Покрашенный дом - Гришем (Гришэм) Джон. Страница 34

– Мать, тут твоя помощь нужна, - позвал он, и Бабка поспешила из кухни наружу. Все остальные последовали за ней.

Ковбой был без рубашки; левая сторона его груди вся опухла и выглядела просто ужасно. Он едва мог поднять левую руку, а когда Бабка заставила его это сделать, скривился от боли. Мне было его очень жалко. На груди у него была небольшая ранка, в том месте, где в него попал бейсбольный мяч.

– Рубец останется, - пробормотала бабка.

Мама принесла миску с водой и чистую тряпку. Через пару минут Паппи и отцу все это наскучило, и они ушли. Уверен, теперь их волновал вопрос, как отразится ранение одного из мексиканцев на их производительности.

Бабка была просто счастлива, играя роль врача, так что Ковбой получил лечение по полной программе. После того как ранка была перевязана, она заставила его лечь на пол на задней веранде, подсунув ему под голову подушку с нашего дивана.

– Он должен лежать неподвижно, - сказала она Мигелю. А потом спросила самого Ковбоя: - Болит сильно?

– Не очень, - ответил тот. Мы удивились, что он понимает по-английски.

– А не дать ли ему болеутоляющего? - задумчиво сказала она, обращаясь к маме.

Болеутоляющие средства Бабки были похуже любого перелома. Я в ужасе посмотрел на Ковбоя. Он прекрасно меня понял и сказал:

– Нет, никаких лекарств.

Тогда она принесла из кухни лед, завернула его в кусок джутовой ткани и осторожно положила на его вспухшую грудь.

– Придерживай его тут, - сказала она, кладя его левую руку на сверток. Когда он почувствовал прикосновение льда, все его тело напряглось, но он тут же расслабился, как только лед снял боль. Через несколько минут по груди его уже побежала талая вода, стекая на пол. Он закрыл глаза и перевел дыхание.

– Спасибо, - сказал Мигель.

– Gracias, - сказал я, и Мигель улыбнулся мне.

Мы оставили их на задней веранде, а сами собрались на передней, чтобы выпить чаю со льдом.

– У него ребра сломаны, - сказала Бабка Паппи, который сидел в качалке, переваривая ужин. Он явно не хотел ей отвечать, но через несколько секунд крякнул и произнес:

– Скверно.

– Ему надо к врачу.

– Да зачем ему врач?

– Может, у него внутреннее кровотечение.

– А может, и нет.

– Это может быть опасно.

– Если б у него внутри шла кровь, он бы уже умер, не так ли?

– Точно, умер бы, - подтвердил отец.

Тут в наши дела вмешались два важных фактора. Первый - наши мужчины страшно боялись того, что врачу надо платить. Второй, ничуть не менее важный, - оба они были на фронте и участвовали в боях. Они не раз видели оторванные части тел, изуродованные трупы, солдат, лишившихся руки или ноги, так что на мелкие травмы им было плевать. Обычные порезы или переломы для них были просто частью жизни, и их вполне можно перетерпеть и пережить.

Бабка понимала, что переубедить его не удастся.

– Если он умрет, то по твоей вине, - заявила она.

– Да не умрет он, Рут, - сказал Паппи. - А даже если и умрет, это не наша вина. Это ж Хэнк ему ребра сломал.

Мама ушла внутрь дома. Она опять плохо себя чувствовала, и я уже начал за нее беспокоиться. Разговор перешел на хлопок, и я ушел с веранды.

Я пробрался на задний двор, где сидел Мигель, недалеко от лежащего Ковбоя. Оба они как будто спали. Тогда я проскользнул в дом и пошел посмотреть, как там мама. Она лежала на кровати с открытыми глазами.

– Ты как, мам? - спросил я.

– Ничего, Люк. Не волнуйся.

Она бы в любом случае так ответила, независимо от того, как на самом деле себя чувствует. Я немного постоял рядом, опершись край постели, а когда уже готов был уйти, спросил еще раз:

– Ты уверена, что у тебя все в порядке?

Она потрепала меня по руке и ответила:

– Все у меня в порядке, Люк.

Я пошел в комнату Рики, чтобы взять бейсбольный мяч и перчатку. Когда я тихонько выбрался из кухни, Мигеля на задней веранде уже не было. Ковбой сидел на пороге веранды, свесив ноги вниз и прижимая левой рукой к груди лед. Он все еще пугал меня своим видом, но в его нынешнем состоянии вряд ли он смог бы причинить мне вред.

Я с трудом сглотнул, потом протянул ему мяч, тот самый, что сломал ему ребра, и спросил:

– Как ты делаешь такую крученую подачу?

Недоброе выражение на его лице немного сгладилось, он даже почти улыбнулся.

– Встань вон там, - сказал он, указывая на траву рядом с верандой. Я спрыгнул вниз и встал рядом с его коленями.

Ковбой взял мяч, причем его указательный и средний палец легли точно на шов.

– Держишь вот так, - сказал он. Тому же учил меня и Паппи. - А потом резко поворачиваешь, - продолжал он, поворачивая кисть так, что в момент броска его пальцы оказались внизу, под мячом. Ничего нового. Я взял мяч и проделал все, как он учил.

Он наблюдал за мной, не говоря ни слова. Намек на улыбку с его лица уже исчез, и мне показалось, что ему очень больно.

– Спасибо, - сказал я. Он едва кивнул в ответ.

Тут мой взгляд наткнулся на кончик его выкидного ножа, который торчал из переднего кармана его рабочих штанов. Я ничего не мог с собой поделать - стоял и пялился на него. Потом поднял глаза на Ковбоя, а потом мы оба одновременно посмотрели на его оружие. Он медленно вытащил нож из кармана. Ручка ножа была темно-зеленая и гладкая, с резьбой. Он подержал нож передо мной, чтобы я его хорошенько рассмотрел, потом нажал на кнопку, и лезвие выскочило наружу. При этом оно щелкнуло, и я отпрянул.

– Ты где такой достал? - спросил я. Дурацкий вопрос, конечно. Он не ответил. - Еще раз так сделай, - попросил я.

Молниеносным движением он прижал нож к ноге, убирая лезвие обратно в ручку, а потом взмахнул ножом у меня прямо перед носом, нажав на кнопку и выкинув лезвие.

– А мне можно? - спросил я.

Он отрицательно мотнул головой.

– Ты кого-нибудь им уже порезал?

Он притянул нож к себе и, бросив на меня гнусный взгляд, ответил:

– Многих.

С меня было вполне достаточно. Я отошел назад, а потом рысью убрался за силосную яму, где я мог побыть в одиночестве. Целый час я бросал себе мячи и ловил их, надеясь, что Тэлли снова отправится на речку и будет проходить мимо.

Глава 14

Рано утром в понедельник мы в полном молчании собрались возле трактора. Больше всего мне хотелось проскользнуть обратно в комнату Рики, залезть в постель и заснуть на несколько дней. И чтобы никакого хлопка, никакого Хэнка Спруила, ничего, что так портит жизнь. «Зато мы зимой можем отдыхать», - любила повторять Бабка, и это было действительно так. Когда урожай хлопка собран и поля вспаханы, наша маленькая ферма на все холодные месяцы впадает в спячку. Но в середине сентября холода еще остаются далекой мечтой.

Паппи, мистер Спруил и Мигель собрались возле трактора и о чем-то разговаривали, а остальные пытались прислушиваться. Мексиканцы, сбившись тесной группой, ожидали неподалеку. Был разработан план, согласно которому они начнут собирать хлопок возле амбара, чтобы добираться до поля пешком. Мы, арканзасцы, будем работать немного дальше, а прицеп для хлопка будет служить разделительной линией между обеими группами. Надо было держать дистанцию между Хэнком и Ковбоем, иначе произойдет еще одно убийство.

– Мне больше не нужны неприятности, - услышал я слова Паппи. Все понимали, что выкидной нож у Ковбоя всегда в кармане, и сомневались, что у Хэнка, каким бы тупицей он ни был, хватит дурости снова полезть в драку с ним. За завтраком в то утро Паппи высказал предположение, что Ковбой не единственный среди мексиканцев, у кого есть нож. Одно неудачное слово со стороны Хэнка - и вокруг будут сверкать сплошные выкидные ножи. Это мнение разделял и мистер Спруил, который убеждал Паппи, что никаких неприятностей больше не будет. Но к тому времени уже никто не верил, что мистер Спруил - или кто угодно другой - может контролировать поведение Хэнка.

Прошлой ночью шел дождь, но на полях не осталось и следа от него; хлопок стоял сухой, почва пылила. Но Паппи и отец видели в этом дожде предзнаменование грядущих неизбежных наводнений, и теперь выглядели крайне озабоченными, что передавалось, как заразная болезнь.