По закону столичных джунглей - Монакова Юлия. Страница 41

От тоски Люська стала часто включать телевизор. Она практически не всматривалась в то, что происходит на экране, но звук работающего телевизора успокаивал, создавая иллюзию, что она не одна в доме, и на этом фоне Люська занималась своими домашними делами или работала за компьютером. Периодически ей попадались новости о Диме. Сначала было больно, потом как-то сгладилось, и она даже стала с интересом вникать в суть информации, а еще более пристрастно — вглядываться в любимое лицо на экране, пытаясь прочесть в его глазах, помнит ли он о ней?.. Скучает ли?…

Судя по всему, дела у него шли неплохо. Он окончательно выкарабкался из той ямы, в которую угодил после смерти Азимова. Сейчас же Дима вознесся на вершину. Песни его играли отовсюду, ряды поклонников росли, авторитет среди коллег по шоу-бизнесу — тоже. Главный музыкальный канал присудил ему премию «Лучший исполнитель года»; в этой номинации он обошел самого Кирилла Фикорова. В ноябре состоялся очередной отбор на ежегодный конкурс песни «Евросонг», и путем СМС-голосования зрители вновь выбрали Диму для участия в этом международном состязании. Когда в прямом эфире объявили его победу, Люська увидела, что он не может сдержать слез. Она и сама захлюпала носом, безмерно гордясь Димой и любуясь им, хотя давно уже не имела на него никаких прав. Что ж, ее эмоции были вполне объяснимы, ведь она чувствовала себя немножечко причастной к его успеху. Да и немудрено — два года назад, когда они познакомились, Дима еще только начинал свою карьеру. Она видела его взлеты и падения, радовалась и переживала за него… Какую-то часть его жизни (пусть небольшую, пусть ничтожно мелкую по сравнению со ВСЕЙ жизнью) ей повезло быть рядом. Она была очень благодарна судьбе за Диму и не жалела ни о чем. Она даже искренне порадовалась бы, если б узнала, что в его жизни без нее появились новые люди, новые друзья, новые интересы и увлечения… Она от всего сердца желала ему счастья, несмотря на то, что у него была своя дорога, а у нее — своя… Дима был для нее даром судьбы, и лучшего человека в мире она не знала. Что ж, сама виновата в том, что сейчас одна — такие драгоценные подарки нужно беречь. Да и потом… разве Алеся не была ее самым главным, самым дорогим подарком?

Пришла зима. Приступы меланхолии овладевали Люськой все чаще, потому что она практически не видела дневного света. Для большинства людей декабрь знаменовал собой чудесное предвкушение новогоднего праздника, для Люськи же он был наполнен черной тоской и безысходностью. Хотелось забиться в свою норку и не вылезать никуда, и чтобы ее не трогали…

Приближался день рождения Димы — юбилейная дата, двадцать пять лет. В связи с этим он устраивал грандиозный концерт с симфоническим оркестром в зале Чайковского. Предстоящее выступление широко освещалось в СМИ — оно символизировало новую ступень карьеры молодого талантливого певца. Дима должен был исполнять как классические, так и современные вещи, в том числе и собственного сочинения. Люське отчаянно хотелось попасть на этот концерт — это был единственный возможный способ легально увидеть Диму, не показываясь ему на глаза при этом. Она просто посмотрела бы на него издали, послушала, оставаясь при этом незамеченной. Но, во-первых, цены на концерт кусались, особенно учитывая теперешнюю Люськину жесткую экономию. А во-вторых, и это было более существенной причиной — ей не с кем было оставить Алесю на вечер. Не тащить же ее с собой в зал Чайковского, да ее бы и не пустили с младенцем. В общем, пришлось отказаться от этой мечты. А увидеть Диму хотелось дико, невыносимо!

…Не спрашивай, как сильно я скучаю — слов нужных подобрать я не сумею.
Я просто одинокими ночами тобою так мучительно болею…

Что тут еще скажешь? Ни убавить, ни прибавить… Дима всегда убийственно точно подбирал слова и мелодии для своих переживаний. Интересно, в разлуке с ней он написал какие-нибудь новые песни?.. Люська старалась гнать от себя подобные мазохистские мысли, но они были сильней ее воли.

В один из таких депрессивно-меланхоличных вечеров в гости заглянула Лилька, предварительно позвонив. Выглядела она подтянутой и серьезной. Отдала Люське долг — две тысячи шестьсот рублей (очень кстати), извинившись, что «все остальное — как-нибудь потом».

— Работу нашла? — поинтересовалась Люська.

— Нет, я уезжаю завтра…

— Куда уезжаешь? — не поняла Люська. Лиля махнула рукой:

— Совсем уезжаю… Из Москвы. Домой, к маме. Нехорошо это, она у меня там одна, а я уже столько лет в Москве херней страдаю, мыкаюсь… Толку-то? Надоело.

— Тебе — и надоело?! — Люська не верила своим ушам. — Ты же всегда говорила, что только в Москве и есть настоящая жизнь, что найти работу — это ерунда, главное — жить ЗДЕСЬ… Неужели сдаешься?

— Сдаюсь, — тихо согласилась Лилька. — Цели не вижу, понимаешь? Смысла в жизни нет. Кому я тут нужна?..

Когда Лилька ушла, Люська еще некоторое время сидела в полной растерянности. У нее было такое ощущение, что в ее жизни рушится последний бастион.

Довольно часто звонила мама, просилась приехать в Москву хотя бы на пару недель, понянчиться с внучкой, которую видела только на фотографиях. Робко звала Люську вернуться домой… Люська говорила с ней преувеличенно бодрым тоном, чтобы та думала, будто в жизни дочери все идет отлично. Да и подавала информацию она в самых радужных тонах: сама себе хозяйка в двухкомнатной квартире, контракт с крупнейшим книжным издательством России, стабильная подработка… словом, нет повода для беспокойства, и приезжать к ней тоже не нужно, она справляется. Однако, когда они заканчивали разговор, за горло Люську снова ледяной рукой цепко хватала беспросветная тоска. Она принималась плакать, чувствуя себя заброшенной и покинутой, как на необитаемом острове.

Странно все-таки сложилась жизнь. Москва, в которую она всегда так стремилась, в итоге стала для нее просто кладбищем воспоминаний. Сначала она потеряла Андрея, потом — Диму, затем Мишу… Подруг тоже не осталось, Алина уехала, Лилька тоже уехала, а Жанка просто отдалилась. По сути, ни одной живой душе в этом мегаполисе не было больше дела до Люськи, будто Москва сожрала ее целиком и косточек не оставила.

За четыре дня до Нового года Люська вышла из дома вместе с Алесей в слинге. Она давно не выбиралась на улицу, ограничиваясь «балконными прогулками», но сегодня все же решила освежиться, глянув на свое зеленовато-серое отражение в зеркале. В голове не было точной программы действий, однако ноги почему-то привели ее к метро. Она, как в полусне, доехала до станции «Комсомольская», вышла на Казанский вокзал и… неожиданно для самой себя купила билет домой. На малую родину. В один конец.

Это было так логично, словно идея бросить Москву сидела у нее в подсознании уже давно, хотя ей казалось — вот только что пришла в голову.

— Ни на сегодня, ни на двадцать девятое, ни на тридцатое билетов по этому направлению нет вообще, — сообщили ей в кассе, — есть только на тридцать первое декабря, но придется Новый год в поезде встречать, — кассирша захихикала.

До Люськи поначалу не дошел смысл ее слов. Подумаешь, Новый год в поезде — ну и что? Как будто она собиралась праздновать…

— Так на тридцать первое место есть? — уточнила она.

— Есть, — подтвердила кассирша, — но остались либо верхние купейные, либо нижние СВ. Понимаете, очень много народу едет, несмотря даже на праздник…

Подумаешь — новогодняя ночь… Ну, проведет ее Люська в поезде, и что в этом страшного? Зато уже первого января она будет дома, с родителями. А здесь, в Москве, все равно никому нет до нее никакого дела. Она — всего лишь песчинка в этом огромном безбрежном море… Никто и не заметит, что ее больше тут нет. А ее книги… Что ж, договор с издательством уже подписан, остальные диалоги вполне можно вести по телефону или Интернету, ну, в крайнем случае — выберется она снова с столицу на день-другой, чтобы уладить необходимые формальности.