Дело о пеликанах - Гришем (Гришэм) Джон. Страница 8
В аудитории раздались смешки. Сейчас было безопаснее засмеяться. Сэллинджер знал, что лучше не отвечать правдиво.
— Я не пожелал бы этого никому, — произнес он с некоторым беспокойством.
Каллахан снова стал вышагивать по аудитории.
— Ладно, спасибо, мистер Сэллинджер. Я всегда получаю удовольствие от ваших комментариев. Вы, как обычно, изложили нам точку зрения на законодательство непрофессионала.
Смех усилился. Сэллинджер вспыхнул и сел на место.
Каллахан больше не улыбался.
— Мне хотелось бы поднять эту дискуссию на интеллектуальный уровень, о’кей? Итак, ответьте вы, мисс Шоу. Почему Розенберг симпатизирует Нэшу?
— Вторая поправка предоставляет людям право хранить и носить оружие. Для судьи Розенберга это буквально и абсолютно. Ничто не должно запрещаться. Если Нэш хочет иметь АК-47, или ручную гранату, или реактивный противотанковый гранатомет, штат Нью-Джерси не может принять закон, запрещающий это.
— Вы согласны с ним?
— Нет, и я не одинока. Это решение “восемь-к-одному”. Никто не поддержал его.
— В чем заключается логическое обоснование остальных восьми?
— Это очевидно, на самом деле. Штаты выдвигают причины для запрета торговли и приобретения определенных видов оружия. Интересы штата Нью-Джерси выше прав мистера Нэша, дарованных ему Второй поправкой. Общество не может позволить частным лицам иметь в собственности современные виды оружия.
Каллахан внимательно смотрел на нее. Привлекательные студентки-юристочки редкость в Тьюлане, но если он обнаруживал такую, то сразу же переходил в наступление. В последние восемь лет успех сопутствовал ему. Девушки приходят в юридическую школу свободными и раскрепощенными. Дарби была совсем другой. Он впервые увидел ее в библиотеке во втором семестре первого учебного года, и месяц ушел у него на то, чтобы просто пригласить ее на обед.
— Кто записал мнение большинства? — спросил он ее.
— Раньян.
— Вы согласны с ним?
— Да, это простой случай, действительно.
— Тогда скажите, в чем заключается позиция Розенберга?
— Мне кажется, он ненавидит всех остальных членов суда.
— Значит, он выражает несогласие с мнением других просто ради собственного удовольствия?
— Зачастую, да. Его мнения все чаще не могут считаться оправданными. Возьмите дело Нэша. Для либерала, каким является Розенберг, вопрос контроля за оружием совсем прост. Он должен был записать мнение большинства, и десять лет назад он так и поступил бы. Что касается дела “Фордайс против Орегона”, относящегося к 1977 году, то там он дал интерпретацию Второй поправки в более узком смысле. Его непоследовательность, можно сказать, смущает.
Каллахан уже забыл дело Фордайса.
— Вы полагаете, что судья Розенберг состарился? Как и большинство бойцов, впавших в шок, Сэллинджер как в воду бросился в финальный раунд:
— Он сумасшедший, как черт, и вы знаете это. Вы не можете защищать его взгляды.
— Не всегда, мистер Сэллинджер, но, по крайней мере, он все еще там.
— Его тело там, но разум мертв.
— Он дышит, мистер Сэллинджер.
— Да, дышит с помощью машины. Они должны закачивать ему кислород черев нос.
— Не это главное, мистер Сэллинджер. Он последний из великих судебных деятелей, и он по-прежнему дышит.
— Вы бы лучше позвонили и проверили, — произнес Сэллинджер, когда преподаватель умолк.
Он сказал достаточно. Нет, он сказал слишком много. И опустил голову, когда профессор уставился на него. Он рухнул на свое место рядом с лежащей там тетрадью, сам пораженный, зачем он все это сказал.
Каллахан заставил его опустить глаза, затем снова зашагал по аудитории. Все было действительно как после тяжелого похмелья.