Мертвенная бледность (ЛП) - Олсон Иоланда. Страница 2

— Ни о чем, — тихо отвечает он.

Я понимаю, что он пытается обуздать те утерянные эмоции, которые пытаются использовать его в качестве нового сосуда, в качестве шанса на новую жизнь, и я горжусь его стараниями.

Тихонько улыбаюсь, сбрасывая пепел на пол рядом с кроватью. Сегодня я больше не побеспокою его своими разговорами — я уверена, что само мое присутствие достаточно его раздражает. Смотря на меня, он, должно быть, вспоминает о себе, а это само по себе уже достаточно гадко — думаю, в этом мы с ним сходимся.

Ложусь на кровать и смотрю в потолок тем же взглядом, что и он, делая еще одну затяжку из украденной сигареты. Интересно, сколько еще ночей, полных ужаса, нам предстоит пережить, прежде чем я наберусь сил для спасения нас обоих?

Глава 2

Проснувшись, я чувствую рядом какой-то вес. Сначала не совсем понимаю, что это, но открыв глаза, вижу грудную клетку Франки, медленно поднимающуюся и опускающуюся. Я улыбаюсь той невинности, с которой он использует легкие, чтобы дышать воздухом, который не нужен никому из нас для выживания. Я глубоко вдыхаю его запах и спрашиваю себя, чем бы он мог пахнуть. Мне кажется достаточно жестоким то, что Отец не дал нам всех эмоций тех существ, которых в нас вживили, но опять же — не думаю, что Отцу за всю его жизнь довелось узнать, что такое заботливое прикосновение. Я серьезно уверена, что именно поэтому он и создал нас, именно поэтому он и продолжает создавать подобных нам, чтобы, наконец-то, почувствовать любовь, которая его избегает.

— Он должен умереть.

Я едва заметно приподнимаюсь.

Из-за равномерных движений грудной клетки Франки я предположила, что он еще спал, однако он уже проснулся и знал, что мои мысли вернулись к Отцу.

— Знаю, — тихо отвечаю я.

— Прежде, чем он создаст еще больше таких, как мы.

— Я знаю, — повторяю, тихо вздохнув.

— Ты хочешь, чтобы я это сделал?

Я мягко отталкиваюсь от его груди, чтобы сесть, и качаю головой. Он смотрит на меня, улыбается, быстрым движением потянув меня за непослушную прядь, потом его улыбка исчезает, и он переводит взгляд на потолок.

— Я могу, ты же знаешь. Я его больше не боюсь.

Франки кашляет, прочищая горло, и быстро трет шею, потом сцепляет руки в замок на затылке. С ним происходило то же самое — если произносить слишком много слов за раз, внутри начинается легкое жжение.

— Я сказала, что сделаю, — резко отвечаю я.

Франки пододвигается ближе ко мне и что-то бормочет в ответ.

Существует миллиард причин, почему я не хочу, чтобы именно он убивал Отца, но самой главной является то, что Отец знает о страхе Франки перед огнем и обязательно этим воспользуется. Я не смогу жить без Франки, и Отец об этом знает.

— Прости.

— Все хорошо.

Я слегка улыбаюсь и вздыхаю. Похоже, что мой брат снова готов отправиться в земли мыслей и попытаться заявить свои права на них. Надеюсь, у него получится: он пострадал от Отца гораздо больше, чем я, и, несмотря на то, что он находится тут дольше, полагаю, что он заслуживает того, чтобы у него было что-то собственное.

— Они все еще здесь? — я внезапно спрашиваю Франки. Он медленно переводит взгляд на меня, пока я поворачиваю голову из стороны в сторону. Он кивает, и я снова вздыхаю. Когда Отец сделал меня, он использовал слишком много энергии, что, в свою очередь, привело к появлению в моих волосах с обеих сторон белых полосок в виде молнии, символа электрической энергии, использованной для моего оживления.

— Это пройдет, — заверяет меня Франки, так же, как и тысячу раз до того.

Я киваю и ложусь на кровать, поворачиваясь к нему спиной. Я не хочу, чтобы он видел слезы, которые вот-вот прорвутся через барьер и потекут по моему тщательно спроектированному лицу. Он не увидит ни храбрости, ни геройства, и мы не можем себе этого позволить.

— Я больше не позволю ему тебя ранить, — тихо говорит Франки.

Усмехнувшись, я беру его за руку, прижимаю ее к себе, а его тело — к своей спине. Он даже не представляет, как меня успокаивают его слова. Франки дает мне силу и смелость, и я всегда буду его за это любить.

— Знаю.

— Это все, что ты можешь сказать? — дразнит он меня, едва усмехнувшись.

— Сегодня вполне возможно.

Франки делает глубокий вдох и шумно, сдавленно выдыхает, прежде чем спрятать лицо в моих волосах. Я хочу его отчитать за это, потому что если он будет делать это довольно часто, то либо поцарапается, либо срежет кусочки кожи. А это приведет к еще одной долгой и мучительной ночи на столе Отца.

Но я ничего не говорю.

Не могу.

Такие маленькие проявления привязанности — это все, что у нас есть для поддержания рассудка, по крайней мере, сейчас. По-настоящему рассудок восстановится только тогда, когда Отец покинет этот мир.

Франки чувствует, насколько я напряглась, и он снова меняет позу. Я улыбаюсь, когда один из винтиков на его шее касается моего лица. Подобно моим отличительным отметинам на волосах, эти болтики являются его личным напоминанием, что он был создан, как и я. Похоже, что в последнее время его это не очень беспокоит, и я бесконечно благодарна, что теперь он может замечать что-то еще.

Возможно, брат сможет научить меня принимать мои недостатки, как он принял свои.

— Как думаешь, он сегодня придет за кем-то из нас? — спрашивает Франки, быстро откашлявшись.

— Нет. Похоже, он погружен в работу.

Я поднимаю руку и тру шею. Франки кладет руку на мою ладонь на моей шее. Он сплетает свои пальцы с моими и кончиками своих пальцев начинает растирать мою шею, прогоняя боль, которую так хорошо знает. Когда он убирает руку и обнимает меня за талию, я улыбаюсь. Его усталость не прошла — я вижу ее в том, как осторожно Франки двигается. Я поворачиваюсь к нему и прячу лицо в сгибе его шеи, засмеявшись, когда один из его винтиков практически запутывается в моих волосах.

— Прости меня.

— Все в порядке, — тихо отвечает он. И зевает. — Я не против.

— Если я случайно выдерну один из них, тебе не понравится.

— Замолчи.

— Извини.

Франки вздыхает и притягивает меня ближе. Бывают моменты, когда я спрашиваю сама себя, что было бы с нами сейчас, если бы нас оставили гнить в десятках маленьких могил, по которым мы когда-то были разбросаны. Но затем он обнимает меня, прижимает сильнее и нежно ласкает мое лицо или спину, и все эти мысли улетают прочь. Может быть, я не хочу такой жизни, но в тихие мгновения, которые Отец не в силах уничтожить, мы извлекаем все, что в наших силах из того, о чем мы никогда не просили.

— ДА!

Оглушительное эхо голоса Отца разносится по вентиляционным шахтам. Я быстро сажусь. Знаю эту интонацию слишком хорошо — она говорит о триумфе. Последний раз, когда крик Отца был настолько счастливым, был в ту ночь, когда он создал еще одного из нашего числа, и когда я уничтожила его спустя всего лишь несколько часов. Я… Я думаю, что в этот раз я так легко не справляюсь, но должна попробовать.

Ради Франки.

Ради себя. Я обязана попробовать.

Виктор, кого бы ты там ни создал, этот монстр сегодня умрет.

Глава 3

Убедившись, что Франки вновь крепко спит, я выхожу из нашей комнаты. Мне нужно спешить, если я собираюсь выполнить задуманное, иначе мы оба будем в опасности, а я не могу этого допустить.

Я подвергаю опасности собственную жизнь, ведь слышу, что Отец по-прежнему находится в лаборатории… слышу, что он все также пребывает в состоянии безумия. Это подобно насмешке надо мной, когда я слышу его через все вентиляционные люки в доме и лишь надеюсь, что этот шум не разбудит Франки.

Спустившись на первый этаж особняка, мне необходимо лишь протиснуться по узкому коридору в самую глубь, к двери. Он прячет это за книжным шкафом, мол, это такая широко распространенная уловка, ведь никому и никогда в голову не придет искать именно там.