Клинки и карабины (СИ) - Манасыпов Дмитрий Юрьевич. Страница 26

Лес оказался живым, так? Либо дело было в чем-то другом. Или что-то случилось с самим Освальдом, случилось странное, от чего вдруг в голове сами собой начали рождаться новые мысли. Вроде бы правильные, но не пойми откуда взявшиеся.

Погоня улавливалась в воздухе. Она дотягивалась через волнения самого леса, передаваемое от дерева к дереву, от птицы к прячущимся зверям и зверькам. Ноги ощущали ее через подошвы, вибрирующую где-то за спиной своим быстрым бегом и топотом мягкой плотной кожи, мелькавшей над землей. Амра, точно знавшие о гибели братьев, не собирались отпускать беглецов. Пусть у них и не оказалось собак. Ну, или те не умели лаять.

Чихъ вдруг замер. Развернулся в ту самую сторону и побледнел. Освальд и Айна, недоуменно уставившиеся на него, поняли чуть позже. Одновременно с воплями, донесшимися до них. В криках и оре, долетевших через зеленую непроглядную стену, человеческого не слышалось, в отличие от страха и боли.

– Не нравится мне все это. – Айна втягивала воздух, вслушивалась. – Что там?

– Думаю, манку, что важнее другое. – Чихъ хмыкнул.

– Что?

– Кто это. – Дед все же сплюнул. – Кто-то, уголья ему под ноги, сейчас убивает Амра. Одного за другим. И, хучь смейтесь надо мной, но мне оно тоже не нравится.

Последний вопль, тонкий и плачущий, пришел совершенно явственно. Как будто дикаря, с ног до головы раскрашенного татуировкой, ели заживо.

– Бежим! – Айна вздрогнула и рванула с места, явно стараясь убраться подальше.

Оттуда, где сейчас умирало двадцать лесных воинов, несло ужасом. Несло так сильно, что Освальд вдруг чуть не потерял голову, чуть не бросился просто куда глаза глядят. Чихъ ухватил его за руку, свободной – вцепился в лицо, впившись пальцами как когтями. Освальд рыкнул, чувствуя убегающее багряное облако непонятного ужаса.

– Ты пил воду из ручья? – Чихъ хмурился.

– Рот сполоснул.

– Хорошо, – кивнул дед, – за мной.

И, снова, они побежали куда-то, уходя в сторону от цели. Искатель Освальд проверил мимоходом, сразу, как кончился бой. Тило ждал их там, откуда уже не доносилось ни звука убитых кем-то Амра.

Они неслись по ручью и по его левому берегу недолго, пока не опустились сумерки. В сумерках Айна решила сделать привал, и Чихъ с ней не спорил. Усталость накатывала сильнее, связывая уставшие мышцы, наливаясь тяжестью во всем теле. Второй день в Квисте оказался очень серьезным. Сколько они прошли и где срезали, чтобы достигнуть того самого непроглядного неба, как говорил Комрад, Освальд практически не понимал.

На лес вокруг опускался туман. Негустой, но липкий, опускающийся к земле и оседающий почти видимой сетью паутины, странно поблескивающей серебром. Айна, пропав ненадолго в чаще, вернулась довольная и потащила их за собой. След в след, как тиллвег и просила, прошли прямо через пока еще не ощетинившийся гьюффель. Ему-то охотник прямо обрадовался, почти как родному.

– Наше дерево. – Айна показала на прячущегося среди густых зарослей кряжистого великана, раскинувшего в двух человеческих ростах над землей сразу три толстенные ветви. – Тут остановимся. Идти опасно, выйдем с рассветом.

– Экая честь, – проворчал Чихъ, – надо же, ночное дерево манку.

– А ты и не знал, глупый старый Лис? – поинтересовалась Айна. – А-а-а, ты тут был и не понял. Аяяй…

Что сделала тиллвег? Освальд не понял. Просто сверху вдруг опустилась прочная веревка с узлами. По ней пришлось подняться наверх и оказаться на развилке дерева, превратившейся в боевой пост. Так и есть, вон там, сплетенные из какой-то коры, стоят узкие высокие сосуды с водой, вон там, прикрытые чем-то вроде плетенки из листьев, запас стрел. Айна кинула ему круглое и пряно пахнущее, так и зовущее откусить. Этим Освальд и занялся, глядя на тиллвег, занятой еще чем-то непонятным.

Вниз, повинуясь трущимся ладоням, сыпалась едва заметная пыль, рассеивающаяся по часовой стрелке. Странно… но и тиллвег не молчала, двигала губами, неслышно повторяя скороговорку на своем языке. Чихъ, глянув вниз и вытирая мокрую от пота грудь, крякнул. Было с чего.

Гьюффель, росший в полном беспорядке, тянулся к ночному дереву, сплетался, замыкая ствол в кольцо, выпускал иглы.

– Можно поспать. – Чихъ довольно оскалился. – Мне нравится в гостях у манку.

– Спи. – разрешила тиллвег. – Завтра будет очень сложно. И страшно.

– Эт верно, – согласился дед, – я спать. Красавчик, если она потянет тебя с собой, не отказывайся. Говорят, у манку не как у обычных баб, а попер…

– Язык отрежу.

Чихъ фыркнул, устроился удобнее, завернулся в свой драный плащ-невидимку и пропал, затих, растворившись в густой темноте.

– Наелся?

Точно, наелся. Освальд сам не заметил, как съел очень вкусный колобок. Вода в туесах оказалась прохладной и… вкусной.

– Пойдем со мной. – Тиллвег показала кулак куче тряпья с именем Чихъ. – Надо кое-что объяснить.

«Со мной» оказалось наблюдательным гнездом, свитым из когда-то молодых и гибких ветвей на одной из торчавших в сторону больших. Сесть Освальд смог сразу, даже не ерзая, как под него делалось.

– Мой народ не живет в Квисте, – сказала Айна, – но мы торчим тут безвылазно. Не даем ему вырасти, как бы этого не хотелось нам самим.

– Как так? – Освальд прищурился, почти не видя ее. – А-а-а, понял. Вам совсем не дают жизни, извини. Кочевые альвы мыкаются между городами, селами и замками, ищут себе место, верно. Морских почти не осталось, а что есть, ушли на дальний юг, куда никто не добрался, либо заключили союзы с северянами и вольными городами у ледяного моря. Тиллвег всегда жили в лесах, а сколько их вырубили за последние сто лет, верно?

– Да, – легко согласилась Айна, – так и есть. Только этот лес не обычный. Ты сам давно понял, особенно, когда Квист тебя принял и ты стал его чуять.

– Как такое возможно? – Освальд поежился от собственных дневных ощущений. – Я же просто человек, не лесовик, не…

– Он живой. – Айна не шевелилась, а голос, отражаясь от аккуратной плетенки веток, шел отовсюду. – И был таким очень давно. Мы, тиллвег, племя леса, мар-ши, племя моря, альвы, остатки племени равнин, не рождены первыми. Даже если такое рассказывали некоторые наши умники, это не так. Мой народ появился чуть раньше Лисов и Амра здесь, но позже Болотных. Чешуистые родились раньше. А Квист тогда уже жил много сотен лет. И был куда больше.

– Ну, хорошо. – Освальд пожал плечами. – Пусть так, это понятно. Но сейчас мы вместе идем в старом лесу за некромантом, дуром прущем к его сердцу. Почему ты это делаешь? Что там, в сердце? Кое-что понял, но услышать твою правду куда лучше.

– Всему свое время. – Айну невесело улыбнулась. – Вы, люди, пока этого не поняли. Ваше тоже закончится и на вас будут коситься другие. Мы защищаем мир, вырастивший нас, от того, что давно умерло. Здесь оно не хочет уходить, лезет к настоящей теплу жизни, желает пожрать, растворить в себе, раскинуть свои пущи повсюду. А вместе с ними вернутся те, кто почему-то так и не сгнил за тысячу лет, цепляясь за остатки былой силы. Стагг, к чьему храму идет некромант, старее некоторых кусков янтаря на побережье. Он спит под зелеными плитами из мертвого камня, оплетенными цветами, превратившимися в пыль сотни лет назад повсюду, кроме Квиста.

– Стагг был богом Болотных, когда Болотные жили как люди. Потом их разум стал как у идиотов в городских лечебницах. Знаешь, которые ходят под себя и потом играют своим же дерьмом в мяч, орут, воют и считают, например, себя волками? Болотные ушли из жизни, став просто людоедами с далеких окраин, а потом остались только в Квисте. Как и куча странной живности, что нам не встретилась.

– Странно. – Освальд хмыкнул. – Комрад показывал трофеи, рассказывал о них. Птицы, выше человека, кошки с зубами, как ножи, дракон, оставивший след. А я встретил всего ничего.

– Их не так много, это во-первых.

– А во-вторых?

– Мой клан зашел в лес с моря, так, чтобы Квист это понял.

– Оттягивают зверей и прочих на себя?