Леди Удача - Гэфни Патриция. Страница 44

Однако в эту минуту Кассандра не находила в своей душе ни нежности, ни страсти. Она чувствовала себя рассерженной и обиженной, мучилась ревностью и надеялась, что смертельный недуг, которым страдал отец Клодии, окажется заразным.

И как только такое может прийти в голову? Ужаснувшись собственным мыслям, Кассандра свернулась клубочком и начала повторять, обращаясь к своему полусказочному Богу, образ которого рисовался ей довольно туманно: «Господи, прости, Господи, прости, Господи, прости! Я этого не хотела, Господи!» Какой же она еще ребенок! И когда она наконец повзрослеет? Была у нее смутная надежда, что, начав носить очки и читать умные книжки, она сумеет стать взрослой, но оказалось, что для этого требуется нечто большее.

Ей хотелось совершить какой-нибудь героический поступок, чтобы Риордан ее полюбил. Она знала, что это ребяческая мечта, но фантазия была такой захватывающей, что от нее невозможно было отказаться. Надо стать героиней трагедии, например… например, умереть за свои идеалы. Кассандра увидела себя храбро всходящей на гильотину с гордо поднятой головой. Она пожертвует жизнью, но не выдаст Риордана. Беснующаяся толпа умолкнет, потрясенная ее отвагой. А он будет стоять в отдалении и смотреть на нее, сраженный отчаянием и горем. И в самую последнюю минуту он крикнет, что любит ее. И каким-то чудом ей удастся спастись. А потом они навек будут вместе, и он будет ее обожать. Она заснула, воображая, как он везет ее, обняв обеими руками, на белом скакуне, и оба они без страха смотрят в будущее…

На следующий день Кассандра проснулась поздно, как, впрочем, и все остальные гости. Горничная подала ей чай с гренками прямо в постель, потом она приняла ванну. Уже одетая, она сидела перед зеркалом в своей гардеробной, и Мадлен укладывала ее волосы, когда раздался стук в дверь.

– Колин, доброе утро! Вернее, уже добрый день. Входи, я почти готова. Мадлен меня причесывает.

У нее мелькнула мысль, что тетю Бесс следовало бы поблагодарить хотя бы за одно доброе дело: она научила племянницу, как правильно держать себя с мужчиной, которого пускаешь в свой будуар во время совершения туалета. К великому облегчению Кассандры, он не отослал горничную, а предпочел понаблюдать за нею в зеркало, прислонившись к столбику кровати. Она также не могла не отметить, как безупречно он выглядит в камзоле цвета бутылочного стекла и светло-желтых панталонах.

– Доброе утро, моя дорогая. Нет нужды спрашивать, хорошо ли ты спала, это видно по лицу. Ты просто сияешь. О, как я завидую здоровью и бодрости молодежи!

Она скорчила ему рожицу.

– Вы только посмотрите, кто это говорит! О, ты такой ветхий старец, я просто удивляюсь, как ты не испустил дух, добираясь сюда! Дай мне еще минуту, и я помогу тебе спуститься по лестнице.

Уэйд одобрительно рассмеялся и сунул руку в жилетный карман.

– Вот возьми, – сказал он, положив маленькую коробочку перед нею на туалетный столик, – это тебе. Открой ее.

Кассандра с вежливой улыбкой открыла коробочку. Мадлен почтительно отступила назад.

– О, это… это…

Она понятия не имела, что это за предмет, похожий на щепку. Уэйд вновь рассмеялся, радуясь ее замешательству, потом наклонился и тихо прошептал ей на ухо:

– Я тебе позже объясню, что это такое, возможно, сегодня вечером. Нам нужно о многом поговорить, Кассандра. – Он прижался губами к ее щеке и тотчас же выпрямился. – А теперь поспеши вниз, любовь моя. В столовой подан легкий полдник. Немного перекусим и отправимся на охоту.

Она проводила его взглядом; интересно, о чем он хочет с ней поговорить? Потом они с Мадлен вместе принялись изучать заостренный и плоский кусочек древесины, уложенный на подушечку жатого белого бархата, но, сколько ни ломали голову, так и не сумели догадаться, что он должен означать.

Час спустя Кассандра брела вместе с другими дамами и господами по кочковатому, покрытому жнивьем полю в дальнем конце поместья Уэйда. Одна из отставших карет добралась наконец до места, таким образом компания увеличилась вдвое. Теперь их было четырнадцать человек. Весьма странное сборище, подумала Кассандра, с трудом припоминая их имена. Большинство из них наверняка были именно тем, чем казались, – полновесными представителями скучающего и праздного сословия богачей: виконт и его подружка, парочка молодоженов, неприлично липнущих друг к другу прямо у всех на глазах, три легкомысленные незамужние сестрички по фамилии Ллойд (имена у всех трех тоже начинались на Л) и соответствующее им число неженатых кавалеров.

Только двое не подходили под общее определение: некий мистер Шервуд, мужчина около пятидесяти, молчаливый и просидевший всю дорогу, уткнувшись носом в книгу, а также мистер Слоун, молодой и бедный клерк из какой-то адвокатской конторы, который хвостом ходил за Уэйдом и ловил каждое его слово. А сейчас рядом с нею шел по стерне мистер Эвертон, или Тедди, как он просил себя называть, один из неженатых молодых людей, который явно предпочел ее общество компании сестричек Ллойд и упорно не отходил от нее на протяжении двух дней. За ними следовала целая стая слуг, нагруженных оружием и амуницией, а также стульями, зонтами, громадными корзинами с едой – словом, всем, что могло потребоваться для услады и развлечения господ.

– А во что мы будем стрелять? – спросила Кассандра, чтобы завести разговор.

– Во все, что движется, – улыбнулся Тедди.

Он был привлекательным и словоохотливым малым; в Париже Кассандра знала десятка два ему подобных. С Тедди она чувствовала себя в безопасности.

– Ты стрелять умеешь? – поинтересовался он.

– Нет, в Пале-Рояль для этого почти не было возможности, – ответила она с непроницаемым выражением лица.

Через несколько минут, когда они добрались до парка, Кассандра поняла, что с Тедди тоже надо держать ухо востро. Оказалось, что под «всем, что движется», подразумевались кролики, белки и птицы. Дамам это занятие быстро наскучило, и они уселись на расстеленных одеялах подальше от стрельбы. Тут Тедди предложил, что научит ее стрелять, и она охотно согласилась, устав от глупой женской болтовни. Положив руку ей на талию, он увел ее прочь от остальных и указал на высокий пень, торчавший из земли на расстоянии двадцати футов.

– Для начала он послужит нам мишенью.

Тедди обнял ее сзади обеими руками, якобы для того, чтобы показать ей, как держать ружье, и украдкой поцеловал в щеку. Кассандре было не привыкать к подобным вольностям; она не рассердилась и лишь по-дружески велела ему перестать. Прицелившись в пень, она выстрелила, промахнулась, но неожиданно сильная отдача в плечо отбросила ее назад, прямо в его объятия, и он живо воспользовался ситуацией, чтобы поцеловать ее в губы.

– Прекрати, Тедди, – сказала она решительно. Так как он продолжал ее удерживать, ей пришлось добавить:

– Колин придет в ярость.

– А я его уже спросил, – беспечно возразил Тедди, пытаясь поцеловать ее в шею, – он сказал, что можно.

Кассандра оцепенела.

– О чем ты его спросил?

– Ну… ты же знаешь.

– Нет, не знаю. Может быть, ты мне скажешь?

Ему хватило совести изобразить замешательство.

– Я спросил, будет ли он возражать, если мы с тобой… познакомимся поближе.

Тут он заразительно улыбнулся и подмигнул:

– Колин – человек щедрый. Она не ответила на улыбку.

– О, да, очень щедрый. Но он страдает забывчивостью. Он меня забыл спросить.

С этими словами Кассандра оттолкнула Тедди и вернулась к дамам с твердым намерением не покидать их круга до самого конца пикника. И почему этот случай ее совсем не удивил? Она знала, что Уэйд не питает к ней никаких подлинных чувств, но полагала, что обычное мужское самолюбие, за неимением лучшего, заставляет мужчин оберегать то, что они считают своей собственностью, и требовать от женщин хотя бы притворной верности. Колин Уэйд был для нее головоломкой; чем дольше продолжалось их знакомство, тем больше кусочков мозаики она обнаруживала, но они никак не складывались в единое целое.