Чумной Пир (СИ) - Роа Виктория. Страница 27

***

Он был мертв. Застывшее выражение ужаса и чисто-женского страха в глаза Виталика выглядело не так достойно, как я хотела бы. За все то время, которое эти ублюдки измывались над моей матерью, я должна была отрезать их члены и запихать им в глотки, чтобы просто наблюдать, как они будут задыхаться, но Лютеция сказала, что я «Милосердна» и что Иисус это ценит. Пустив всего две пули Виталику в лоб, я заставила его молча упасть на пол забрызгав роскошный кафель яркой кровью. Я слышу, как за дверью ходят бандиты, да только по хладнокровию Лютеции я понимаю, что страх удел слабых и, если ты взяла в руки оружие — бейся до последнего. Здесь ты загнанный в угол раненый хищник, что должен не обороняться, а нападать.

— Хватит, — Лютеция достала тонкую сигарету и затянулась, проверяя патроны в револьвере, она резко прокрутила барабан и выдохнула в сторону дым. — ублюдки, теперь моя очередь играть. — сестра вытерла кровь с моего лица рукавом своей белой рубашки, что давно окропилась горохом крови и крепко обняла меня. — я не боюсь змей и шакалов, и ты ничего не бойся. Пока я у тебя есть, то ничего не бойся.

Одно я знаю точно…Кеши здесь нет, но зато был мой брат и его выродки, которые пытались дважды сжечь меня, и наполнили изнутри своей спермой мою мать, и кажется, решили, что я должна сдаться и умереть. Лютеция помогла нам с мамой пробраться сквозь террариумы-лабиринты в подвале, мы столкнулись с одним из бандитов, но только стоило сестре резко подставить дуло револьвера к его виску, как я тут же вынула из-за его ремня пистоле и выстрелила в него. Путь был свободен. Я накинула рубашку этого парня на измученное тело мамы. Дверь подвала оказалась запертой, и тогда Лютеция выломала тяжелой замок лопатой. Он с грохотом упал на пол, и мы услышали за дверью рычание «Сюда! Они здесь!». Спрятав маму за небольшие коробки, я взяла вторую лопату и засунув за лямку трусов пистоле, я встала за дверью. Двое мужчин держа в руках ножи смотрели по сторонам и искали взглядом нас. Мы с сестрой не стали ждать, как они нас обнаружат. Резко размахнувшись я врезала одному из них по голове, а второго вырубила Лютеция.

***

*5 часов спустя

Сколько прошло времени и почему мне так тепло? Я не могу открыть глаз. Резкий солнечный свет бьет мне по глазам, и я словно ослепленная его лучами зажмуриваюсь в воспоминаниях, как это здорово, как беззаботно пускать солнечных зайчиков, что так ловко ловит любимая кошка. Вокруг слышу знакомые голоса, звук, сигнал аппарата, который настойчиво показывает и доказывает всем, что мое сердце еще бьется. Что-то тяжёлое на моих руках, и я не чувствую ног. Страх. Отчётливо почувствовав, как мою ладонь нежно обвила чья-то рука я все же открыла глаза и увидела Лютецию. Сестра сжимала своими тонкими ладонями мою кисть и слезы стекали по ее влажным щекам. Я хотела подняться на локоть, но издав страшный, пронизывающий стон боли от которого ее внимание вновь вернулось ко мне, увидела нескрываемую радость.

— Майя. — прошептала сестра. — ты очнулась. Боже, я так волновалась.

— Где…кхм. черт, как больно. Где я? — спросила шепотом я.

— Ты в больнице. — ответила Лютеция.

— Где мама? — прошептала я.

Я была в шоке. Честно говоря, именно в этот момент я ощутила настоящее предательство. Мама…да, она пришла в себя, но только…только после просто исчезла вновь, словно все то, на что пошла я было для нее ничем. Тот риск, которому я подставила себя — обесценился. Мой мозг был настолько уставший, что последующие три месяца проведенные мною в больнице были словно процесс моего взросления, восстановления. Лютеция приходила каждый день, а с ней и Беркут. Вадим проявлял ко мне настоящую «отцовскую» заботу, и все спрашивал «может чего-то хочешь? Может чего-нибудь еще привезти?». Я говорила, что хочу только чая с лимоном. Да, за три месяца я сильно похудела, а после поджогов мои волосы не справлялись с восстановлением. Пришлось отстричь их до короткой, мужской стрижки. Как-то днем, когда меня уже выписали домой, я смотрела телевизор и услышала новость о кровавой бойне в доме, где из меня пытались выбить душу. Тут раздался звонок в дверь. Я никого не ждала, да и к тому же, кого черт принес? Я открыла дверь и замерла в ужасе. На пороге стоял Кеша. Он протянул свою ладонь и коснулся моей щеки. Ласково, словно ожидая, что я подставлюсь, словно нежная кошка.

— Потрепали они тебя. — с улыбкой произнес Кеша.

— Что тебе нужно? — без всяких эмоций спросила я.

— Это часом не от твоей матери? — спросил Кеша вынимая из кармана кожаной куртки небольшой прозрачный пакет с отрубленным пальцем на котором изящно сидело рубиновое кольцо.

— Откуда ты это взял? — вздох.

— Пустишь на чай? — улыбка его становилась шире…Шакал…

Эпилог

Вы когда-нибудь смотрели на человека так, словно противоречите своему же мнению? Противоречите своему кредо? Противоречите своему обещанию и ошибаетесь вновь. Я помню, как было хорошо с этим мужчиной. Помню, как он нежно гладит по бедру, когда хочет заботиться, помню, как ласково целует в шею доводя до самого приторного экстаза, какой бывает только у людей, что однажды попробовали психотропные препараты и уже не представляют иной жизни, но это только дым. Дым, который выпускает память самых сладких мечт и воспоминаний, но есть память, которую навсегда носишь в сердце, навсегда помнишь телом. Так вот тело помнит, каким отморозком может быть Кеша. Он хочет чаю? Будет ему чай.

Кеша сел в кресло и достаточно аристократично, что было ему вовсе не свойственно, придерживал чашку с крепким чаем. Делая тихие глотки и не издавая никаких звуков, он отпивал горячие глотки, как когда-то жадно обжигалась я теми чувствами, что вызывали жжение самых потаенных желаний что я так боялась в себе пробуждать. С такого момента, как я получила те раны, меня крайне редко посещали видения. И только сейчас, посмотрев в глаза самому настоящему злу я погрузилась вновь в ту темноту, какую однажды приняла за крик помощи…

***

*Мария

Почему он должен быть плох? Я боюсь его, боюсь, но этот страх отзывается в мне неким эхом приторного возбуждения, что я, если быть честной, как-то боюсь собственных мыслей. Он предал меня, но почему я готова простить? Что есть в нем, как в мужчине? Конечно, стать и подтянутое тело — не играет никакой ролик, как и его скулы, крепкие руки…противоречиво с моей стороны говорить о нем, как о сексуальному мужчине, пока продолжая зализывать раны, но быть может, все еще можно изменить? Наверное, я просто доверчивая.

***

— В таком случае, у меня совершенно нет вариантов. — я села напротив него и перекинув ногу на ногу тихо вздохнула. — если она подошла слишком близко к своему убийце, то только из-за собственной наивности. Кстати, Кеш, — я ухмыльнулась с нескрываемым презрением. — ты почему такой трус? Почему тогда не захотел убрать меня сам? Все делал своим поползновения, втирался, как подколодная змея в мое доверие, чтобы что?

— Понимаешь, милашка, в нашем тройном сальто, я только столкнул тебя с настоящими проблемами, которые ожидали тебя стань ты всерьез криминальной баронессой. Бемби, ты так и не поняла, что этот Олимп полон жестокости и несправедливости? — произнес он своим хрипловатым голосом, от которого у меня раньше ползли стонущие мурашки. — я смотрю, что твои видения больше тебя не доканывают?

— А ты сам не видишь? Или твои слухи снова доходят медленно? Впрочем, пока твои дружки пытались меня сжечь, я прельщалась тем, как ты решил устроить мне инквизиторскую казнь предупредив своих отморозков, что я ведьма.

— Ты должна вспомнить все. — Кеша вздохнул.

— Вспомнить все? — переспросила я.

— Это будет больно, но ты должна.

Смеркалось. Мы сидели в гостиной. Совершенно чистой гостиной на двух кресла, которые стояли напротив друг друга. Он перекинул ногу на ногу, и я заметила, как его рука согнулась в локте, а кисть коснулась лба, пальцы медленно водили от виска, легонько касаясь очертания губ, и заканчивали движения-штрихи на подбородке. После этого он повторял снова и снова эти движения, но я не могла впасть видения. Все было бессмысленным.