Закон Противоположности (СИ) - Лятошинский Павел. Страница 43

— Можем быстрее ехать?

— Да не переживай ты так, утюги сейчас знаешь какие умные, там термостат стоит, это ж тебе не паяльник…

Я не слушал, озирался по сторонам. Сзади машина, километра два едет за нами, не отстает, не обгоняет. Свернула к магазину. Хорошо. Если Светлана пошла в полицию, то у меня есть час, максимум два, пока они примут заявление, возьмут объяснения, зарегистрируют и т. д. До дома двести метров. Непривычно пусто. В переулке блеснули синие маячки. Опоздал. Ледяной стрелой по венам пронесся страх и застыл в горле комом. Это конец. Меня схватят сразу, как только выйду из машины.

— Далеко ещё? Дорогу подсказывай.

— Далеко, — нерешительно сказал я, — на вокзал.

— Какой вокзал? Ты ж на Лесопарковую говорил? А как же утюг?

— Утюг? Утюг выключит жена, а мне срочно нужно на вокзал.

— Двести сверху.

— Добавлю, не переживай, и триста добавлю, только не останавливайся.

Водитель посмотрел на меня осуждающе и понимающе одновременно. До вокзала мы ехали в тишине. Отдал ему последнюю тысячу рублей, сдачи у него, конечно же, не было, но сейчас я думал только о том, что нужно бежать, бежать не оглядываясь. Позвонить Яне? Нет, звонить опасно. Позвоню, когда ситуация прояснится, а пока только бежать.

Вопрос с деньгами на поезд решился сам собой. Хранить в кармане телефон глупо, если меня и найдут, то по его сигналу. Продал телефон за пятнадцать тысяч в том же магазине, в котором его покупал в день рождения Мирона. Ещё семьдесят тысяч дали в ломбарде за золотую цепочку с крестиком.

Куда бежать? Неважно, главное подальше. На платформу. На первый же поезд.

«Поезд Анапа — Екатеринбург прибывает на третий путь к платформе номер два, нумерация вагонов с головы состава», — трубит рупор. Мощные фары локомотива рассекли туман, поезд сбавил ход, остановился. С грохотом отворились двери, кто-то спешно докуривает, кто-то прощается, кто-то встречает, кто-то передает проводнику посылку. Суета. Девушка — проводник проверяет билеты. Пассажиры проходят в вагон, машут из окон. Она пристально смотрит на меня, смущенно отворачивается, поправляет шапочку. Медлить нельзя.

— Сестренка, — говорю заговорщицким тоном, — такое дело, не успел купить билет, тороплюсь на свадьбу к другу, возьми с собой, заплачу сколько скажешь.

Она и не думает смотреть в мою сторону, будто я предлагаю что-то неприличное.

— Извините, не знаю, как к вам обратиться, но мне нужна помощь, — напираю.

— Без билета, ничем помочь не могу, братишка.

— Перестаньте, по-человечески же прошу…

«Поезд Анапа — Екатеринбург отправляется с третьего пути от платформы номер два, провожающим просьба покинуть вагоны, повторяю…» — рупор смолк, я продолжил.

— Умоляю тебя, ну что стоит, я же денег дам…

— Запрыгивай, — скомандовала проводник, — в тамбуре пока постоишь. Куда едешь-то?

— В Уфу.

— Что-то вещей у тебя маловато. Дел натворил? Не поэтому ли зайцем?

— Ничего я не натворил, всё свое ношу с собой, а там встретят, по сезону оденут.

— Десятка с тебя.

— Билет же пять стоит?

— В кассе пять стоит, а у меня десять. Белье, кипяток и разговоры за жизнь — бонусом. Располагайся, братишка, в Каменской сойдут, через четыре часа, полку тебе организую.

Окна наглухо закрыты. Духота в вагоне и убогий вид попутчиков кажутся чем-то непродолжительным и чужим, чем-то, чего всю жизнь сторонюсь. Пахнет бедностью. У людей, которые едут со мной в плацкарте, особый запах — они воняют смесью зубного абсцесса, пота, мочи и дешевых духов. Через кожу этот миазм пропитал их кровь, и зловоние вырывается наружу с каждым выдохом.

Тепло подействовало расслабляющее, стук колес убаюкал. Моя полка находится в самом невыгодном месте — верхняя боковая, возле туалета. Преимущества места стали очевидны на второй день пути. Замок заедал и только я мог знать наверняка, свободно в туалете или нет. Польза моего положения сошла на нет, когда я стал своего рода диспетчером, и один раз меня даже разбудили ночью с вопросом, не занято ли в туалете.

Пытался спать, если можно назвать сном эти бесконечные кошмарные слайды. То и дело видел Яну в слезах, полицейских, бесцеремонно выворачивающих на пол белье со всех полок и соседей-понятых, злорадно потирающих руки. Вздрагивал, подскакивал, ловил настороженные взгляды попутчиков, отворачивался.

С рассветом стало легче. Здесь ничего не грозит. Никто меня не найдет, я не оставил следов. Да и не такое уж страшное преступление на меня вешают, чтоб с собаками по всей стране искать. Через месяц никто и не вспомнит. Осталось этот месяц как-то продержаться.

Смотреть не на что. Унылые пейзажи за окном сменялись только лицом Светланы, которое, как бы я не старался, не уходило из сознания. Засыпая, думал о Яне, сыне, дочках. На каждой станции порывался сойти, вернуться, но так и не сошел. Струсил? Нет, предпочел кратковременную разлуку позору и тюремному сроку в довесок. Яна не осудит, она поймет, а пока, затеряюсь в бескрайних просторах.

К восьми часам собралась очередь в туалет. Полвагона, как по команде, выстроились цепочкой в узком проходе. Заспанные лица, одно за другим, проходили мимо, смиренно и печально, как на похоронах. От этого сравнения меня передернуло. Не дождетесь, всех переживу. Процессия тянулась минут двадцать, затем серая масса перекочевала к титану за кипятком. Спрыгнул с полки, потянулся, пора умыться и ещё раз всё взвесить.

В туалете коряво написано фломастером: «Кирилл пидор». Надпись появилась недавно. Решил заступиться за Кирилла, вынул торчащий из фанерной обшивки шуруп и исправил «пидор» на «лидер». Пришлось повозиться, но времени у меня достаточно.

После полудня надпись была восстановлена поверх моих царапин. Мысленно перебрал входивших, подозреваемых нет. Отыскал в карманах свой шуруп и нацарапал ниже вопросительный знак. Кто-то сильно рванул ручку двери. Я вздрогнул и бросил шуруп в приоткрытую форточку.

— Хорош наяривать, ты тут не один.

— Занято, — отозвался нетерпеливому, выждал паузу минуты в три, вернулся к своей полке.

На станции «Ртищево-1» зашел немой мужик со стопкой газет. Началась торговля. Купил кроссворды, анекдоты и черный фломастер. Я вооружен и готов обсудить в подробностях поступок Кирилла с неизвестным вандалом, но мой вопрос остался без ответа. Обиженный Кириллом пассажир, видимо, сошел с поезда и унес тайну с собой в Пензу, а может быть в Сызрань. Надпись больше не исправлял, кто знает, может поделом Кириллу, до него дела нет, а своих проблем хватает.

Поезд шел, мое путешествие должно было окончиться завтра днём.

— Твою ж мать, состарюсь в этих поездах, — посетовал бас с нижней полки.

— А я говорил, полетели, — послышалось в ответ, — так нет же, боится он, вот и не мычал бы. Давно на месторождении были бы.

— Куда спешить? Всё равно, смена через неделю начнется. Задницу что ли морозить даром за красивые глаза.

— Это у тебя-то, глаза красивые?

— Мамины глаза, а за мать, на одну ногу наступлю, за другую разорву.

— Кого ты разорвешь?

— Мужики, — неожиданно для себя самого заговорил я с вахтовиками и свесился с полки, чтоб видеть лица собеседников, — дико извиняюсь, а куда путь держите? Не из любопытства спрашиваю, а так, за компанию с вами рвануть.

— Про Южно-Русское месторождение слыхал? — отозвался парень по возрасту не на много старше меня. Бородатый мужчина от этих слов поморщился и бросил басом:

— Кто ж про эту жопу мира не слыхал.

— Нет, никогда не слышал, — живо отозвался я, — а что там?

— Счастливый человек, раз не слышал, — добавил бородач, — Валера, если что, — протянул он руку, — я ответил и представился.

— Коля. — Пожал мне руку второй и добавил, — романтика там, тундра и снега до горизонта.

— В гробу я романтику эту видал, со снегами и тундрой вместе, — не успокаивался Валера, — лично я за деньгами еду.

— А можно с вами?

— Туристическое агентство тебе, что ли? — проворчал старший.