – с непривычной теплотой сказал Вейс. Он сидел на кресле, вытянув ноги, и рассматривал меня так, будто никогда не видел.

Я тоже обвела глазами родных. Папа, мама, Вейс, Лас… все, кроме мамы, с одинаковыми копнами светлых волос с примесью розовых прядей. Зато у мамы были мои серые глаза. Точнее, у меня мамины. Было странно и удивительно осознавать, что хоть я и вышла из клана, наша связь никуда не делась.

И тут я вспомнила одну очень-очень важную вещь, о которой родители ещё не знали.

 – Пап, мам… – от волнения засосало под ложечкой: как-то они воспримут эту новость? – Хранителя не похитили. Я сама только недавно узнала об этом, но… всё это время он был у меня.

Наградой за смелость стали одновременно отвисающие четыре челюсти.

Потребовалось не меньше получаса, прежде чем родные поверили. Пришлось осторожно, попросив предварительно братьев создать скрывающую завесу, показать меч, рассказать, как я узнала об этом, как научилась работать с ним и маскировать.

И когда ошеломление на лицах моей семьи сменилось ещё полной сомнения, но всё же верой, папа хлопнул меня по плечу:

 – Моя дочь! Говорил тебе, она будет отличным боевиком! – он с торжеством обернулся к матери. – Глянь-ка, аж сам Хранитель признал!

 – А что ты на меня смотришь, я и не сомневалась никогда. Просто все эти ваши мечи, сражения на переднем плане – ну разве это дело для девушки. Это опасно. Естественно, что я беспокоюсь. А так – и вовсе я не удивляюсь, Сатьяна вся в меня.

Я мысленно хмыкнула. Пожалуй, при матери не стоит говорить, что на меня ведётся охота. Особенно сейчас. Потом посоветуюсь с отцом отдельно.

А отец спросил осторожно:

 – Может, в клан вернёшься? Сатьян, возвращайся. Бабушка с дедушкой наказали нам вернуть тебя во что бы то ни стало.

В горле пересохло. Взгляды всех родных сосредоточились на мне, так что я почти физически почувствовала, как важен им мой ответ.

Только я сама не знала, что отвечать.

Да, мне хотелось вернуться – под защиту, под родную крышу, там не страшно, там защитят, обогреют, утешат. И в то же время что-то претило мне так и поступить. Полгода я жила сама себе хозяйкой – сложно уже представить, что нужно подчиняться главе клана. К тому же это сейчас мама размякшая и добрая, а как только я окажусь снова в клане, сразу возьмётся за своё, и прощай мечты о самостоятельности.

Ну и… я должна справиться с этим сама. Вернуться, спрятаться никогда не поздно.

И я, так ничего и не ответив, аккуратно сменила тему.

Я видела, что родные разочаровались, но никто не сказал ни слова упрёка. Вот только последний на сегодня гвоздь в мой гроб ещё не был забит. Буквально минут через десять над ухом раздался знакомый голос:

 – Мечница!

Вздрогнув, я подняла глаза, уже зная, кого увижу. Хагос, надо было упросить братьев оставить скрывающую завесу!

Конечно, рядом с нашим столиком стоял и улыбался во все тридцать два его ар-теранство великолепный Анс Архалла. И, что хуже всего, окинув взглядом сборище, он явно понял, с кем имеет дело. Сразу подал руку моему отцу. Тот растерянно принял. На его лице было написано недоумение.

Анс и бровью не повёл.

 – Рад познакомиться! – сообщил он, крепко тряся отцовскую руку. – Я Анс Архалла. Ухаживаю за вашей дочерью. Замуж зову, но она пока что не соглашается. Не повлияете?

 – Хагос, Анс! – я сунула ему под рёбра – и застыла, пригвождённая к месту выражением лиц родителей.

По-моему, в ушах у них запели небесные девы. Потом у матери в глазах заблестели воображаемые золотые монетки, а у отца, кажется, свитки с секретами самого сильного на западе боевого клана, которые он непременно узнает, если Сантерн породнятся с Архалла.