Адвокат - Гришем (Гришэм) Джон. Страница 49

А теперь удар ногой. Пока хватало терпения, я прикладывал к шишке лед, но иногда, просыпаясь среди ночи и ощупывая голову, пугался, что шишка растет.

И все-таки меня переполняло счастье: я уцелел после двухчасового пребывания в аду. Ближайшее будущее перестало внушать ужас, на какое-то время можно было забыть о копах, прячущихся в тени.

Обвинение в краже со взломом не очень располагало к веселью: максимальный срок наказания предусматривал десять лет тюрьмы. Но об этом будет время подумать.

В субботу утром я вышел из дома пораньше, торопясь купить свежую прессу. Ближайшая кофейня, которой заправляла многодетная семья пакистанцев, располагалась в двух кварталах от меня. Устроившись за стойкой, я заказал большую чашку кофе с молоком и раскрыл газету.

Мои друзья в «Дрейк энд Суини» всегда отличались умением планировать свои действия. На второй полосе я увидел собственную фотографию — из рекламного проспекта фирмы, изданного несколько лет назад. Негативы были только у них.

Заметка из четырех столбцов оказалась информативной: фирма поделилась с журналистом почти всем, что знала обо мне. Ни одного личного мнения не было. Поместили ее в газете с единственной целью — унизить меня. Заголовок аж кричал:

ГОРОДСКОЙ АДВОКАТ АРЕСТОВАН

ЗА КРАЖУ СО ВЗЛОМОМ!

Далее следовало описание папки.

Но плевок, по сути, вышел жидким — кучка крючкотворов переругались из-за каких-то бумажек. Кому, кроме меня и моих знакомых, до этого дело? Слишком много вокруг происходит событий гораздо более сенсационных, чем мой проступок. А стыд я, пожалуй, перенесу. Без особых усилий я представил, как Артур с Рафтером в течение долгих часов уточняли план моего ареста, смаковали его последствия. Часы наверняка будут включены в счет, который фирма выставит «Ривер оукс», непосредственно заинтересованной в скорейшем возвращении компрометирующих документов.

Ах, какой скандал! Четыре колонки в субботнем выпуске!

Пончиков с фруктовой начинкой пакистанцы не готовили. Купив вместо них овсяного печенья, я поехал в контору.

Руби спала на крыльце, укрывшись старыми пледами, голова покоилась на огромной холщовой сумке, набитой пожитками. Кашлянув, я разбудил Руби.

— Почему ты спишь здесь?

— Должна же я где-то спать. — Она уставилась на пакет с печеньем.

— А я думал, ты спишь в машине.

— Так оно и есть. Почти всегда.

Спрашивать бездомного, почему он спит здесь, а не там, без толку. Кроме того, Руби голодна. Я отпер дверь, зажег свет и пошел варить кофе. По сложившейся традиции, Руби уселась за столом в большой комнате, похоже, привыкла считать его своим.

Мы пили кофе, грызли печенье и читали газету: одну статью я выбирал для себя, другую — для Руби. Заметку «Дрейк энд Суини» проигнорировал.

— Как ты себя сегодня чувствуешь? — спросил я, когда кофе был выпит.

— Великолепно. А ты?

— Замечательно. И без всякой дозы. Ты тоже можешь этим похвастаться?

Щека у Руби дрогнула, взгляд скользнул вбок. Для правдивого ответа пауза затянулась.

— Да. Могу.

— Не лги, Руби. Я твой друг и адвокат, и я собираюсь помочь тебе вернуться к Терренсу. Но у меня ничего не выйдет, если ты будешь лгать. Теперь посмотри мне в глаза и скажи правду.

Глядя в пол, она прошептала:

— Без дозы я не могу.

— Спасибо, Руби. Почему ты убежала вчера с собрания?

— Я не убегала.

— С одного. А с другого ушла, директриса сказала. — Меган позвонила мне за несколько минут до прихода Гэско.

— Я думала, все кончилось.

У меня не было намерения ввязываться в спор, который нельзя выиграть.

— Ты собираешься сегодня к Наоми?

— Да.

— Хорошо. Я подвезу тебя. Обещай сегодня сходить на оба собрания.

— Обещаю.

— Ты должна приходить на них первой, а уходить последней, ясно?

— Ясно.

— Меган будет следить за тобой.

Согласно кивнув, Руби взяла из пакета печенье. Мы поговорили о Терренсе, о лечении, и у меня возникло ощущение безнадежности. Руби пугала сама мысль прожить двадцать четыре часа без наркотика.

Крэк, подумал я. Вызывающий мгновенное привыкание и дешевый, как грязь.

По дороге к Наоми Руби спросила:

— Тебя забирали копы?

Ну конечно, беспроволочный телеграф, как я и предполагал.

— Недоразумение, — отмахнулся я.

Меган открыла нам дверь и пригласила меня выпить кофе.

Руби прошла в зал на первом этаже, где женщины протяжно пели. Несколько минут мы с Меган послушали их. Будучи единственным мужчиной в Наоми, я чувствовал себя неловко.

На кухне Меган налила кофе, а затем предложила пройтись по дому. Разговаривали мы шепотом: где-то рядом несколько женщин молились.

Кроме зала и кухни, на первом этаже располагались душевые и туалеты. На заднем дворе был разбит небольшой сад, уда любили приходить те, кто испытывал потребность в одиночестве. Второй этаж занимали разные кабинеты, комнаты для приема посетительниц и зал для собраний, предварявших курс анонимного лечения от алкоголизма и наркомании.

Кабинет Меган находился на третьем этаже. Предложив сесть, она бросила мне на колени сегодняшнюю «Вашингтон пост»:

— Ночь выдалась не из приятных, да?

— В общем-то терпимой.

— Что это? — указала Меган пальцем на свой висок.

— Соседу по камере понравились мои кроссовки, и он решил их забрать.

Она опустила ресницы:

— Эти?

— Да. Класс, не правда ли?

— Вы долго там пробыли?

— Пару часиков. А потом вернулся к жизни. Чувствую себя новорожденным.

Меган очаровательно улыбнулась. Наши глаза на мгновение встретились, и я подумал: «Эй, парень, а кольца-то на пальце у нее нет!» Высокая и стройная, с короткими, как у школьницы, темно-каштановыми волосами и огромными карими глазами, Меган была очень привлекательной, и я удивился, почему не заметил этого раньше.

Попался? Уже поднимаясь по лестнице, знал, что вовсе не интерьер меня интересует? Но как я мог пройти мимо таких глаз и улыбки вчера?

Мы рассказали друг другу о себе. Отец Меган, священник и страстный баскетбольный болельщик, жил в Мэриленде. Сама она еще девчонкой решила помогать бедным.

Без всякого голоса свыше.

Я признался, что три недели назад о бедных и не помышлял. Меган поразила история с Мистером и ее воздействие на меня.

Я получил приглашение отобедать — заодно можно будет навестить Руби. Если выглянет солнце, столик накроют в саду.

Адвокаты бродяг — обыкновенные люди, и влюбляются они, как и все, в самых экзотических местах. В приюте для бездомных женщин, например.

После недели, проведенной в самых, мягко говоря, неблагополучных кварталах столицы, после долгих часов общения с бездомными у меня исчезла всякая потребность прятаться за спину Мордехая. Безусловно, он был надежным спасательным кругом, но если хочешь научиться плавать, то нужно бросаться в воду и барахтаться самому.

Я имел список почти тридцати приютов, общественных кухонь и центров помощи бездомным. И список семнадцати выселенных, в число которых входили Девон Харди и Лонти Бертон.

Следующим пунктом была общественная кухня при церкви неподалеку от Университета Галлодета [12]. Если верить карте города, храм располагался совсем рядом с перекрестком, где стоял когда-то тот самый склад. Руководила кухней молодая женщина по имени Глория. Приехав в девять, я застал ее за шинковкой овощей, одну, — добровольцы пока не подошли.

Я представился, и Глория сунула мне в руки нож, попросив помочь с луком. Какой юрист, работающий ради идеи, отказался бы на моем месте?

Мне приходилось заниматься подобным у Долли, сообщил я и, утирая слезы, принялся рассказывать о деле, над которым работаю.

— Делами мы не занимаемся, — бросила Глория. — Мы просто кормим бездомных. Имен при этом не спрашиваем.

Добровольный помощник принес мешок картофеля. Мне было пора. Поблагодарив за лук, Глория взяла копию списка и обещала что-нибудь разузнать.