Закон Противоположности (СИ) - Лятошинский Павел. Страница 34

— Почему не спишь? — спросила Яна, стоя за спиной. От неожиданности я вздрогнул.

— Не спится. А ты?

Она пожала плечами.

— Садись рядом, посмотрим про лосося.

— Про лосося не хочу. Есть что-нибудь интереснее.

— Может и есть, — я протянул ей пульт, — поищи сама.

— Не хочу. Пойду, почитаю, — сказала Яна обиженным тоном. Или мне показалось, но она ушла, а я остался смотреть лосося. Остался я и чувство вины. Трудно, что ли, переключить канал? Нет, не трудно. А почему не сделал? Просто не сделал. Просто устал. Разве это не причина? Я стал раздражительным и слишком нервным, я очень плохой лосось, но вроде бы хороший муж и, надеюсь, самый лучший папа.

Пробуждение было тяжелым. Голова чугунная, как с похмелья, под глазами темные круги, спать бы ещё и спать, но я хотел уехать до того, как проснется Яна. Крадучись на цыпочках, как вор, я покидал свою спальню. Когда случилось, что я перестал быть хозяином своего дома, хозяином своей жизни? Неизвестно. Всё принадлежит ей, не юридически, конечно, а по-настоящему. В ней больше нет того, что когда-то захватило меня. Она уже не следит за собой, как раньше, округлился подбородок и в целом лицо, полнее стали ноги, но всё это мелочи по сравнению с тем, как изменился характер. Взгляд больше не имеет власти, жалость испытываю к ней чаще, чем трепет и неуправляемую страсть, мощнейшим спазмом сжимавшую яички от одной только мысли о ней.

Меня снова ждала парковка автозаправочной станции и непрочитанные, вроде бы как случайно, сообщения со списком продуктов. Снова буду притворяться, что всё хорошо и пойду на любые, самые крайние меры, лишь бы она не нуждалась ни в чем. Нет, не потому, что обещал, не потому, что должен. Сам не знаю почему, по привычке, наверное.

Говорю сам с собой и вспоминаю об этой женщине, как о воплощенной мечте. Яна и была моей мечтой, сбывшейся мечтой о домашнем уюте, супер женщине, при взгляде на которую закипает кровь, мужчины забывают речь, а женщины исходят желчью. Но недостаток любой мечты в том, что её слишком просто отнять — дай вожделенное, и всё, мечты как не бывало. Так она и поступила.

Каждый день я приезжал домой с деньгами. Это было легко, ведь слух о том, что я занялся строительным бизнесом, быстро разнесся по округе и ни один знакомый не отказал мне в займе. Каждый раз я обещал вернуть деньги через пару дней, но, окончив разговор, неизменно отправлял контакт в черный список. Впрочем, можно было и не блокировать бывших друзей, ни один из них не позвонил ни через пару дней, ни позже. Они между собой общались, и вскоре случилось так, что на мои звонки никто не отвечал. Друг познается в беде, кажется, так говорят, вот и дружки мои познались, а ведь не счесть, столько раз я закрывал их счета в ресторанах, кафе и клубах.

Звонить друзьям отца решился не сразу, но все же решился. Тут обычной истории о заказанной в банке наличности недостаточно. Нужен иной, творческий подход. Сочинил историю, о том, что Кире, младшей моей дочке, срочно нужна медицинская помощь. Кто же откажет в спасении умирающего ребенка? — думал я. Отказали все! Они звонили отцу и расспрашивали о здоровье новоявленных внучек. Это тоже была часть плана, ведь отец должен был первым обеспокоиться, а так как в телефоне Яны он заблокирован, то позвонил бы с расспросами мне. Девочки вторую неделю у тёщи, то есть узнать, что происходит на самом деле, он никак не мог. И всё же не позвонил, а друзьям своим рассказал, что сына у него больше нет и, что бы никто не смел мне помогать. Упертый старик, если за что-то возьмется, так не отступит. В его представлении, либо я без денег должен задохнуться и приползти к его ногам за копеечкой, либо Яна от меня безденежного сбежит. Он даже с днем рождения меня не поздравил. Я его и так не отмечал, никогда не отмечаю, и даже ненавижу этот день. С полуночи не покидает чувство, что я кому-то что-то должен. Должен ходить веселым, радоваться новой дате, а я не хочу ходить веселым и повода для радости не нахожу, тем самым порчу другим праздник, хотя у этих других и праздника-то никакого нет. Как бы там ни было, я ждал его или хотя бы его звонка. Напрасно ждал.

— Дайте, пожалуйста, стаканчик американо с корицей. Сахара две ложечки или что у вас там вместо них.

— Сто пять рублей, — сухо ответила кассир на заправке. Я протянул двести рублей одной купюрой.

— А меньше нет? Карточкой можно оплатить.

Это были последние деньги, но ради приличия я заглянул в кошелек.

— Нет, ничего нет.

— А это? — кассир показала пальцем на банковскую карточку, которую я забрал у бабушки и успел забыть.

— А это, а это, это, кстати, отличная идея, — почти вскрикнул я, — спасибо, кофе не надо, я к вам позже заскочу.

— На здоровье, — буркнула женщина за прилавком, — счастливого пути.

«Спасибо, бабуля. Спасибо, что не забыла про внучка, спасибо, моя золотая», — шептал я, как заклинание, всю дорогу к ближайшему банкомату, — «Сколько же ты подарила? Сколько б ни было, за каждую копеечку поклон», — напевал я себе под нос. Вставил карту, ввел пароль, с фотографии банковского письма. Появилась надпись: «Карта успешно активирована. Проверить баланс?» нажимаю кнопку «Ввод», ожидание, на экране указано: «Баланс: тридцать семь тысяч пятьсот рублей». Присвистнул. Снимаю всю сумму, пересчитываю, сую деньги в карман. Банкомат возвращает карточку, которая тут же отправляется в мусорное ведерко.

Сегодня пятница, двадцать восьмое апреля. Впереди майские праздники. Полчаса до полудня, а я уже еду домой. В кармане топорщатся деньги, мне хорошо, я чувствую притяжение, хочу прижаться к жене и утонуть в пышной груди. Прости господи, да я бы изнасиловал её сейчас, сутки с нее бы не слазил. «Спасибо, бабуля, спасибо родная, спасибо и низкий поклон».

— Любимая, я дома, — крикнул с порога. На улице плюс восемнадцать, входная дверь открыта настежь. Ответа не последовало. Я прошел в дом, поднялся на второй этаж, вошел в нашу спальню. Яна сидела на кровати, низко склонив голову.

— Вот ты где, а я тебя ищу, — сказал я, обнял её за плечи и поцеловал в пробор.

— Вова, что это? Почему так много? — Она протянула мне квитанцию за коммунальные услуги. В строке «итого» значилось: двадцать семь тысяч триста сорок шесть рублей.

— Это ещё не много, зимой было больше, — невозмутимо ответил я. Зимой действительно было больше, но все квитанции оплачивал отец, и это не имело особого значения.

— Ты оплатишь?

— Конечно, что за вопрос?

— Вопрос, как вопрос, тебе не напомнишь, ты и не вспомнишь.

— Когда такое было?

— Почти всегда. Я третью неделю прошу купить коврик в туалет.

— Зачем в туалете коврик? Ходите в тапочках.

— Купи тапочки.

— Хорошо, куплю коврик.

— Чего раздражаешься? Что я не так сказала?

— Ничего я не раздражаюсь. Сказал же, квитанцию оплачу, коврик куплю. Что ещё? Давай сразу весь список, что б дважды не ездить.

— Ничего не надо.

— Ты невыносима.

— Пораньше приехал, чтоб настроение испортить?

— То-то ты весёлая сидела, как утопленница, с этими бумажками.

— Нормально я сидела, пока ты не приехал.

— Ну и сиди себе дальше.

— Не вздумай уйти, — сказала она тихо, чуть не плача. — Мне плохо, разве ты не видишь? Что ты за человек такой, Вова? Вова…

Она продолжала что-то говорить, ежесекундно повышая голос, доходя до вопля, но я молча ушел, а дверь сама хлопнула, из-за сквозняка. У меня были весомые причины уйти. Во-первых, не хотел слушать её истерику, а во-вторых, нужно было что-то придумать с коммуналкой.

Второй раз хлопнула дверь. Яна шла следом и выла. Плакать в подушку — мало, нужно именно выть, привлекая к себе внимание, трясти подбородком, держаться за живот и громко выть. Точно, накличет беду. Было бы из-за чего… Действительно, из-за чего скандал? Разве я чем-то её обидел, разве сказал хоть слово поперек? Нет. Так продолжаться не может, я сыт по горло. А она все идет за мной, цепляясь за перила, ударяясь обо все углы и выступы. Ускоряю шаг, бегу, запрыгиваю в машину, она на пороге что-то кричит мне вдогонку, выбежали дети, хватают её за подол, тоже плачут. В машине ничего не слышно. Уезжаю. Вижу в зеркале, как распахнулась калитка, выбежала Настя, схватила камушек, кинула в машину. Камень улетел в сторону, упал в траву. Я резко затормозил, девочка пустилась наутек, с маленькой ноги слетел резиновый тапочек и остался на дороге, громыхнула калитка, и я поехал дальше.