Грозный змей - Кэмерон Кристиан. Страница 31

– Там очень грязно, – сказал сэр Габриэль, задыхаясь, как в тяжелом бою, – простите за то, что она вас использовала ради грифона.

Этого он говорить не собирался.

Амиция села, по-мужски перебросив ногу через седло. Дамам так делать не полагалось, и вышло у нее неизящно, зато он увидел ее ногу. Сэр Габриэль вспомнил, что сестра Амиция воспитывалась не как леди и училась всему сама. В том числе и сложным заклинаниям.

– Пойдут слухи, – он старался говорить как можно легкомысленнее, – если мы поедем без сопровождения.

– Honi soit qui mal y pense [5], - сказала она на пристойном галлейском.

Они отправились навстречу занимающемуся дню. В каждой тени таились следы зимы, а на ярком солнце уже расцветала весна. Амиция не снимала капюшона, пока они не выехали за ворота города, а потом отбросила его назад, и резкий северный ветер тут же сбил с головы вимпл, освобождая густые темные волосы. Она подхватила апостольник, который бился, как флаг в бурю, и сунула за корсаж.

Улыбнулась:

– Знаете, сколько времени уходит на шитье? Я не могу позволить себе потерять ни одну из этих вещей.

Сэр Габриэль с честью выдержал ее улыбку.

– Вижу, вы учитесь вышивать. La Belle Soeur de Foret Sauvage [6]. Вам не скучно?

– Нет! – с восторгом сказала она. – Мне это очень нравится. Как поход на мессу. Очень… успокаивает. Дает время подумать. Я очень много думала этой зимой… после встречи с вашей матушкой.

– Да? – вздохнул Габриэль и вдруг заметил, что у него дрожат руки.

– А как насчет вас? – спросила она.

Он поджал губы.

– Я тоже многое передумал.

Она рассмеялась:

– Вам легко управлять жизнями других людей? Легче, чем работать над своей? – Она свернула на боковую дорогу неподалеку от моста. – Ну же, Габриэль. Мы можем проговорить об этом до конца наших дней.

Габриэль придержал лошадь.

– Амиция, – сказал он неожиданно высоким голосом.

– Габриэль. – Она посмотрела на него через плечо. – Закончим с этим.

Он остановился и молчал так долго, что она уже перестала понимать, о чем он думает. Потом проговорил напряженным голосом:

– Я так и думал, что вы это скажете. Не нужно было ехать в лес за этим.

– Поговорили бы на дороге?

– Амиция, – сказал он и замолчал, глядя в сторону.

Она развернула лошадь:

– Не люблю, когда меня перебивают.

Медленно, как будто против его воли, его лошадь последовала за ней.

Они проехали еще лигу и увидели маленькую часовню, точнее, почти руины. Камни позеленели от мха, сланцевая крыша все еще опиралась на древние деревянные балки, но просела в середине. Алтарный камень стоял на месте, и на нем лежали подснежники. Внутри было свежо, но не холодно, и запах ладана мешался с запахом плесени.

Габриэль привязал лошадей и вошел в часовню вслед за монахиней. Остановился в дверях.

– Вряд ли вы привели меня сюда, чтобы покориться моим мирским намекам, – сказал он.

– Это уже похоже на человека, с которым я была знакома во время осады.

Она зажгла огонек, запалила две свечи и поставила их на алтарь. Сразу же стало суше и уютнее. Потом она вытащила из-за алтаря табурет и села.

– Я часто прихожу сюда. Здесь хороший свет.

– И много силы.

– И Божественного света.

Их взгляды встретились. У нее глаза были карие, а у него – зеленые. Они смотрели друг на друга слишком долго, тишина стала неуютной, а потом превратилась в неприятную неловкость.

В эфире они стояли на 'ее мосту. Чистые воды Диких бежали под ним, а сквозь кроны деревьев лился золотой солнечный свет. В ее Дворце деревья еще были одеты в пышную пыльную листву позднего лета.

– Для этого не нужно было выезжать из крепости, – сказал он.

Во Дворце Амиция оказалась облачена не в рясу, а в узкое зеленое платье.

– Я хотела дать вам время. На этой неделе все нападают на вас внезапно. Я не хотела быть одной из многих.

Габриэль, одетый в красное, прислонился к перилам моста.

– Мне кажется, вы привели меня сюда, чтобы порвать со мной. И мне кажется, что это все же заняло какое-то время.

Она улыбнулась:

– Любовь моя, как можно говорить о разрыве между двумя смертными волшебниками, которые умеют проникать в разум друг друга?

Габриэль улыбнулся, как будто она сказала что-то совсем другое.

– Связаны так, что их сила переходит от одного к другому против воли? – Он не смотрел на нее. – Почему вы не пошли со мной, Амиция?

– У меня есть другие обязанности, и я приняла другое решение. – В эфире эта двусмысленность стала еще заметнее.

– Амиция, – он посмотрел ей в глаза, – я совершенно уверен, что вы согласились пойти со мной и стать моей женой.

– Да, – она пожала плечами, – я была неправа. И обманула вас. Но, принимая обеты, я оказалась верна себе. И я не жалею о них. – Она грустно улыбнулась. – Я никогда не стану вашей женой. И вашей любовницей тоже. И я снова это говорю.

– Мне пришлось ехать сюда, чтобы услышать это? Или вы просто хотите, чтобы я вас уговаривал?

Он сделал шаг вперед, глядя на нее жадными глазами, и она его остановила. Его протянутые руки встретили пустоту.

– В реальности, – сказала она, – вы можете покорить мое тело и мою волю. Но здесь я не слабее вас.

Глаза его сверкнули красным. Он был в гневе.

А потом он отступил, зашипев.

– Любовь моя, – сказала она, – вам нужно мое тело? Вы меня любите или хотите стать моим хозяином? Может быть, это Иисус мешает вам покорить меня? Почему вам не хватает этого? Сколько могучих волшебников разговаривают друг с другом в голове у одного? Это куда интимнее, чем телесная любовь.

Габриэль снова прислонился к перилам.

– Я не знал, пустите ли вы меня во Дворец.

– А почему я не должна была этого делать?

– Потому что вы могли бы спрятаться от меня. Здесь? – Он указал на свою ногу.

Тоненький поводок, похожий на волосинку, отходил от его правой ноги и тонул в потоке.

Амиция схватилась рукой за шею. Габриэль кивнул.

– Не меньше двух раз я должен был умереть, умереть неизбежно и окончательно, но не умер. Последний раз это было настолько очевидно, что я захотел узнать причину, – он улыбнулся, – я знаю, что мы связаны кольцом. Но кольцо вовсе ни от чего не защищает, правда?

Амиция никак не могла отвести от него глаз. Куда бы она ни поворачивалась, он оказывался там, стоял, скрестив руки на груди.

– Почему вы меня заколдовали?

Амиция подняла голову:

– Я не стану об этом говорить. Что сделано, то сделано.

– Это голос любви, – фыркнул он.

Она зарделась.

Он оставил ее и вышел в реальность.

– Я привела вас сюда, – сказала она ледяным голосом, – чтобы рассказать вам некоторые вещи.

Он улыбнулся. Даже сейчас при одном взгляде на нее теплело в груди. Он поднял руку.

– Я не уверен, что хочу их слышать. Амиция… я понятия не имею, по какой причине мы связаны, но вы знаете меня лучше многих. По крайней мере, мне кажется, что вы хорошо меня знаете. И я вынужден сказать, что прямо сейчас я на грани. Я больше не хочу ничего узнавать. Мне нужно справиться с матерью и ехать в Харндон. Через неделю, через месяц или через год, если мы оба будем живы, я попрошу повторить этот разговор. И освободить меня от чар. Но, надеюсь, не от любви. – Он улыбнулся. – Вам не нужны чары, чтобы удержать меня.

– Удержать? Черт бы побрал ваше высокомерие. Я дала обеты.

– Дорогая моя, девушки постоянно уходят из монастырей. Разве Господь – ревнивый любовник, требующий от вас целомудрия? Если вы хотите посвятить себя Богу, всегда пожалуйста, но не прячьтесь за своими обетами. – Он улыбнулся. – Я тоже очень много думал. И должен сказать вам кое-что, – он вытащил из-за пояса перчатки, – я люблю вас, Амиция. Но… – Он прикусил губу.