Вячеслав Тихонов(Тот, который остался!) - Захарчук Михаил. Страница 10
Заметив мою смущенность от неказистости подарка, Нонна Викторовна нестандартно меня подбодрила:
«Вот этот „Пуазон Диор“ обошелся бы мне в три мои месячные пенсии. Так что ты сильно-то не переживай».
Мне натурально захотелось заплакать от сложности чувств, замешенных на досаде. Это ж надо! В Туманном Альбионе Мордюкову полагают актрисой века, но у себя на родине она заслужила пенсию, которой хватит лишь на треть пузырька французского парфюма, пусть и очень шикарного. А на дворе начинался 1992 год, и страна стояла у самого края пропасти.
Познакомились мы с Нонной Викторовной много раньше, где-то в середине семидесятых прошлого века на концерте, посвященном Дню Советской армии и Военно-морского флота, в Кантемировской танковой дивизии. Цветов и подарков солдаты и офицеры надарили любимой актрисе столько, что мне пришлось помочь ей в транспортировке. Мордюкова тогда обитала в знаменитой высотке на Котельнической набережной, сначала с сыном, потом одна. Через несколько лет ей из-за стесненных материальных условий пришлось продать это престижное жилье и перебраться в один из спальных московских районов, в крохотулечную «двушку». Всего актриса меняла свое жилье аж тринадцать раз!
Помогая Мордюковой распихивать по углам нехитрые ее пожитки, я помнится, заметил:
— А ведь миллионы ваших зрителей небось думают, что вы — счастливая и преуспевающая, живете в хоромах, с прислугой?
— Скажешь такое — прислуга. Никто, никогда и ни в чем мне не помогает. Сама всегда стираю, убираю, стряпаю. Не раз слышала за спиной удивленное: «Смотри ты, Мордюкова ходит в овощной!» А кто же за меня туда сходит? Я ведь потрудилась на своем веку не меньше моих героинь. Еще школьницей в поле работала, за скотиной ухаживала, ведра тяжелые таскала. Меньших братьев и сестер нянчила. Потом уже, когда институт окончила, так все равно оставалась старшей, помогала младшим, чем могла, потому что родителей мы лишились очень рано (у актрисы были три сестры и два брата. — М. З.).
А то, что мы понимаем под счастьем, так ведь оно как зарница: полыхнет, захватит полнеба и погаснет. И жди опять годами, когда еще полыхнет.
Конечно, и в моей жизни сверкали зарницы. Я все же не могу жаловаться, что обделена известностью, горячей, искренней любовью зрителей. Кое-что сделала я и для отечественного кино. За свою работу мне не стыдно: ни от одной сыгранной роли не откажусь сегодня.
Печальнее другое. Вот я такая известная и, чего скромничать, где-то даже всенародно любимая актриса, а часто по-бабьи завидую своим коллегам-сверстницам, которые почти не оставили следа в кинематографе, зато сумели в свое время удачно выйти замуж, нарожать детей, вообще наладить семейный быт, чтобы внуки были, дача там, машина, огород. Всего этого мне сейчас очень не хватает. А во второй половине жизни женщина, оказывается, не может о таком не задумываться.
Здесь я по касательной напомню читателю, что у Мордюковой случались поистине эпохальные, высочайшего нравственного и трагического звучания роли, такие как председатель колхоза Саша Потапова в «Простой истории», Клавдия Вавилова в «Комиссаре». Многажды играла она комические и даже гротескные персонажи: купчиху Домну Евстигнеевну Белотелову из «Женитьбы Бальзаминова», управдома Варвару Плющ из «Бриллиантовой руки» или приму театра Раису Сурмилову из классического водевиля «Лев Гурыч Синичкин». Но все-таки львиная доля ее работ, ставших без всякого преувеличения классикой отечественного кинематографа, — это судьбы простых женщин из самых что ни на есть глубин русского этноса. Вспомним сельскую жительницу Марию Коновалову из «Родни», Федосью Угрюмову из «Русского поля» (в этой картине она снялась с сыном Володей. — М. З.), Доню Трубникову из «Председателя». Дальше я назову просто имена и фамилии ее героинь: Стеша Ряшкина, Дуся Ошуркова, Даша Бокова, Мария Иванова. Или даже вовсе без фамилий: Степанида, Наталья, Рыбачка, Тетя Паня, Баба Зина, Кузюрка. Однако человек, хотя бы мало-мальски интересующийся отечественным кино, все равно без труда назовет те фильмы, из которых взяты эти персонажи.
В культовой картине «Добровольцы» фамилии Мордюковой вообще нет даже в титрах. Но когда я скажу читателям, что она там сыграла метростроевку, поющую арию Кармен в забое, многие без труда вспомнят и этот колоритный персонаж.
В 1995–1996 годах Нонна Мордюкова в паре с актрисой Риммой Марковой снялась в нескольких социальных телевизионных роликах под общим названием «Русский проект» на телеканале «ОРТ»: «Дай вам Бог здоровья», «Спаси и сохрани», «Сборка-1», «Сборка-2». В каждом из них она играла бабу, работающую на железнодорожных путях. В те времена мы были, наверное, единственной страной, так заботливо и повсеместно обеспечивающей женщин столь «легким» трудом. Вот Мордюкова и запечатлела это государственное свинство навечно.
Последней ее большой ролью стала мама Полина из фильма «Мама» Дениса Евстигнеева. Она сама говорила, что это не самая удачная ее работа. Наверное, потому, что изначальный посыл картины нелеп. Мать ведет своих детей на верную смерть!
Только в наших воспоминаниях о великой актрисе самое главное вовсе не это, а то, что до самой ее смерти ни один режиссер не снимал больше Нонну Викторовну даже в короткометражках. У нее, к великому сожалению, была такая вот стойкая слава неуживчивой, капризной и привередливой особы.
Отчасти это правда, но далеко не вся. Мордюкова действительно обладала характером сложным, если не сказать вздорным. Но если, несмотря на все ее капризы, прихоти, причуды и выходки, кому-то все же удавалось расположить актрису к себе, как бы войти в ее доверие, то дальнейшее с ней общение уже доставляло одно удовольствие.
Я попробую доказать это, ссылаясь на наши многочисленные беседы. А мои уважаемые читатели пусть сами разберутся, что к чему.
— Нонна Викторовна, что чаще всего вы вспоминаете из своей студенческой жизни?
— То, что есть хотелось круглосуточно. Снилось, бывало, что ты дома, что-то жуешь с жадностью, набираешь каких-то пышек, а просыпаешься — пусто. Видишь только, как спят твои коллеги в одежде, в обуви, сверху накрытые матрацами. Первые послевоенные годы были особенно тяжелыми. Нам выдавали рабочую хлебную карточку. Хлеб весь мы тут же, в магазине, съедали до крошечки. А если повезет, то и наперед брали. Вечно клянчили на раздаче, чтобы хоть на десять дней вперед отоварили хлебцем. Стипендии хватало на четыре-пять дней. Получив деньги в бухгалтерии, тут же бежали на рынок и покупали у частников хлеб. Если кому-то приходила посылка из дому — праздновали все. Вот так, несколько дней попируем, а потом зубы на полку.
— Скажите, как так получается, что при ваших способностях, при таланте бесспорном — в сторону всякую лесть! — приходится с грустью констатировать невостребованность актрисы Мордюковой? Причем ведь и не одна вы оказались в таком незавидном положении. То есть в данном случае мы можем вести речь уже о проблеме отечественной культуры, когда старшее поколение становится не у дел.
— Ну, я не возьму на себя смелость говорить за всю нашу культуру, хотя много и мучительно над этой проблемой размышляла, изустно и печатано выступала. Она и сейчас не дает мне покоя.
Я даже фразу такую родила, чем очень горжусь:
«Искусство — это торжество пола».
Но что касается личной, как ты говоришь, невостребованности, то ее я, по крайней мере для себя самой, объяснить могу.
Мне, к великому сожалению, не посчастливилось полюбить ни талантливого режиссера, ни умного модного сценариста, хотя бы такого, как Витя Мережко. Не создала я семью с человеком, который мог бы мной вдохновиться, как Феллини — Мазиной. Или у нас есть потрясающая в этом смысле пара — Панфилов и Чурикова. Подобный тандем в искусстве — великая, созидающая вещь, при условии, разумеется, что супруги действительно талантливые творцы. В меня же режиссеры по большей части на лету «влюблялись», как, скажем, Никита Михалков. Впился пауком, выпил всю кровь, раскрыл при этом лишь одну грань моих способностей — и до свидания. А представь себе, была бы я молодая, да еще и женой его была бы. Наверное, он рассмотрел бы во мне не только колхозную тетку (в данном случае имелся в виду фильм «Родня». — М. З.).