Любить и беречь (Грешники в раю) - Гэфни Патриция. Страница 3

– Джеффри, слава Богу, ты здесь. Твой отец…

– Мертв? – Не дожидаясь ответа, Джеффри повернулся к кровати. – О да, – тихо сказал он, разглядывая неподвижное тело, – умер… Все в порядке, никаких сомнений.

Кристи стоял в стороне, чтобы дать ему время прийти в себя. Женщина в дверях тоже не шевелилась. Она была высока, стройна, неброско одета в темно-коричневый дорожный, костюм. Поля ее шляпы были затянуты вуалью, отчего лицо скрывалось в густой тени. Кристи глядел на нее с любопытством, но она молчала.

Джеффри отвернулся от остальных, склонившись над кроватью. Глядя ему в спину, Кристи пытался представить себе его чувства, но застывшая фигура не выражала ровным счетом ничего. Через какое-то время он пересек комнату и встал рядом с Джеффри. Теперь они оба разглядывали безжизненное лицо старого Эдуарда.

– В конце он совсем не мучился, – тихо сказал Кристи. – Это была мирная смерть.

– Вот как? Он жутко выглядит, правда? От чего он, собственно говоря, умер?

– От болезни печени.

– Печени? Надо же, печени…

Недовольное лицо сына не выразило ни малейшего сожаления или скорби. Напротив, Кристи преследовало неотвязное ощущение, что Джеффри придирчиво исследует тело, чтобы убедиться, что отец действительно мертв.

– Он звал тебя перед смертью.

Джеффри поглядел на него с недоверием, потом разразился высоким, совершенно искренним смехом:

– О, вот это хорошо! Это очень хорошо…

Кристи в смятении отвернулся. Женщина между тем прошла вглубь комнаты. В тусклом свете лампы ее глаза приняли странный серебристо-серый оттенок. Он не мог понять их выражения, но в крепко сжатых в прямую линию полных губах явно читалась ирония.

– Мне кажется, перед концом он раскаялся, – предпринял он еще одну попытку. – Во всем. Я уверен, что в сердце своем он чувствовал угрызения совести за…

Но в этот миг Джеффри прервал его таким грубым, примитивно вульгарным ругательством, что Кристи залился краской стыда и смущения. Женщина выразительно повела в его сторону своей темной бровью; он готов был поклясться, что она смеется над ним, хотя в ее лице не было ничего игривого.

Потом Джеффри одарил всех своей обаятельной улыбкой; гнев в его глазах погас, как будто его никогда и не было. Он отошел от кровати и обнял Кристи за плечи с нарочито фамильярной сердечностью.

– Ну, как живешь-можешь, старый бродяга? Ты похож… – Он отступил на шаг и принялся испытующе рассматривать Кристи, склонив набок голову. – Господи! Да ведь ты похож на архангела! До сих пор…

Ухмыляясь, он взъерошил светлые волосы Кристи, и тот почувствовал в дыхании друга явственный перегар алкоголя. Он весь напрягся. Что бы он сейчас ни сказал Джеффри относительно его состояния, все могло показаться бестактным либо чересчур грубым. Он не сказал ничего.

– Ну, довольно. Пошли отсюда, – настойчиво потребовал Джеффри, подталкивая друга к дверям. Кристи слегка упирался, и они остановились, едва не натолкнувшись на неподвижную, по-прежнему безмолвствующую женщину.

– О, извини, дорогая, совсем про тебя забыл. Это – Кристиан Моррелл, старый товарищ моей безмятежной юности. Кристи, это моя жена Энни. Ну, что же вы? Пожмите руки. Вот так. Теперь пошли поскорее чего-нибудь выпьем.

– Как поживаете, преподобный Моррелл? – пробормотала Энни Верлен без улыбки, не обращая внимания на игривый тон мужа.

Кристи старался всячески скрыть свое любопытство. Сплетни о Джеффри всегда в изобилии носились по Уикерли, тем более что в шестнадцать лет он уехал и с тех пор не показывался. Года четыре назад до Кристи дошел слух, что он женился на дочери какого-то художника, но согласно следующему донесению Джеффри участвовал в избиении бирманцев в Пегу [1], а о жене речи больше не шло.

В конце концов Кристи решил, что женитьба – всего лишь одна из множества историй про уикерлийского блудного сына, которые, не претендуя на истинность и правдоподобие, служат постоянным развлечением для деревенских старожилов.

– Миссис Верлен, – поклонился он, пожимая ее прохладную крепкую руку. Она была моложе, чем ему показалось сначала, не старше двадцати пяти лет. Несмотря на чисто английский акцент, в ней ощущалось нечто неуловимо иностранное; что-то в одежде, может быть, или в манере глядеть на собеседника прямо и пристально.

– Нет-нет, она больше никакая не миссис Верлен, верно? Она теперь леди д’Обрэ! Каково тебе быть виконтессой, дорогая? Я так просто жду не дождусь, чтобы кто-нибудь назвал меня «милордом». Пойдемте же выпьем скорей за папашину кончину. У него на это ушло много времени, ну да лучше поздно, чем никогда, правда ведь?

Рука Джеффри на талии жены, казалось, окаменела, и после секундного сопротивления, она позволила ему увести себя из комнаты. Кристи ничего не оставалось, как последовать за ними.

Лучшая гостиная Линтон-холла показалась ему еще более мрачной и неприветливой, чем всегда, но это могло объясняться и тем, что сегодня он видел ее как бы глазами Джеффри.

– Чертова дыра, – произнес новый виконт, входя в холодное неуютное помещение. – Да здесь просто как в склепе! Не зажечь ли тебе пару свечей, Энни? – Он осмотрел шнур звонка, свисавший сбоку от мраморной каминной доски. – Интересно, работает эта штуковина?

Он потянул шнурок. С потолка посыпалась отставшая штукатурка, а где-то в отдалении послышалось слабое позвякивание.

Энни Верлен подошла к окну и раздвинула тяжелые занавеси. Яркий солнечный свет залил гостиную, беспощадно высветив каждое пятно на обоях и каждую залысину на пыльном ковре. Джеффри закрылся от света локтем и издал театральный вопль:

– О! Осторожнее, дорогая, так много света я не просил.

Женщина бросила на него непроницаемый взгляд, наполовину задвинула шторы и направилась к буфету, чтобы зажечь лампу.

Кристи стоял в дверях, пока его друг обследовал комнату, изучая содержимое шкафов.

– Должно же здесь быть хоть какое-то спиртное!

– Сомнительно, – улыбнулся Кристи. – Твой отец перестал пить, когда заболел.

Джеффри скривился:

– Надеюсь, хоть в кухне-то найдется бренди или что-нибудь вроде того.

В коридоре послышались шаркающие шаги, и все повернулись к дверям. В комнату вошла домоправительница, увидала их и в смущении остановилась на пороге.

– Миссис Фрут! – радостно вскричал Джеффри. – Клянусь кровью и плотью Спасителя, вы не очень-то изменились! – Старушка в испуге отступила на шаг. – Что? Вы не знаете, кто я? Я же Джеффри!

Она прикрыла левое ухо.

– Джеффри? – дрожащим голосом произнесла старая экономка, неуверенно улыбаясь. – Слава Богу, это вы… А то, я уж было подумала, что вы… ваш отец.

Джеффри ударил себя в грудь воображаемым кинжалом.

– Только не говорите, будто я похож на этот унылый труп там наверху, моя милая старушка! – игриво воскликнул он. – Не говорите так больше, слышите!

– Что? Труп?

Она прижала ладони ко рту и в страхе уставилась на него.

До Джеффри дошло наконец, что она глуха.

– Он умер! – почти крикнул он. – Старый хрен околел!

В глубочайшем изумлении он наблюдал, как сморщенное лицо миссис Фрут искажается горем.

– Господи, она с ума сошла, – недоуменно сказал он, поворачиваясь к Энни и Кристи. – Она же и вправду жалеет о нем! – Он обнял поникшие плечи экономки. – Ладно, ладно, старушка, довольно. Ступай-ка лучше и принеси нам немного бренди. Понимаешь – бренди?! И себе налей капельку, чтобы поднять настроение.

Он развернул миссис Фрут и слегка подтолкнул ее к двери.

Едва оправившись от шока, Кристи устремился за ней, но Энни оказалась проворней.

– Побойся Бога, Джеффри, – произнесла она напряженным тихим голосом и торопливо вышла в холл. Звук ее удаляющихся шагов смешался со всхлипываниями миссис Фрут.

– Зачем ты это сделал? – спросил Кристи, скорее ошеломленный, чем рассерженный.

– Сделал что?

Джеффри, как ни в чем не бывало, облокотился о раму высокого окна. Он выглядел совершенно довольным собой. Чтобы привлечь внимание Кристи, он засмеялся своим высоким неестественным смехом.