Сделать все возможное (ЛП) - Грей Р. С.. Страница 17

Лукас, невинно наполняющий водой кружку, превращается в Лукаса, который поворачивается ко мне и обрызгивает водой перед моего белого халата.

Лукас, который вежливо наклоняется, чтобы поднять мою упавшую ручку, превращается в Лукаса, который становится на четвереньки и умоляет меня.

Медицинские разговоры превращаются в грязные разговоры. А стетоскопы и тонометры становятся секс-игрушками.

Во вторник, к закрытию клиники, я хочу сдаться и признать поражение. Я прожила двадцать восемь лет, даже не взглянув с этой точки зрения на придурка, которого я называла «Лукас-Слизь», и вдруг он, зацепил меня. Мне нужно пойти домой и изгнать демона, которого он во мне пробудил. Мне необходимо найти на Amazon какого-нибудь экстрасенса и провести древний ритуал очищения под полной луной, в центре города. Мне нужно загуглить, как стереть несколько часов из памяти, чтобы я могла вернуться к тому моменту, когда я была ДП (до поцелуя).

Я рассыпаюсь на части и хочу сбежать, но перед уходом мне все еще нужно поговорить с доктором Маккормиком. У меня есть план, как наладить взаимодействие с обществом (Этап №2), который поразит его. Я планировала поговорить с ним наедине, ближе к концу рабочего дня, потому что я трусиха.

Без двух минут шесть я открываю дверь своего кабинета и смотрю налево, чтобы убедится, что Лукас уже ушёл. Дверь его кабинета закрыта, но это все равно не успокаивает мои нервы. На цыпочках я выхожу в коридор, осторожно обходя место, где произошел инцидент, а затем стучу в дверь доктора Маккормика. Он что-то печатает на своём древнем компьютере, приветствует меня своей усатой улыбкой и машет рукой.

— Решила зайти перед уходом?

— На секундочку.

Я улыбаюсь и поднимаю пакет с печеньем.

— Хотела занести вам это.

Его глаза загораются от идеального сочетания корицы и сахара.

— Ещё печеньки?

— По маминому рецепту, — злорадствую я. — Я сказала ей, что мне нужно умаслить вас, а она ответила, что знает рецепт.

Клянусь, он краснеет.

— Есть причина, по которой эта женщина собирала больше всего средств при продаже выпечки в Гамильтоне, пока ты училась в школе. Я думаю, что купил все чертовы рогалики, которые она, когда-либо пекла.

Да. Я помню это.

Как только пакет находится в пределах досягаемости, он разрывает его, и я использую эту возможность, чтобы озвучить хорошо отрепетированную речь.

— Итак, я думала о том, что вы сказали на прошлой неделе о взаимодействии с обществом, и взяла на себя инициативу, забронировав одну из палаток на ярмарке, в честь основания Гамильтона, которая произойдет в следующую субботу. Она будет проходить на территории школы. Мы можем бесплатно измерять артериальное давление, а также вес и рост, и делать недорогие прививки от гриппа и тому подобное.

Он откидывается на спинку кресла, она настолько изношена, что боюсь, будет прогибаться под тяжестью его веса, пока не окажется на земле. Каким-то образом он останавливается прежде, чем она успевает занять горизонтальное положение. Он указывает на меня недоеденным печеньем и кивает.

— Это просто фантастика. Наша клиника не спонсировала ярмарку уже много лет. Это как раз то, что я ждал от вас.

Я сияю, но доктор Маккормик портит момент.

— Вы оба пойдете.

— Ох! — я неистово качаю головой. — В этом нет необходимости. Ярмарка не такая уж и большая. Я более чем способна сама справиться.

Его взгляд падает на мой гипс всего на мгновение, но этого достаточно, чтобы понять: он думает, что я не справлюсь без помощи Лукаса. Если бы я могла, я бы отгрызла этот гипс зубами, просто чтобы доказать свою дееспособность.

— О, я знаю, что ты сможешь, но думаю, что лучше, вам обоим пойти, — повторяет он, заканчивая дискуссию. — Надеюсь, ты расскажешь ему все подробности.

И вот так, моя гениальная идея раскалывается пополам. Я выхожу из кабинета, удрученная мыслью о том, что мне придется делить палатку с Лукасом. Даже по дороге домой, обещанная жареная курица не поднимет мне настроение.

— Я буду только салат, — говорю я маме.

Она резко тормозит, а потом грозится отвезти меня в больницу на обследование. Я вру, что плотно пообедала. Затем сжимаю губы. Я не доверяю себе, боюсь, что мысли о Лукасе выскользнут наружу без моего одобрения. «Я ПОЦЕЛОВАЛА ЕГО!» — кричу я в своей голове. К счастью, мама не настаивает на разговоре. Даже когда позже моет мои волосы в раковине, она начинает говорить о какой-то ерунде.

— Доктору Маккормику понравилось печенье?

— Он всегда любил его.

— Правда?

Она закидывает удочку.

— Он просто бредил им. Я никогда не видела его таким счастливым, — продолжаю я.

Она светится. Я немного преувеличила, но смысл комплимента остался прежним.

— Мам, ты намыливаешь шампунем мои глаза.

— Ох! Так лучше?

— Нет. Ой! Хватит тыкать полотенцем мне в глаз.

Вот так прошла моя неделя. Сначала навязчивые мысли. Затем доктор Маккормик заставляет меня разделить торговую палатку с Лукасом. Теперь мне приходится лечить повреждённую роговицу. Моё хрупкое дно не выдерживает и всё больше опускается к большим темным глубинам. Пока Лукас витает в облаках, я нахожусь на сто миль ниже земной коры.

В среду днём, после звонка Мэделин, я вспоминаю о настоящем дне, на котором мне предстоит оказаться.

Я стою посреди буфета с морепродуктами, на встрече одиночек Гамильтона. Здесь можно и поесть, и кого-нибудь встретить. Как стайку креветок, так и мужчин. До сих пор первое занимало львиную долю моего внимания.

— Есть хорошие перспективы? — спрашивает Мэделин.

— Лично я наслаждаюсь креветками в кокосовой корочке.

— Человеческие перспективы, Дэйзи. Положи уже эти креветки.

— Послушай, Мэделин, как я это представляю: возможно, сегодня я и встречу отличного мужчину, но эти креветки ‒ беспроигрышный вариант. Посмотри на того парня, он накладывает уже как минимум четвёртую тарелку. Он явно знает, как отработать свои деньги.

— Ну, во-первых, ты в пять раз меньше него. Во-вторых, я думаю, у него сложилось впечатление, что это поедание на скорость.

— Может мы родственные души, — мурлычу я и изображаю смайл emoji, у которого сердечки вместо глаз.

Чувствую, что Мэделин сыта мной по горло. Теперь я в этом уверена, потому что она отбирает у меня тарелку и с раздраженным вздохом передает ее прыщавому официанту.

— Один неплохой парень спрашивал о тебе. Он стоит у автомата с мороженым.

Она кивает в его сторону, и я получаю подмигивание и улыбку от одинокого ковбоя. Вместо шестизарядного револьвера он держит в руках крохотный сахарный рожок. Это портит всё впечатление.

— Слишком много джинсовой ткани для меня.

— Он очень симпатичный! В некоторых частях света этот наряд называют канадским смокингом.

— Ну, а в моей части света это называется силовым полем, защищающим девственность.

Она поднимает руки в отчаянии и бросает меня. Наконец-то.

Следующие тридцать минут я сижу рядом с парнем, поедающим креветки на скорость, он это ‒ инь для моего янь. Мы не разговариваем до тех пор, пока я не отрезаю кусочек чизкейка. Мужчина ровесник моего дедушки, и если бы он был моложе, мы бы уже сбежали отсюда. Я пытаюсь узнать, как его зовут.

— Где ваша табличка с именем? — спрашиваю я, наконец-то осознав, что этот человек мог просто прокрасться на это мероприятие.

— Моя… что?

— Вы здесь ради встречи одиночек? — спрашиваю я, указывая на стадо пасущихся людей, с которыми я не хочу иметь ничего общего.

— Каких одиночек?

Он плохо слышит, но я не унываю.

— Да, я тоже. Вы собираетесь это доедать?

Он чуть ли не бьёт по моей руке, когда я пытаюсь украсть кусочек его брауни. Он не из тех, кто делится десертами. Я уважаю это.

— Это твой друг? — спрашивает он, указывая своим толстым пальцем на улицу перед рестораном.

Я поднимаю взгляд и сталкиваюсь лицом к лицу со своим худшим кошмаром.

Лукас стоит снаружи ресторана, по другую сторону грязного стекла, он похож на кошку, которая поймала канарейку. В одной руке он держит плакат, на котором написано «Встреча одиночек Гамильтона», а в другой руке ‒ мое достоинство.