Испанец (СИ) - Фрес Константин. Страница 32

На смертельную терцию, на игру с мульетой отводилось всего десять минут, и Эду, дразня быка, вконец его вымотал. Устал и сам тореро; Марина видела, как бинты, стягивающие его бедро, медленно пропитываются кровью. Но несмотря на это, Эду продолжал свою схватку с быком; движения его были четкими, тореро был сосредоточен, и казалось, весь мир перестал для него существовать. Был только он и его противник.  Они были чем-то похожи – оба зловещие, грозные, бесстрашные, сильные, - и такие разные: неистовый, горячий, разрушительный хаос и блестящий холодный разум, что помогает его усмирить.

- А вот теперь, - продолжил де Авалос, ничуть не смущаясь, - наступает самая волнующая часть корриды. Смертельный удар. Это тоже проявление мастерства тореро. Хороший тореро убивает милосердно, одним точным ударом в сердце. Не тремя, не четырьмя – одним. Нужно точно попасть. Три способа убить… А! Эду выбрал самый непростой. Recibiendo! Но с этим быком иначе и не могло быть. Он слишком силен и резв. Это бык выбрал. Он сам придет и возьмет свою смерть из рук тореро.

Меж тем Эду действительно готовился нанести удар: он встал неподвижно чуть справа от быка, подняв руку с зажатым в ней эстоком на уровень груди и наставив ее на быка. Мульета, трепеща, как лепесток мака на ветру, почти лежала у его ног, и бык, глядя на застывшего неподвижно человека, упрямо мотнул головой. Несомненно, у него было еще много сил! Темные глаза человека внимательно смотрели на животное, как бы вопрошая, готов ли бык напасть. И тот ответил, еще раз мотнув головой, выставив рога вперед и бросившись из последних сил на тореро.

Все случилось очень быстро, Марина лишь взвизгнула, увидев, как Эду отпрыгнул с пути быка, и над черной бычьей спиной взлетела мульета. Клинок по самую рукоять был воткнут в тело быка, вбит в сердце животного. Эду вонзил его туда, направив удар всем телом, и уйдя от столкновения с быком в самую последнюю секунду.

- Кончено! – прокричал де Авалос, подскочив и оглушительно хлопая в ладоши.

Марина ликуя, последовала его примеру, не жалея горящих ладоней.

Меж тем вокруг быка на мгновение образовалась пустота, и он, еще не осознав, что убит, заметался, выискивая того, кто нанес ему этот горящий огнем удар. Помощники тореро обступали брыкающееся животное, пугая его капоте, не позволяя убежать далеко, и бык снова развернулся к Эду, увидев его черную фигуру на фоне ярких плащей. Он сделал несколько шагов, он почти настиг замешкавшегося Эду, коснулся его черного с золотом костюма рогами, но тут силы изменили ему, и бык упал – сначала на колени, а затем и ткнувшись головой в песок прямо у ног убившего его тореро.

- Дело сделано! – торжественно и зловеще выдохнул де Авалос.

**

Сеньор Педро зашёл в палату к сыну сразу после того, как Эдуард осмотрел врач. 

- Ничего опасного, - сказал доктор. У него были очень спокойные глаза, а значит, не доверять ему причины не было. - Ушиб и рана на бедре. Всё, как обычно. Бывало и хуже. Швы наложили, пациент молодой и сильный, скоро пойдёт на поправку. 

Хуже!

Именно этого сеньор Педро опасался. Как бы не было хуже. А сегодняшний бой показал, что может случиться все, что угодно.-

- Эду, - позвал  де Авалос сына. Тот, кажется, задремал, но при звуках голоса отца открыл глаза и приподнялся на больничной кровати. - Как ты себя чувствуешь?

- Всё хорошо, - мягко ответил Эду. - Доктор сказал, что мне нужно всего лишь отдохнуть.

- Отдохнуть, - эхом произнёс де Авалос вслед за сыном. Он неспешно поставил стул ближе к кровати Эдуардо и уселся, не зная с чего начать разговор.-

- Эду, - очень серьёзно произнёс он, наконец, набравшись смелости. - Давай поговорим серьёзно и откровенно.

- Что за официальный тон? - с шутливым испугом спросил Эду, но отец знаком велел ему замолчать.

- Послушай меня! - настойчивее повторил он. - Я знаю, ты всегда считал меня трусом. Может, и сейчас посчитаешь и будешь думать обо мне с презрением, но мне все равно.  Может, я и сейчас поступаю как трус, но  я должен тебе задать этот вопрос. Точнее... я хотел бы просить тебя остановиться. Всё, достаточно! Ты доказал всем, что храбр, намного храбрее меня, что ты сильнее меня, и сильнее многих, но мне больно смотреть, как каждый раз ты подвергаешь свою жизнь опасности. Я горжусь тобой, я всегда буду тобой гордиться, но Эду...

Эду изумленно молчал.

До этого дня они с отцом никогда не поднимали эту тему, и никогда ещё де Авалос-старший не говорил о том, что его беспокоило, о том, что так болело в глубине его сердца. Никогда ещё он не говорил так прямо и с такой горечью о своём стыде за прошлое, которое оставило раны на его  душе и душе  сына намного более глубокие, чем рога быка на  теле. Сейчас же он отважился назвать вещи своими именами. Сказать то, что жгло и мучило его уже много лет.

- Достаточно уже мести, - голос де Авалоса окреп, тот заговорил увереннее, громче, вы сказав самую свою горькую боль. - Ты отомстил за... мать. Остановись.Ты сделал намного больше, чем я, я признаю это, но больше подвергать свою жизнь опасности просто бессмысленно!

Он замолк, оборвав свою горячую речь, и некоторое время в палате царила тишина.

Эду смотрел в глаза отца с молчаливым удивлением, а тот почти плакал, затронув болезненные воспоминания. И в который раз ощутив себя беспомощным и слабым, не способным что-либо изменить...

- Но отец, - осторожно проговорил Эду, удобнее усевшись в постели. - Я никогда, никогда не считал тебя трусом. Откуда эти мысли?! Кто внушил тебе это?! Кто сказал, что я не уважаю тебя настолько?! И кто сказал, что я делаю это лишь для того, чтобы доказать тебе что-то? В тот день ты спас меня, - Эду прямо смотрел в лицо отца, тайком смахивающего слезы. Слова сына лечили его душевные раны, с каждым вздохом он избавлялся от гнетущего его стыда. - Ты вышел на улицу, чтобы вытащить из-под копыт быков меня - как я могу называть тебя трусом?! Я знаю, что это такое - оказаться с быком так близко. Я знаю страх перед ними. Я борюсь с этим страхом каждый раз. Мне ли не оценить смелости твоего поступка?! И если я мщу, - горячо продолжил Эду, заметив, как дрогнули плечи его отца, как он расплакался, уже не таясь, - то и за тебя тоже. За твою боль. За твою потерю. За твои слезы. Я глубоко уважаю тебя, и глубоко благодарен тебе за то, что жив. Почему ты думал все это время, что я отношусь к тебе с презрением?!

-  Ты не представляешь, - пробормотал де Авалос, - какой камень свалился с моего сердца! Жить с мыслью о том, что тебя презирает собственный сын, невыносимо!

Эду покраснел от еле сдерживаемого гнева.

- Кажется, - прогремел он, - я знаю, кто отправлял твой разум все эти годы! Этой Иоланте следовало бы укоротить язык! Она болтает слишком много, притом о тех вещах, о которых понятия не имеет! Кто дал ей право придумывать и решать, что я чувствую?!  Кто позволил ей объяснять мои поступки так, как ей в голову придет?!

- Не горячись, - мягко произнёс де Авалос. - Иоланта не тот соперник, с которым можно было б воевать тебе. Это всего лишь женщина, а у женщин свои планы на мужчин. И все же, - повторил он. - Подумай о завершении карьеры. Ты отчаянный, я знаю. У тебя горячая кровь, ты настоящий испанец. Но сегодня я кое-что услышал... Я слышал разговор женщин, а они смотрят на жизнь иначе! То, что для тебя доблесть и смелость, для них всего лишь глупая игра мальчишки...

-Кто это так сказал? - насторожился Эду. - Марина?

Подспудно Эду боялся этого. Того, что Марина не поймёт, не оценит, не разделит его увлечения. Но на арене ему казалось, что она довольна. А на самом деле?.. Интересно, что она думает на самом деле?Де Авалос усмехнулся, покачал головой отрицательно.

- Нет, - лаконично ответил он. - твоя Марина держала себя достойно. Сеньора Вероника. Она хотела твоего проигрыша. Хотела наказать тебя, как глупого мальчишку, чтобы ты не рисковал собой так бездумно.

Эду насмешливо фыркнул.

- Я даже знаю почему! - горячо выкрикнул он. - Она даже смотреть не может, когда кому-то другому хорошо! Какое ей дело до нас с Мариной?! Она готова ей голову оторвать! Как будто Марина ее личная рабыня и не имеет права...