Попаданка. Колхоз - дело добровольное (СИ) - Цветкова Алёна. Страница 36

Плакали мы. Для всех нас родной эта песня оказалась. Как будто бы не гуделка Дайрина ее пела, а мы все вместе кричали. И даже господин Гририх плакал. И строители… они как раз со стройки возвращались.

И в тот самый момент, когда каждый из нас о смерти молить стал, как об избавлении, изменилась песня гуделки. Совсем чуть-чуть, едва заметно. Надежда появилась. Крошечная, маленькая, как искорка на ветру, едва живая. Кажется вздохнешь нечаянно и потухнет. Мы все дыхание затаили, чтоб не погасить. А она медленно больше и больше становилась. И вот уже крошечный язычок пламени колышется. И разгорелась наша искорка. Заполыхала во все небо, из надежды в веру превращаясь. И радовались мы. Смеялись. Руки к солнцу поднимали, небо и весь мир благодаря за счастье. Счастье которое еще будет впереди. За будущее.

Опустила Дайра смычок. Замерла.

А мы так и остались счастьем и верой в будущее наполненные. И если несколько минут назад хоть кто-то сомневался, что все будет хорошо, то сейчас… нет. Сейчас мы за веру свою в огонь бы пошли. Плечом к плечу. Велика сила Дайры.

— Кхм… — первым пришел в себя господин Орбрен, — не ожидал. Дайра, вы кем приходитесь Великому мастеру Эрмеру?

Дайра встала, гуделку свою опустила, вздохнула и ответила тихо:

— Дочь…

— Никогда бы не подумал, что дочери Великих мастеров могут оказаться во вдовьем поселении, — улыбнулся этот негодяйский негодяй.

— Нет, господин Орбрен, — Дайра без тени улыбки смотрела на него, — дочери Великих Мастеров могут выйти замуж за воинов. И остаться вдовами.

— Д-да… вы правы, — господин Орбрен. Он даже как-то растерялся… постоял немного в тишине и ушел. Прочь с площади, где мы расположились со столами праздничными.

А мы все молчали. Никак не могли ничего сказать. А Дайра улыбнулась хитро, села снова на скамеечку и заиграла на гуделке. Да так весело, что остальные быстро мелодию подхватили, а ноги сами в пляс пошли.

А танцы здесь обычные… деревенские. С притопами, да прихлопами. Я такие сто раз видела, когда к бабушке приезжала. И танцевала тоже.

Наплясались мы до упаду. А между плясками песни пели. А я несколько наших спела. Из Хадоа… ну а как же еще, если опять мое «Малла Вильдо из Хадоа» включилось, когда я начала рассказывать откуда я их привезла.

Праздновали мы до позднего вечера. Рыска со своей бригадой коров сходили подоили, да на ночь под навесами устроили. Сайка со своими двумя помощницами из новеньких, ушли сыры варить, мы с моей бригадой сбегали в огород полить кое-где, огурцы, помидоры и все остальное собрать за чем вечером должны были купцы приехать. Глая с птичницами, тоже из новеньких, дежурство по часам в избушке на курьих ножках распределили, чтоб каждой повеселиться довелось.

И только когда ночь чернильная на мир опустилась, разошлись вдовы с площади. Завтра вставать рано. Работать надо. Колхоз наш теперь стал родным всем, даже тем, кого пока в колхоз не взяли.

Я уже сарафан сняла, туфельки свои новые протерла, постель расстелила, как кто-то в дверь поскребся. Тихо так… осторожно…

А я-то уже этим миром избалована, оказывается, даже в мыслях не было, что кто-то может в недобрыми намерениями заявится. Тем более двери-то здесь не открывали никогда. И не стучали обычно… хотя я еще никогда так поздно ни к кому в гости не ходила.

Отрыла я дверь, а на крылечке Нана сидит:

— Малла, прости, что так поздно…

— Ничего, бывает, — ответила. И молчу, жду, что дальше Нана скажет. И она молчит. А мне спать хочется, устала же я. День-то сегодня насыщенный был, — что случилось-то, Нана?

— Малла, — Нана замялась. Было видно, что она что-то очень хочет спросить, но то ли стесняется, то ли боится, — Салина сказала ты отрез Великого мастера купила. Покажи, а?

— Купила, — улыбнулась я, — только давай завтра, а? Устала я сегодня…

И зевнула так, что думала челюсть вывихну.

— Пожалуйста, Малла, — Нана просто взмолилась. Как будто бы увидеть эту тряпку для нее было вопросом жизни и смерти.

— Входи, — вздохнула я. Уж не знаю, чего хочет Нана, но, видимо, это для нее на самом деле важно. Раз уж пришла среди ночи в другой конец поселения. Хорошо я еще лучину загасить не успела, которую с площади принесла. Огниво местное я до сих пор люто ненавижу.

Нана присела за стол, а я отрез достала и ей протянула. И вижу волнуется Нана. Аж трясется. Протянула она руку, но не взяла ткань, а только кончиками пальцев коснулась. Провела… ахнула…

— Папа, — выдохнула…

Кошмар меня подери!

Дочери Великих Мастеров выходят замуж за воинов…

— Нана, — прошептала я, горло перехватило, — Устан твой отец?

Нана, только кивнула, не отрывая взгляд от куска ткани и все так же осторожно касаясь его кончиками пальцев. Я долго не думала. Я, вообще, никогда долго не думаю, но сейчас тем более. Надеюсь, Рыска с Салиной не обидятся…

— Дарю, — протянула я Нане ткань Великого мастера, — держи, Нана.

— Малла, — ахнула она, — но у меня нет столько денег…

— Я сказала дарю, а не продаю, — усмехнулась я, — бери, Нана… я знаю каково это остаться одной. Совсем одной в целом мире.

— Спасибо, — прошептала Нана, и все так же осторожно, очень бережно, положив отрез на руки, будто бы маленького ребенка, мельком взглянув на меня со счастливой улыбкой, медленно вышла из дома и пошла по улице.

А я еще долго стояла на крыльце, глядя как уходит девочка, у которой от семьи остался только кусок ткани. И неважно, что она в своем родном мире, а я в чужом. И я понимала чувства Наны, понимала ее как никто другой…

Только у меня в этом мире нет ничего, что было бы сделано руками моего отца. Или мамы… слезы лились сами. Я не впервые плакала от одиночества, но никогда еще оно не было столь пронзительным.

И мне снова снились ведьмы. Они кружили вокруг меня, заматывая в клубок золотистых нитей. Долго. Очень долго. Аж до третьих петухов. И когда я то ли проснулась, то ли просто открыла глаза, в комнате на столе стояла, забытая ведьмами, кружка со знакомым горьким отваром.

Значит не сон это все?

Весь следующий день я провела в раздумьях. Никогда в жизни столько не думала. И даже не думала, что можно столько думать. Но мысли кружились в голове, не давая покоя. Если бы я хотя бы могла их разделить. Но нет, они кружились единым комом, как белье в стиральной машине. И чем больше я смотрела на них, пытаясь опознать, какая одежда оказалась в стирке, тем сильнее у меня кружилась голова.

В конце-концов, я не выдержала. Мысленно нажала кнопку, прерывая стирку, открыла стиралку и начала вытаскивать вопросы по одному.

Вот так внезапно оказалось, что у нас в колхозе есть дочери Великих мастеров. Пока мы знаем только двух: Дайру и Нану. Но ведь это не значит, что их больше нет? И, вообще, мы как-то упустили этот момент с Дарами. Схватились за то, что на поверхности лежало, а если подумать, то почему колхозу не открыть мастерскую? У нас есть Нана с Даром ткачества, у нас есть Вилина с Даром рукоделия. И у нас есть я, которая пусть и не любит это дело, но училась. А значит смогу показать девочкам что-то новенькое. Да хотя бы, пришло мне в голову, ту же стандартизацию по размерам! И тогда мы сможем одевать весь Гвенар. Ведь здесь до сих пор готовое платье не особенно жалуют.

А Дайра… понятно, почему у нее так плохо с хозяйством. Ей, наверное, руки беречь надо, чтобы играть на гуделке. Да и что говорить, заставлять Дайру в поле работать, все равно что микроскопом гвозди забивать. Но у бабушки в деревне в колхозе был клуб. Ведь колхозники должны не только работать, но и отдыхать. Бурановские бабушки аж на Евровидение ездили. А мы чем хуже? Устроить хор какой-нибудь. Опять же песен я знаю таких, которых в мире этом нет, очень много. Можно их перевести-переделать и петь. И колхозникам польза и Дайра при деле, а там глядишь и приглашать нас начнут. Ну… куда-нибудь.

А еще я ведь помню, как про йогурты думала. И про другие молочные продукты. Кроме того, есть ведь колбаса, тушенка, вяленое мясо, копченое… да чего только еще нет здесь, в Гвенаре! Здесь люди разбалованные тем, что можно мгновенно из одного конца страны в другой переместиться. О запасах и не думает никто. Поэтому и не перерабатывают ничего. Зачем, если можно так все съесть? Вон. Даже овощи мои. Зачем их консервировать, если можно через два часа свежими на стол его величества подать? Еще и курица эта белобрысая сыроедкой оказалась. Была бы нормальная баба, научила бы королевскую кухню борщ готовить, щи… вот, кстати, это ведь тоже можно использовать, чтобы и людям новое показать, и денежек заработать.