Яддушка Для Злодея, Или Нельзя (Влю)Убить Кощея (СИ) - Мур Джоан. Страница 20

Возбужденный гогот и шипение раздались уже совсем близко.

Кикиморы окружали. Не все из них были одеты в сарафаны, некоторые щеголяли расписными китайскими халатиками, теми самыми неопределённого размера с молнией впереди, в крупный аляповатый цветок.

«Так, значит, выход в реальность здесь имеется». – Быстренько сообразила я.

Ладно, моя задача вывести эту зеленую заразу на чистую воду. Я еще окончательно не сошла с ума, чтобы не помнить, с кем пришла на болота. Такого наглеца, как Кощей, раз увидишь – не скоро забудешь. С другой стороны, я мечтала уже забыть и развидеть этого не в меру ретивого мимокрокодила, черт с ним, пусть где-нибудь здесь в этих топях сгинет. И все бы было ничего и все бы было ладненько, только вот я начинала всерьез беспокоиться: куда же он запропастился?

– Так кто, вы говорите, здесь устроил экологическую катастрофу? – Переспросила я у ждущей вопроса кикиморы.

– Он! – Обвиняюще гаркнула нечисть. – Кощей!

– Э-э-э? – у меня случился разрыв шаблона. Я вопросительно ткнула большим пальцем за спину в сторону землянки и уточнила. – Тот самый Кощей, с которым я пришла?

– Та, не-а! Тот, с кем ты не приходила сюда, тот так, сыночек его, а я имела ввиду Кощея-старшего бессмертного. – Нагло усмехаясь, разъяснила кикимора и платочек так кокетливо под подбородком перевязала. – Понаехал тут со своими подручными, понастроил заводов и прочего, житья не стало. Реки запрудил, луга залил, болота осушил, все с ног на голову поставил. Засел в костяных чертогах, в железных горах и не выходит. А нам здесь житья нет. Ты пей-пей чай, – и улыбается так хитро, двуличная гадина. – Нам бы, конечно, до самого старшого злыдня добраться, ну ничего, нам и младшенький злодей сгодится. Мы через него все исправим. Ну как, вкусный чаек? – интересуется болотница, а я уже злиться начинаю и понимаю, что от столь вопиющей наглости меня начинает нести. Защитная реакция такая на грандиозное неуважение к Бабам Ягам.

Вот нет у меня чувства собственного сохранения, да и других я не жалею. И ничто меня уму-разуму не учит, потому я вновь, не думая, открыла рот, отхлебнула глоток чайку и полезла давать непрошенные советы.

– А вы здесь филиал движения Гринпис откройте! – зло предложила я.

– Нет, дорогуша, Гринпис – это все цветочки! Привязывая себя к деревьям, устраивая марш-протесты и размахивая плакатами, ничего не добьешься, у нас другой план есть, – и кикимора загоготала, как заправский злодей. Того и гляди, Кощею-младшему фору даст в сто очков.

– Ну, дело ваше, мое – предложить. У меня встречный вопрос: а тот, с кем я сюда не приходила, он где сейчас? – спросила и осознала, что почему-то не могу вспомнить имя того, с кем на болота пришла. Размытый образ помню, чувствую, что бесит он меня несказанно, а вот имя из головы внезапно вылетело.

– Занят, милая моя, очень сильно занят и еще долго будет. Он у нас тут каждый пенек, каждую кочку после своего бати исправит, даже если у него это займет сотни лет. Ты пей чаек, пей.

Я резко выплеснула пойло на землю, понимая: еще глоток – и собственное имя забуду. Домик, который в это время разглядывал гусиные лапки у одной из кикимор, шарахнулся в сторону.

– Жаль, что ты такая несговорчивая, – пригорюнившись, сообщила мне кикимора. – Хотела с тобой по-хорошему, да не вышло.

– Это дрянью поить по-хорошему? – взвилась я. На земле была расплёскана зеленоватая болотная водица с вкраплениями ряски. От одного вида того, что я пила, меня чуть было не стошнило. Зато от острого чувства отвращения с меня разом слетел весь морок и чары, которыми меня опутывала эта толстозадая… жаба. Натуральная жаба, зеленая, пупырчатая и с клювом вместо носа.

– Теперь тебе не уйти отсюда. Если бы поумней была, приятеля своего нам оставила, мы бы тебя склероз-травой напоили и за пределы болот вывели. Ты бы и пошла дальше, ничего не помня, зато жива-здоровехонька. Нам с конклавом Ягг ссориться нечего. А теперь не уйдешь, здесь останешься, навсегда. Спрячет твои косточки топь-матушка, небось, свои не найдут. – Произнося все, словно приговор, кикимора медленно вставала из-за трухлявого пня, спустя неполную минуту ее фигура уже возвышалась надо мной. Лицо болотницы стремительно теряло свою привлекательность, а вместе с ней в трясине растворялись и нехитрые чары, с помощью которых меня так ловко оболванили. Теперь я видела, как все обстояло на самом деле. Самопальный стол был покрыт гнилой тряпкой, поеденной червями, а самовар, стоящий на пеньке, весь дырявый от ржавчины, был пуст и холоден.

Вокруг простиралась трясина, горели призрачные огни, и рой голодной нечисти ожидал команды, переминаясь с лапы на лапу, голодно сглатывал слюну.

– А ну-ка, девочки, взять Бабу Ягу!

Орава плоскостопых кикимор вразвалку двинулась на меня.

А бежать на болоте, как известно, некуда. Нет, простора здесь, конечно, вдоволь, можно сказать, полная чаша до горизонта, только вот почва из-под ног так и норовит убежать с чавканьем.

Я шарахнулась в одну сторону – угодила в полынью. Кинулась в другую – провалилась в жижу по пояс, развернувшись, я ринулась к покосившейся землянке. Рванула на себя дверь и, скомандовав домику с торчащим из окошка ежиком: «За мной!», нырнула внутрь.

Засов в мгновение ока встал в пазы, я могла поздравить себя со сверхзвуковой скоростью.

С той стороны двери деликатно постучали. Послышался знакомый издевательский голос:

– Какая невоспитанная Баба Яга, хоть бы постучалась. – В следующий момент в дверь забарабанили с такой силой, что она заходила ходуном. Но какое-то время я могла быть спокойна, толстая деревянная балка сдержит нечисть.

Встав к входу спиной, я осмотрела помещение и от увиденного замерла в шоке.

С гусиным шипением две кикиморы, схватив бесчувственного Кощея за волосы, усердно топили его в кадке с болотной тиной.

– Да что ж вы делаете? – не выдержав такого старания, завопила я.

– А что? – хором удивилась нечисть.

– Ничего особенного, топим! – ответила одна из молоденьких кикимор, пожимая худенькими плечиками. – С нами он здесь останется. Так главная велела. Мужем нашим вечным будет, а через него мы и до Кощея-старшего доберемся.

Никогда бы не подумала, что скажу такое, более того, истошно выкрикну, но…

– Помогите! Кикиморы Кощея крадут!

Вот такая у нас, баб-яг, горькая женская доля, все сами да сами. Как всегда, рассчитывать я могла только на одну-единственную иголку, оставшуюся у ежика, крохотный домик и саму себя.

«Книга!» – вспомнила я и застыла в раздумьях. Что с ними, окаянными, учинить, может, опять мухоморов наслать? Я глянула на нечисть. Часть из них щеголяла еще и не такими украшениями. С кикимор свисали гроздья поганок, полотнища тины; из волос, собранных в замысловатые прически, торчали кокетливые ветки и коряги, покрытые лишайником.

Не-е, только не мухоморы, а то еще краше станут и не дай боже приставать начнут к Кощею. Его и так сегодня помяли, бедного. А значит, еще злодею добавим сверху, чтобы жизнь малиной не казалась.

Я с мрачным удовлетворением открыла волшебную книгу. Слова заклинания пришли сами.

– Кощей-ротозей, рот до ушей, стань не костяным, а водяным!

С воплем «А-а-а!» трансформированный Костик вынырнул из кадки, видно, очнулся и понял, что дышит водой. Лицо злодея было краше, чем у китайского пчеловода.

Кикиморы отреагировали незамедлительно.

– А-а-а-а! Уйди, противный!

«Эмансипация и феминизм, как заразная болезнь, распространяются по изнанке, словно бациллы в воде», – отметила я про себя.

Нечисть в испуге, не разбирая дороги, ломанулась в закрытую дверь. Дробно стукнулась узкими лобиками в гнилое дерево, отшибла последние мозги и прилегла отдохнуть там же.

– Вот что, Костик! – змеей зашипела я, упирая руки в боки.

– Яддушка! – выплевывая болотную жижу, проблеял очнувшийся Кощей с раздутой уродливый рожей водяного. Ну как, это, конечно, была не настоящая физия подводника, а жутчайшая пародия на него. Одутловатые щеки, раздутые заклинанием, гнойные прыщи по всей поверхности и странный зелено-серый оттенок.