Попаданка. Колхоз - дело добровольное (СИ) - Цветкова Алёна. Страница 7
— Спасибо, — я вытерла слезы и повернулась к коменданту, незачем ему видеть, как я реву. — Скажите, а дрова мне где взять? Или чем тут печку топить надо? И воду… набрать бы. Для уборки.
Господин Гририх показал мне, где во дворе дровяник с небольшим запасом дров, где колодец… и если с дровами я худо-бедно справилась, в смысле с доставкой их до дома, то с колодцем вышел полный провал.
Колодец был прямо у меня в огороде, чтобы значит далеко не таскать воду для полива. Добротный такой, каменный и очень глубокий. А вода плескалась где-то далеко-далеко внизу. Доставать ее надо было ведром, привязанным к толстой веревке.
Я-то была уверена, что это просто. Сто раз же по телевизору видела, как воду из колодца достают. Кинули ведро вниз, и достали с водой. Эка невидаль.
Здесь, правда, не было ни журавля, ну палки такой, высокой, ни бревна с ручкой-крутилкой, как по телевизору. Но не думаю, что от этого задача достать ведро воды становится труднее. Сейчас наберу воды, умоюсь хоть. А то что-то кожу стягивало от какой-то сухости.
Но проклятое ведро никак не хотело набирать воду. Оно же деревянное! И нагло и бессовестно плавало в колодце и не тонуло. Я уже и веревку крутила, и туда-сюда ее таскала, и бросала ведро с небольшой и уже с большой высоты… нет… это поганая деревяшка никак не хотела тонуть.
От таких упражнений мне стало жарко. Я сняла пуховичок, накинула его на заборчик, и осталась в джинсах и кофточке. Сделала я это как-то машинально, не подумав. А вот господин Гририх, который хотел проверить какую-то тягу и сам разжигал огонь в печи, вышел на крыльцо, закашлялся и… бегом прибежал ко мне. Я даже не поняла в чем дело, а он уже накидывал на меня пуховик.
— Малла, — возмущенно шипел он, багровый от смущения, — не знаю, какие у вас в Хадоа порядки, но здесь у нас неприлично ходить в исподнем без верхнего платья! Даже во дворе!
А я не нашлась что ответить. Молча натянула пуховик и, вымещая злость на все, что происходит в моей жизни, изо всех сил швырнула проклятое ведро вниз. И оно, наконец-то, утонуло. Вместе с веревкой, которую я забыла закрепить.
Ненавижу новый мир! Ненавижу-у-у!
— Здравствуйте, господин Гририх, — в калитку вошла совсем молодая девчушка. Светленькая, стройненькая, красивая… чем-то на Кристину Асмус похожа… Если ее нарядить в убогое местное платье.
Нет, ну где справедливость? Вон король и герцог прилично одеты. У господина Гририха, несмотря на явную простоту ткани, тоже нормальные брюки, рубашка и камзол, ну, безрукавка. Да, даже младший конюх, мой муженек несостоявшийся, в почти привычной одежде.
А у женщин просто ужасные платья-балахоны. Как мешки с дыркой. Поэтому-то они фартук обязательно повязывают, догадалась я, он хотя бы талию обозначает. Если она, конечно, еще прощупывается. В таком платье пышкам, вроде госпожи Гририх хорошо, а на Асмус оно как штора на палке смотрится.
— Здравствуй, Салина. — ответил дедушка, — вот познакомься, это Малла Вильдо. Она теперь с нами жить будет. Ее его светлость лично привез. Ты уж пригляди за ней. У нее тоже муж, как и твой, по ведомству его светлости проходил.
— Привет, Малла, — тут же среагировала Асмус, тьфу… Салина… как бы не забыть-то… на сало похоже… — Мы с тобой соседи, и я с радостью помогу тебе обустроиться…
— Ну вот и славно, — с облегчением выдохнул господин Гририх, — печь я проверил, все нормально с тягой. Так что я пойду. Вы уж тут теперь сами… Я Витку и Сайку крикнул. Придут. помогут отмыть.
— Спасибо, господин Гририх, — улыбнулась дедушке Салина, — мы справимся, не беспокойтесь. До свидания.
Я молча кивнула, прощаясь. Это они тут весело щебетали, а у меня на сердце камень так и лежал. Огромный и тяжелый. Так домой хотелось, хоть волком вой. Не до разговоров. И даже мысли вон какие-то вялые. Тоскливые.
Господин Грихир ушел, а Салина на меня посмотрела и прыснула от смеха.
— Малла, а ты где так в грязи-то вымазалась? Пока бежали, да? Я тоже как чушка приехала сюда. Давай воду достанем, да умоешься…
— Не могу, — выдавила я, боясь, сказать лишнего. А то опять включится это «Я Малла Вильдо из Хадоа…», — я ведро утопила…
— Ничего, сейчас багор принесу, мигом достанем.
И, правда, через минуту Салина легко достала из колодца ведро полное студеной и невероятно свежей воды. И поставила на каменный бортик.
Ох, как же хорошо! Как в детстве. У бабушки в деревне. Наклонила я ведро и напилась в волю. Зубы от холода ломит, но так вкусно, что не оторваться. Пока в животе не забулькало, так и пила. Что и говорить, наревелась ведь. Да и голодная. С обеда маковой росинки во рту не было. А обед был еще в дома, в своем мире.
А потом потом решила переставить ведро на землю. Схватила, и чуть вместе с ведром и не упала. Салина-то его так легко поднимала. Я думала, оно легкое. А в нем пудов сорок! Не поднять вообще! Я снова попыталась. Теперь уже более медленно, с усилием. А не так, как первый раз с наскока.
И кряхтя от ужасно тяжести, держась за деревянную же дужку двумя руками, спустила треклятое ведро на землю. У меня даже живот заболел. Нехорошо так… как бы не надорваться… а то грыжа какая-нибудь вылезет. А здесь вам не там… медицина, наверное, на уровне кровопускания и клизм. Мамочки! Кошмар меня подери! Куда я попала?! Хочу домой!
В свою поликлинику с обшарпанными стенами, с окнами, из которых страшно дует, с протекающей крышей, с записью на анализы за две недели и на УЗИ за три месяца.
— Малла, — Салина пристально смотрела на меня, — ты что из благородных?
Я растерялась… а что сказать? У нас-то в средние века за нагло присвоенный титул и казнить могли. И, ну правда же, на крестьянку местную я похожа, как арабский скакун не самых чистый кровей на тяжеловоза. В общем, кивнула я. А сама голову в плечи вжала. Показалось, что прямо сейчас меня казнить будут. Небеса разверзнуться и грозный его величество с любовничком своим как заорут хором громогласно: «Так ты, лукавая, презлым заплатила за предобрейшее!»
Но ничего не случилось, только Салина кинулась обнимать.
— Малла! Как же тебе тяжело будет-то! Ты же к такой жизни-то совсем непривычна… но я тебе помогу. Сама почти так же попала. — Я даже вздрогнула. А вдруг Салина, правда, тоже попаданка. Но та поняла мою реакцию по своему, — ну да… я не из благородных, но дочь купца не из последних. Мне тоже не приходилось по хозяйству ничего делать… тяжело было. Да, научили меня девочки всему. А я тебя научу.
Поплакали мы с Салиной. Вдвоем. Она по своей семье, которую потеряла двенадцать лет назад. Я о своей беде. Правда, опять это «Малла из Хадоа» вылетело. Но это только убедило Салину, что она права. И я чуть ли не принцесса Хадоа в изгнании. Я, конечно, отнекивалась. Жить-то мне еще хочется. Но, мне кажется, она не поверила.
Тут Витка с Сайкой пришли. Дородные, почти как гририхова Рапунцель, щекастые. И косы такие же. Длинющие, толстющие… у меня-то волосы до плеч, да совсем не такие густые. Я даже позавидовала немного… ну, сильно позавидовала… хотя может и у меня такие отрастут. Это вам не город в нашем мире. А деревня. Причем самая супер-экологически чистая.
Может поэтому и живут здесь дольше. Салина, например, меня на десяток лет старше, а выглядит на десяток моложе. Подружкам-хохотушкам, в уже почти привычных ужасных платьях-мешках, на фартуках неизменных, под восемьдесят. А господину Гририху в прошлом году сто исполнилось. И он еще полон сил…
Я тоже хочу жить так долго. Но не с моим везением надеяться на чудо. И не с местной медициной…
А башмаки деревянные так смешно стучат по полу в доме… тук-тук… все время кажется, кто-то в дверь стучится.
Девчонки, которым хорошо так за семьдесят, оказались веселые и смешливые. Рот у них, вообще, не закрывался. Пока убирались, я столько всего узнала про обитателей вдовьего поселения… например, что госпожа Гририх мужа своего в ежовых рукавицах держит. Следит за ним, аки коршун. А на него бабоньки-то заглядываются. И помладше самой госпожи Гририх, которая ему в дочери-то годиться. Да что и говорить, мужчин во вдовьем поселении раз-два и обчелся. Одни бабы.