Победа для Гладиатора (СИ) - Лабрус Елена. Страница 12
- Приеду, - легко соглашаюсь, пялясь на испачканную простынь. - А то ты там, небось, совсем в медведя превратился в своём загородном доме, среди леса дремучего.
Игорь Ефремович смеётся, довольно крякая:
- Много ты понимаешь, дитя выхлопных газов и синтетической еды. Свежий воздух, живой огонь в камине, белки шастают, как домашние кошки. Жду тогда тебя, на пельмени. Новый год всё же - семейный праздник!
Он отключается, я слушаю короткие гудки, не в силах стряхнуть с себя воспоминания. Я был женат на Светлане - его избалованной дочке. Порывистой и необузданной. Больной на всю голову наркоманке.
Это был брак по расчёту. Сделка, заключённая между мной и её отцом - Демьяновым Игорем Ефремовичем. Это был брак-пропасть. Брак-провал. Брак ярких вспышек, сильных страстей, невыносимой муки.
Я любил её вопреки. Может, тому виной была её бесконечная жажда. Она не умела жить наполовину - всегда только на разрыв, на самых высоких нотах, когда срываются тормоза. Ни тогда, ни сейчас не желаю анализировать наш неправильный и такой короткий брак.
Светы больше нет. Но, видит Бог, я сделал всё, чтобы она была. Жила. Улыбалась. Она стала моей второй ошибкой, но я об этом не жалел. Ни тогда, ни сейчас.
Мы до сих пор в хороших отношениях с Ефремычем - её отцом. Дружим, общаемся, ведём общие дела. Он цепок, могуч и изворотлив. Знает толк в бизнесе и умеет извлекать выгоду даже из воздуха.
Но единственная дочь, умершая так рано, - не то, что делает его сильнее. Общие воспоминания помогают Ефремовичу чувствовать себя живым, а мне - не забывать, что где-то там, очень глубоко, у Алекса Берга всё же есть сердце.
Телефон звонит в очередной раз. Машинально смотрю на экран. Это опять не Вика, это — женщина, которую я сейчас не хочу слышать. Но всё же нажимаю на зелёную кнопку, принимая вызов.
— С наступившим тебя, Надь, — говорю вежливо, но отстранённо. Надежда — директор всей сети «Идиллия». Мой деловой партнёр. Лучшая подруга моей покойной жены. Человек, с которым я иду бок о бок по жизни не один год.
— С Новым годом, Александр! С новым счастьем!
Невольно кривлюсь. Хорошо, что она не может видеть моей гримасы. Всегда морщусь, услышав это официально-пафосное «Александр». Только она из всего окружения зовёт меня так. Только ей, пожалуй, я позволяю это.
— Приедешь?
И всегда напрягаюсь, услышав в её голосе эти заискивающие нотки. Сжимаю челюсти до боли в висках. Знал, что спросит. Подавляю порыв послать её подальше.
— Нет, но могу взять тебя с собой к Ефремовичу. Пригласил в гости. Поедешь?
Слышу её рваный выдох, словно она затаивала дыхание, ожидая моего ответа.
— Отличная идея! — тараторит бодро, соглашается сразу, без раздумий, словно боится, что я передумаю.
Понимаю: это совсем не то, чего она на самом деле ждёт, но, думаю, это хороший компромисс.
— Я заеду, — называю время
Она первой нажимает «отбой», и я чувствую, как внутри развязывается узел. Да, я трахаю директора своих магазинов. Не помню как, не могу сказать, когда это случилось впервые, но то, что даже не в первый год после смерти жены, — знаю точно.
Я долго приходил в себя. Она всё время была рядом. Поддерживала и утешала. Подставляла плечо и подбадривала. А потом всё как-то случилось само по себе. Только ни во что в итоге для меня не вылилось.
Надя осталась просто другом, нитью, связывающей меня с прошлым. И настоящим спасением, твёрдо держащим на плаву этот непростой для меня бизнес жены. Умная, красивая, талантливая. Профессионал, с которым приятно иметь дело, но не более того.
Я никогда не считал её своей женщиной. Ценил, уважал, но никогда не любил. Я даже не сразу разглядел её интерес к себе. Да и сейчас, хоть и вижу, усиленно делаю вид, что не замечаю. Снисхожу, потому и не рву эти тупиковые отношения. Изредка потрахиваю в перерывах между своими подружками, скорее из спортивного интереса, чтобы конь не застаивался, — без вариантов с моей стороны.
Полагаю, и я у неё не единственный. И каждый раз жду, что она больше меня не пригласит. В тридцать с небольшим женщине всё же пора бы задуматься о настоящей семье. И каждый раз морщусь и бешусь, когда она говорит этим просящим тоном. Бывает, соглашаюсь, но чаще пытаюсь избежать встреч. Непросто вычеркнуть её из своей жизни. Она не чужой человек, и я сам виноват, что позволил ей подойти ко мне ближе, чем нужно. Поэтому терплю.
Жду, что однажды она поймёт: я не тот, кто ей нужен. И однажды какая-то из наших встреч окажется последней. Может быть, эта?..
15. Виктория
В машине тепло. Кажется, водитель даже добавил температуру, правильно оценив состояние моих замёрзших, как куриные окорочка, ног.
Он, к счастью, не разговорчив. Только переключает радио, из которого, не умолкая, доносятся новогодние поздравления и зажигательные праздничные песни. А мне не даёт покоя его странная фраза: «не каждый день... девушки сами». И мучает вопрос: зачем я села на переднее сиденье?
Ладно, села, скажем, подсознательно, поближе к «печке». Но «сама»? Что, блин, значит «сама»?
Поглядываю на парня с подозрением. И немного с любопытством. Тонкий профиль, аристократический, породистый. Моя бабушка про таких говорила: «А девкой был бы краше». Стрижка - словно он с утра из парикмахерской: аккуратно выбрит затылок, густые русые волосы прямыми прядями лежат набок, чёлка прикрывает с одной стороны лоб. Не с моей стороны - я вижу его благородную покатость. Вижу и тонкие длинные пальцы, уверенно сжимающие руль. Вижу ухоженную щетину и торчащий из выреза пуловера жёсткий ворот белой рубашки.
Слишком белой. Я нервно оглядываюсь: чистейшие чёрно-белые чехлы на сиденьях. И пахнет в салоне жевательной резинкой и новизной. Это точно такси?
И оно поворачивает не в сторону моего района, а совсем в противоположную.
- Куда мы едем? - я же спросила спокойно, правда? Невозмутимо? Равнодушно? Я же смогла? Хотя в мозгу пожарной сиреной взвывает: «Ма-а-а-ма! Спасите меня!»
- Заскочим по дороге в одно место, - отвечает он. Вот его голос точно не дрожит, как... как у настоящего маньяка. Моё сердце обречённо падает вниз. И как удобно: я даже без трусов. Проклятье!
- Вы же не такси, да?
- Нет, - улыбается он. Хорошо так улыбается, как раз как всякие больные извращенцы. - Но я доставлю вас на Алеутскую, не переживайте. Только немного попозже.
- Не переживать? Попозже? А ну-ка остановите немедленно машину! - я настроена очень решительно.
- Девушка, вы не поздновато разнервничались? Да и куда вы в таком виде? - ещё более радушно улыбается эта маньячина.
- Нервничать никогда не поздно, - хватаюсь я за ручку двери, которая тут же защёлкивается блокировкой.
- Не хочу, чтобы вы зря покалечились, - отвечает он на мой испуганный взгляд. - Меня, кстати, Стас зовут. А вас?
- Машину остановите. Меня тошнит, - прижимаю я руки ко рту как можно театральнее. Чего только не выдаст в критической ситуации мозг. Не худшее решение, как оказалось, - опасность изгваздать его стерильный салон.
- Сейчас, сейчас, - бросает он на меня тревожный взгляд. Автомобиль тормозит, выворачивает на обочину.
Парень первый выскакивает на улицу, открывает мне дверь. И тут передо мной встаёт неразрешимая дилемма: поставить свои единственные приличные туфли в серую кашу из грязи, снега и реагента или...
Поднимаю взгляд с его уже утонувших в этой чаче ботинок на встревоженное лицо. Какой-то он пугливый, этот маньяк.
- Кажется отпустило, - бровки домиком умоляюще.
Он обречённо вздыхает, захлопывает дверь. Достаёт, как цапля, свои длинные ноги из этой грязи, сокрушённо рассматривает промокшие брюки. Стройный, высокий, изящный, как танцор. Нет, точно не Джек Потрошитель.
- Откуда вы только свалились на мою голову? - плюхается он на сиденье. - Надо было сразу вас выставить. Но раз уж взялся, чёрт с вами, довезу до дома.