В шкуре зверя (СИ) - Матуш Татьяна. Страница 19

   Йонард осторожно всматривался в ночь, едва приподнимая голову над краем овражка. Когда рядом с ним опустился Дзигоро, он отметил его появление коротким взглядом.

   - "Полночь. Костер на юго-востоке за нами, - он еще раз оглядел в темноте своего щуплого помощника. - Нельзя терять время. Может быть, они все сидят у костра, а может и не все. Надо сбить их со следа. Придется разойтись."

   Говоря это, варвар уже прикидывал в уме, сколько лиг он успеет пройти до рассвета. Он уже почти забыл о своем случайном товарище и невольно вздрогнул. почувствовав на своем плече легкое прикосновение его сухой ладони.

   - Удачи тебе, воин. А на прощание скажу: есть сила более великая, чем мощь мускулов, даже твоих...

   - Что это? - спросил Йонард.

   - Узнаешь со временем, - с едва уловимым превосходством знания улыбнулся Дзигоро и тут же растаял во мраке. Будто и не было его, не сидел он рядом, не говорил загадочных слов, не дышал в ухо... Не улыбался тепло, но отстранено.

   - Точно кошка, - поразился Йонард. - И, похоже, видит в темноте. Что он здесь ищет?

   Но этот вопрос, оставшийся без ответа, не долго тревожил Йонарда. Он направился на юго-запад, к почти не различимой, но все-таки ощущаемой, еще более темной, чем густая чернота ночи, громаде черного хребта. Шаг его был уверен и ровен. Так он мог идти всю ночь напролет и при этом устать не больше, чем хорасанский торговец, одолевший путь от своего дома до лавки на торговой площади. Тысячи глаз многоликого звездного неба молчаливо провожали Йонарда, чуть подрагивая то ли от ветра, то ли от напряжения и тревоги, словно желали предостеречь его от опасности.

   Но человек не понимал их язык.

Глава 4

Над Черной Башней догорали последние лучи заката. В этой обители тьмы ночь наступала необыкновенно быстро, словно спешила на свидание.

   Возле этой башни Йонарду, варвару из Германии, делать было совершенно нечего. Возможно, прав был его случайный знакомый, маленький китаец Дзигоро, в варваре было очень многое от зверя. Сейчас какой-то безошибочный инстинкт, похожий на волчье "верхнее чутье" говорил ему, что нужно уносить ноги, пока еще полыхают за спиной таинственно-прекрасные Врата Заката, и, желательно, лиг за двадцать. Но прощальный крик Керама: "Встретимся у врат", да врожденное упрямство, да неистребимое любопытство тащили его вперед, как на аркане. Это, да еще странное чувство. Йонард мог бы поклясться, что, подходя к Вратам, он отчетливо видел темную фигуру, шагнувшую в розово-золотую дымку и пропавшую в ней. Если это был Керам, значит, грабитель караванов не дождался Йонарда. Должно быть, счел, что Йонард попал в руки Ардашира... или просто не поверил грабителю.

   Он и не верил. До тех пор, пока не увидел своими глазами полыхающие Врата и зловеще-огромную Черную Башню. Но теперь, увидев ее, он тем более не мог отступить.

   Мягким, стелящимся шагом, почти сливаясь с темнотой, Йонард подкрался к самым стенам, выщербленным ветрами, и затаился. На любезное приглашение загадочной красавицы он все-таки положиться поостерегся.

   Жилище египетского колдуна (если он действительно там жил), было погружено во тьму. Йонард долго прислушивался, но его тонкий слух не уловил ни малейшего признака, что в Башне кто-то бодрствует.

   Однако, это еще ни о чем не говорило. Возможно, вход в Башню караулили невидимые спящие ифриты, или еще какая-нибудь магическая пакость, с колдуна станется! Йонард пригнулся, сливаясь со стеной, и медленно двинулся вперед.

   Почему-то Йонарда не отпускало чувство, что все, что он делает хорошо известно египтянину и все его предосторожности здорово веселят колдуна. Вспомнились рассказы, слышанные в Эраке, о магическом серебряном зеркале, которое показывает колдуну все, что тот пожелает видеть, хотя бы это было на краю света.

   Йонард крался, не забывая оглядываться по сторонам и чутко прислушиваться. Все, что он видел и чувствовал вокруг себя, не нравилось ему, и чем дальше он продвигался - тем сильнее не нравилось. Чтобы подбодрить себя он подумал о подвале с сокровищами хотя, в глубине души, считал его выдумкой Керама.

   Деньги, Йонард знал это слишком хорошо, лишними не бывали. Правда, собственная голова германцу тоже совсем не казалась лишней, но голову он крепко надеялся сохранить. Голова ему еще должна была понадобиться. В случайной оговорке случайного приятеля Йонарду послышался отголосок той давней, неразгаданной и от того незабытой тайны. Дьявольская бутыль... Часом, не та ли самая?

   Германец поежился и отогнал непрошеные мысли. Думать надо было раньше. Сейчас следовало действовать. Через некоторое время Йонард заметил то, что вполне могло показаться любезным приглашением - маленькое окошко на высоте, примерно, в три человеческих роста. Оно, конечно, было забрано решеткой, но бывшего Кашмерского вора это не смутило. Видал он такие решетки. И не такие видел. Он аккуратно разобрал скрученную на поясе тонкую, но очень крепкую веревку, продел конец ее в кольцо "железной лапы", огляделся, как следует раскрутил его и бросил. Тихий скрежет железа о камень в этой тишине показался ему оглушительным. Йонард замер, готовый при первом признаке опасности исчезнуть в ночи. Но все было тихо. Йонард несколько раз потянул веревку, потом повис на ней всей своей тяжестью -"железная лапа" вцепилась в решетку мертвой хваткой.

   Замок не отпирался уже, наверное, лет сто. Он порядком заржавел, но все же поддался хотя и не сразу. Управившись с ним Йонард осторожно открыл окно, и с трудом протиснув свое большое тело в узкую бойницу, спрыгнул на каменный пол.

   В комнате было светло.

   В первое мгновение это насторожило Йонарда, он уже решил, что попался, и рука сама потянулась к мечу, но вокруг стояла густая, ничем не нарушенная тишина и Йонард медленно выдохнул, опуская руку. Зеленоватый свет, заливающий комнату, был неярким, но давал возможность отчетливо разглядеть даже малейшие детали. Комната была небольшой, шагов пять в длину и столько же, или чуть больше в ширину. В ней едва помещался узкий топчан, покрытый толстым ковром, маленькая трехлапая жаровня с остывшими углями и низкий столик с ворохом бумаг и свитков. Комната слуги, решил Йонард и повернулся к двери.

   И обмер.

   Он разглядел источник странного света, который так его озадачил. Прямо над дверью был прибит выбеленный временем лошадиный череп и глаза его, пустые, незрячие, холодно тлели колдовским, зеленым пламенем.

   - Танат тебя забери! - невольно вырвалось у Йонарда. Когда германец отошел от первого изумления, он заметил, что в глазницы черепа вставлены два недурных изумруда очень редкой огранки, и именно они изливали из потухших глазниц этот мертвый свет. Когда Йонард сообразил, что череп не живой и видеть его не может, ему стало намного легче.

   Убедившись, что в коридоре тихо, Йонард потянул ручку на себя, и она легко поддалась. Выковырять изумруды из лошадиного черепа ему и в голову не пришло.

   А в коридоре было темно. Но это была не та темнота, к которой со временем привыкают глаза, и она становиться проницаемой. Этот мрак был густым как деготь и казался вязким. Йонард мотнул головой, прогоняя пустые мысли, и осторожно выскользнул в коридор. Однако не тут то было. Египетский маг, если это была, действительно, его работа, оказался не таким уж ослом, как можно было предположить, увидев замки на оконных решетках. И если безопасность слуг заботила его не слишком, то свою собственную он сумел оградить. С первых же шагов Йонард почувствовал, что ему что-то мешает, и чем дальше он углублялся, тем сильнее становилось сопротивление. Германец был не на шутку озадачен. Его не держали, не связывали и тем не менее каждый шаг давался с великим трудом, словно ноги налились свинцом. Через минуту он почувствовал что завяз, завяз окончательно и бесповоротно, завяз в темноте, которая держала его не хуже капкана. Он попытался вытащить нож и вспороть невидимую преграду честной сталью, свободной от всяких магических штучек, но оказалось, что придумать это легче, чем осуществить. Рука завязла на полпути к ножнам, завязла так основательно, что Йонард вспотел от бесплодных усилий. Он был пойман. Пленен. Рассвет застанет его здесь, связанного по рукам и ногам, как гуся на продажу, и он ничего не сможет сделать - беспомощный, как спеленутый младенец. Подходи и руби - он даже не сможет обнажить меч. Йонард зарычал и дернулся... Бесполезно. Колдовская паутина держала его крепче, чем железные цепи.