Бегство из Эдема - Гэфни Патриция. Страница 9

– Давно вы живете в этом доме? – спросил Макуэйд.

– Восемь лет.

– Значит, вы с Беном въехали сюда не вместе?

– Нет, он купил его за год до того, как мы познакомились.

Макуэйд перебросил одну длинную ногу через колено другой, оглядывая гостиную, и Сара попыталась угадать, о чем он думает. Его красивое лицо оставалось невозмутимо доброжелательным и любезным, но она не сомневалась, что это маска. Просто он ведет себя дипломатично. Но вот интересно, что он на самом деле думает о ее доме… и о ней самой?

Алекс и сам не сумел бы объяснить, что он думает. Миссис Кокрейн и ее дом представлялись ему двумя крайностями, которые он никак не мог совместить в уме, не говоря уж о том, чтобы их примирить. Вот она сидит напротив него – непринужденная и элегантная. Золотистые волосы собраны на макушке затейливым узлом. Многие женщины пытались соорудить подобную прическу, но очень немногим это удавалось, а у нее все выходило как будто само собой. Ему очень понравился ее черный шелковый костюм с задорным жилетиком мужского покроя и мужским галстуком.

Утонченная, светская, очаровательная, хорошо воспитанная – она сидела, не касаясь спинки уродливого кресла, в претенциозной комнате, обставленной не просто безвкусной, но чудовищно безобразной мебелью. В этой обстановке Сара выглядела не просто чужой, а бесконечно далекой, словно прекрасная экзотическая птица, случайно залетевшая в курятник.

Алекс много думал о ней со времени их последней встречи, и не только по той простой причине, что она привлекала его как женщина. Загадка ее замужества интриговала его ничуть не меньше. Мысленно он все время возвращался к вопросу о том, что представляет собой ее совместная жизнь с таким человеком, как Бен Кокрейн. А теперь ко всему прочему добавилась еще и загадка этого злосчастного дома. Алекс разгладил усы и спросил самым невинным тоном:

– Вы не могли бы показать мне дом? Пока мы дожидаемся вашего мужа.

Ему показалось, что миссис Кокрейн помедлила в нерешительности, но секунду спустя она грациозно поднялась на ноги и со словами «Да, конечно» вывела его из гостиной.

Они пересекли темный и мрачный, как сарай, холл, прошли по коридору мимо углубленного в пол пальмового сада и попали в другую гостиную – еще более помпезную и безвкусную, чем предыдущая, хотя Алексу казалось, что такого быть не может. Без особого энтузиазма миссис Кокрейн указала ему на самые приметные черты обстановки: панели и плинтусы английского дуба, стены, обтянутые алым сафьяном с золотым тиснением, портьеры, сделанные из расшитой гранатами и жемчугом парчи, некогда служившей алтарным покровом в старинной испанской церкви. Она пояснила, что эти драгоценные портьеры отделяют гостиную от примыкающего к ней музыкального салона.

Без ее подсказки Алекс обратил внимание на установленную возле камина китайскую керамическую статуэтку до колена высотой, изображавшую мопса, и на аляповатый газовый фонарь, низко висевший над оттоманкой с обивкой из узорчатой дамасской ткани. Именно эти две точки неожиданно создали в интерьере комнаты эффект застывшей карусели, загромождавшей и поглощавшей все свободное пространство.

– Кто занимался внутренней отделкой этого дома? – спросил он.

– Паркер и Стайн, насколько мне известно. – Само по себе это многое объясняло: декораторы Паркер и Стайн специализировались на претенциозной, бьющей в глаза роскоши. Но без помощи хозяина дома, решил Алекс, даже им не удалось бы добиться такой вопиющей безвкусицы.

Миссис Кокрейн показала ему столовую и оранжерею, бильярдную и курительную, несколько малых гостиных и салонов. Однако наибольшее впечатление на Алекса произвел кабинет Кокрейна: коллекция варварского на вид средневекового оружия, поистине чудовищное нагромождение оленьих и бараньих голов, на редкость бездарных гравюр со сценами охоты, ковров из медвежьих, тигровых и леопардовых шкур, птичьих чучел, насаженных на искусственные ветки, свисающей со стены пары снегоступов. И все это на фоне панелей мореного до черноты ореха, французских гобеленов, восточной керамики, явно поддельных антикварных безделушек и еще бог знает какой дребедени, втиснутой в большую, темную, донельзя мрачную комнату. Даже миссис Кокрейн не сумела скрыть свое отвращение и осталась в дверях, пока он осматривал кабинет.

Они направились обратно в первую гостиную. Оба подавленно молчали. Пока пересекали вестибюль, входная дверь распахнулась, и маленький светловолосый мальчик ворвался внутрь.

– Мама! – закричал он, да так и застыл в удивлении, увидев рядом с матерью незнакомого мужчину.

Сначала Алекс подумал, что у Кокрейнов, должно быть, двое детей: он не мог поверить, что перед ним семилетний Майкл. Этому мальчику можно было дать скорее пять, чем семь, он был хрупок до болезненности, голова держалась на худенькой шейке, до того тонкой, что Алекс мог бы обхватить ее двумя пальцами. У малыша были льняные волосы, кожа цвета снятого молока, острые плечики и коленки. Но оказалось, что это все-таки Майкл, потому что Сара сказала:

– Привет, дорогой, войди и поздоровайся с мистером Макуэйдом. Это мой сын Майкл.

Они торжественно пожали друг другу руки. Мальчик перекинул через плечо пару роликовых коньков: на короткой курточке, надетой поверх русской косоворотки, остались пыльные следы от колесиков. Торопливо и сбивчиво он рассказал Алексу, что вернулся с игровой площадки при лицее Ленокса, где научился кататься задом наперед.

– Хотите, я вам сейчас покажу? – спросил он робко, потом отбросил смущение и умоляюще потянул мать за рукав. – Мамочка, давай выйдем, и ты посмотришь, как я катаюсь! Ну пожалуйста, я буду только на тротуаре, честное слово!

– Я же велела тебе подождать! – донесся из-за дверей раздраженный женский голос, а затем на пороге показалась его обладательница.

Увидев в вестибюле незнакомого человека, она на мгновение опешила. Алекс про себя отметил, что ее недовольная физиономия вполне соответствует голосу. Средних лет, невысокого роста, с уже расплывающейся фигурой, эта женщина заплетала свои седеющие светлые волосы в жидкие косички и закалывала их на макушке.

– Он весь день от меня убегает, – обиженно пожаловалась она Саре, разматывая шерстяной шарф, слишком теплый для майского дня, и утирая выступивший на озлобленной багровой физиономии пот.

Мальчик уставился в пол, но то ли с покаянным, то ли с упрямым выражением, Алекс не мог бы сказать наверняка.

– Нехорошо так шалить, Майкл, – без особого возмущения пожурила сына Сара, – ты должен слушаться миссис Драм. Идем, тебе надо выпить чаю, а потом…

– Разве ты не хочешь посмотреть, как я катаюсь на роликах? У меня здорово получается, мамочка, правда-правда! Идем, я покажу…

– Он должен умыться перед чаем, – властно вмешалась миссис Драм. – В жизни не видела второго такого грязнули! Это не мальчик, а настоящий трубочист. Ступайте наверх, молодой человек, вам нужно переодеться.

Сара опустила руку на затылок Майкла.

– Знаете, миссис Драм, я думаю, на этот раз мы можем сделать исключение. Он умоется чуть позже. Благодарю вас за труды, я пришлю его наверх через полчаса.

Алекс и Майкл переводили взгляды с одной женщины на другую, оба зачарованные идущей между ними молчаливой войной. Битва оказалась короткой, но жестокой. Круглые выцветшие глаза миссис Драм потемнели от возмущения, ее бесцветные губы вытянулись в ниточку.

– Очень хорошо, миссис Кокрейн, – отчеканила она с ледяным безразличием, потом повернулась и начала тяжело взбираться вверх по широкой, обшитой дубом лестнице, пока все трое провожали ее взглядами.

– Ну что ж… – тихо сказала Сара, чувствуя, как краска смущения заливает ей щеки.

Она искоса бросила взгляд на полное живейшего любопытства лицо мистера Макуэйда, а сама тем временем взяла руки Майкла в свои и принялась изучать его ладони.

– Боже милостивый, миссис Драм права! – прошептала Сара и, не удержавшись, рассмеялась, а Майкл подхватил ее смех.