Дело о пеликанах - Гришем (Гришэм) Джон. Страница 31

Дарби небольшими глотками пила вино и смотрела на него. Мягко звучала музыка, свет был неярким.

— У меня уже шумит в голове, — сказала она.

— Это как раз то, что тебе нужно. Бокал-полтора, и ты готова. Если бы ты была ирландкой, ты могла бы пить всю ночь напролет.

— Мой отец наполовину шотландец.

— Недостаточно.

Каллахан скрестил ноги на кофейном столике и расслабился. Мягко поглаживал ее лодыжки.

— Я могу покрасить твои ногти на ногах. Она ничего не сказала. Он фетишизировал ее ноги и настаивал, чтобы она покрывала ногти ярко-красным лаком как минимум дважды в месяц. Они видели это в “Бул Дэхеме”, и, хотя он не был таким аккуратным и трезвым, как Кевин Кёстнер, близость с ним приносила удовольствие.

— Без пальчиков сегодня? — спросил он.

— Может быть, позже. Ты выглядишь усталым.

— Я отдыхаю, но рядом с тобой чувствую сильное желание, и ты не отделаешься от меня, утверждая, что я выгляжу усталым.

— Выпей еще.

Каллахан выпил и забрался поглубже на диван.

— Итак, мисс Шоу, кто сделал это?

— Профессионалы. Ты разве не читаешь газет?

— Разумеется. Но кто стоит за этими профессионалами?

— Не знаю. После взрывов последней ночью, по единодушному мнению, по-видимому, это дело рук “Подпольной армии”.

— Но ты не уверена.

— Нет. Не было арестов. Я не убеждена.

— И у тебя есть несколько неприметных подозреваемых, не известных всем остальным в стране.

— У меня есть один, но теперь я не уверена. Я провела три дня за наведением справок. Даже систематизировала все по-настоящему, отлично и аккуратно, в своем маленьком компьютере и вывела на распечатку черновой вариант дела. Но теперь отказываюсь от него.

Каллахан посмотрел на нее.

— Ты говоришь мне, что пропустила три дня занятий, избегала меня, работала сутки напролет, изображая из себя Шерлока Холмса, и теперь все отбрасываешь?

— Посмотри вон там, на столе.

— Я не могу поверить. Я дулся в одиночестве целую неделю. Знаю, для этого была причина. Знаю, что мои страдания были на пользу стране, потому что ты пропустишь все через сито и скажешь мне сегодня или, возможно, завтра, кто это сделал.

— Этого нельзя сделать, по крайней мере, законным путем. Нет прототипа, нет обычной ниточки к убийцам. Я почти сожгла компьютеры в юридической школе.

— Ха! Я говорил тебе. Ты забываешь, дорогая, что я гений по конституционному праву, и я знал сразу, что у Розенберга и Дженсена не было ничего общего, кроме черных мантий и угроз смерти. Нацисты, арийцы, ку-клукс-клан, мафия или какая-то другая группа убрала их, потому что Розенберг был Розенбергом, а Дженсен — самой легкопоражаемой мишенью и чем-то вроде препятствия.

— Хорошо, почему ты тогда не позвонишь в ФБР и не поделишься с ними своими мыслями? Я уверена, они сидят у телефона.

— Не сердись. Виноват. Извини меня, пожалуйста.

— Ты глупец, Томас.

— Да, но ты любишь меня, правда?

— Не знаю.

— Мы все еще можем лечь в постель? Ты обещала.

— Посмотрим.

Каллахан поставил бокал на столик и пошел в атаку.

— Послушай, бэби. Я прочитаю твое дело, согласен. А потом мы поговорим о нем. Но прямо сейчас я не могу четко соображать и не смогу продолжать, пока ты не возьмешь меня за слабую и дрожащую руку и не поведешь к постели.

— Забудь о моем маленьком деле.

— Пожалуйста, к черту его, Дарби, пожалуйста. Она обхватила его за шею и пригнула к себе. Их поцелуй был продолжительным и крепким. Пьяный, почти страстный поцелуй.