Замыкание (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич. Страница 26

— Это кто? — Сглотнул Черниговский, посторонившись.

— Элим Шуйский, — мельком глянул на того Наумов. — С речами о том, как вернет былое могущество княжеству. Не то, что прежние неудачники, шестые по богатству в Империи.

Иван Александрович подшагнул к столу и вчитался. И точно… «В эту тяжелую минуту, я принимаю на себя всю боль, весь стыд и ответственность за содеянное моим братом. Вырванный случившейся бедой из долгого пути заграницей…».

— У него стиль отвратительный, — прокомментировал Наумов интерес старика. — Вон же, лежат отпечатанные специалистами тексты. Так нет же, лезет сам писать. Смакует, падаль.

— Он же лишится Чести и Силы. — Не понимал Черниговский, совершенно ошарашенный увиденным и услышанным. — Все же увидят.

Одно дело — подставить старых соперников. Он не любил Шуйских, как не любил девяносто процентов других князей. Но чтобы так — когда брат предает брата…

— Его тут кое-чем кормили. Кое-чем бодрящим. — Хмыкнул Наумов. — Особо очищенным. Говорят, все вокруг кажется правильным. Вы идете со мной или почитаете? Я справлюсь сам, там последняя дверь.

— Нет-нет, я с вами, — заковылял Иван Александрович.

На симпатичную девушку, аккуратно уложенную под одеяло, старик смотрел со смесью странных чувств — как смотрят, как на разбитую вазу или дорогую машину, опрокинутую в яму. Сколько всего вложено создателями — и как распорядилась судьба.

— Красивая, правда? — Наумов положил прямо поверх постели Первого Советника и с некоторым усилием заложил его руку соседке под голову.

— Вы ее убили? — Вырвалось у Черниговского.

— А я не самый хороший человек. Да что вы на нее смотрите, вы бы знали, скольких она отравила, опозорила и убила, лишь бы попасть в эту постель. — Наумов оглядел получившуюся композицию. — Обертку ей в Польше нарисовали, вместе с документами на родословную. А внутри все давно сгнило.

Черниговский дрогнул, отводя взгляд.

— Эта красота — не настоящая?

— Сложнее потом менять внешность детей. А это… Рабочие моменты. — Махнул рукой Наумов. — Идемте, князь.

— Вы меня не убьете? — Посмотрел на него Черниговский.

Наумов стоял через кровать — уже не дотянуться. Все моменты упущены. А еще — у того нож.

— Зачем? Вы еще послужите Императору. — Успокаивающе улыбнулся бывший хозяин Архангельска.

— А он — знает? — С надеждой спросил старик.

— Мы с вами говорим о разных императорах, — лукаво ухмыльнулся собеседник. — Давайте на выход. Торопиться ни к чему, когда Первый советник занимается созданием наследников для князей, он отпускает всех на пару-тройку дней. Но быть в одном здании с этой падалью — вы как хотите, а мне еще важного человека встречать. Я бы хотел как минимум отмыться и сменить одежду.

В молчании два бывших князя совершили обратный путь, оставшись в зале с рассыпанными бумагами.

— Что вы смотрите? Собирайте сами, — заворчал Наумов, глядя на жадный взгляд Черниговского.

— Но…

— Что — но? Там признание Черниговской Ники, которое должно быть ей доставлено.

— А может — вы?.. — Заикнулся тот. — Или я доставлю нарочным.

— Иван Александрович, — вздохнул Наумов. — Посмотрите вокруг. Вы видите хоть кого-то?

— Вас.

— И кроме меня с вами — тут одни мертвецы. Никто не знает, что тут случилось, и знать не будет еще дня два. — Проникновенно произнес Наумов.

— Я вас не понимаю, — закачал головой бывший Черниговский.

— А надо бы подумать, что я не способен засвидетельствовать брак княжны. И вы, как муж, для этого не годитесь. Значит, должен быть кто-то еще. Кто может подтвердить княжеский брак? Кто это, достаточно могущественный?

— К-кто?

— И я не знаю. Но он обязательно появится, — похлопал Наумов его по плечу. — Когда вы возьмете верных людей и пойдете убивать Нику. Вы же у нас решительный и яростный, наследника Рюриковичей убили.

— Я не хотел! — Заорал Иван Александрович. — Я бы в жизни этого не сделал, если бы не верил, что все это запланировано самим Императором! Жизнью клянусь!

— Тише-тише. У вас будет шанс все исправить. Противоядие обязано быть.

— У этого человека? В башне Самойловых?! Как подтверждение, что Максим преступник? — Ускорилось сердце Черниговского.

— Ну что вы. Это бы значило, что мальчишка выживет. А кое-кому не нужен цесаревич Дмитрий с живым наследником. — Покачал головой Наумов. — Знать бы, кто эта тварь… Противоядие нужно хозяину, если он случайно уколется об артефакт.

— То есть, у это человека?..

— У того, кто его отправит. — Был предельно спокоен его визави.

— Зачем кому-то убивать принца? — Собрался с мыслями старик.

— У Дмитрия с мертвым наследником меньше шансов на престол. Привыкайте, это большая политика.

— Я в ней живу всю жизнь! — Не сдержался Иван Александрович.

— Тогда что вы такой нищий и без ноги? — Хмыкнул Наумов и, игнорируя недовольное шипение, подошел к вешалке в углу.

Нацепил дешевое шерстяное пальто, сверху смешную длиннополую шляпу с волнистым кантом и, коротко кивнув, посвистывая отправился на выход.

— Скажите, а Самойлов обещал вернуть вам Архангельск? — Отчего-то спросил его Черниговский в спину.

— Нет. Но он вернул мне кое-что гораздо более ценное, — растянул губы в улыбке Наумов. — Всего хорошего… И да, Иван Александрович.

— Что?

— У вас на руках действительно достаточно документов, чтобы принудить Нику выйти за вас. — С серьезным тоном произнес он. — Никто не сможет помешать, ведь Максим в тюрьме.

— Идите к черту!!! — Чуть не кинул в него тростью Черниговский.

Глядя на заливисто рассмеявшегося человека, вышедшего за дверь.

Глава 11

Следователь пришел на следующее утро, ближе к четырем часам утра. Хотя ощущение времени в подземном помещении терялось довольно быстро, но я не выспался — а это вполне себе индикатор.

Мужчина в чине статского советника был не стар, подтянут и полон сдержанного азарта — как у всякого амбициозного человека, который выгрыз себе шанс вести дело такой величины, и лично докладывать первым лицам государства.

Я для него смотрелся, как шанс, а моя виновность — была возможностью попасть если не в учебники, то в газеты. Впрочем, судя по осторожному тону и некой степени деликатности, выраженной в вежливом приветствии и личном посещении камеры, где-то там, наверху, явно просили не горячиться.

Выделенная камера больше напоминала номер дешевого отеля — на шести квадратных метрах был топчан и столик, намертво привинченный к стене и полу; наличествовал даже душ, хоть и не отдельной кабинкой — угол в бледно-синем кафеле, от которого веяло сыростью и холодом. Окна вот только нет — но под землей оно и не нужно. Наличествовал вентиляционный лаз, забранный толстым прутом — ладонь ловила движение воздуха. Не задохнусь — и то ладно…

Когда вели сюда — уже после того, как обменяли гусарский мундир на серую робу арестанта и тяжелые ботинки — успели углубиться метров на двадцать. Входили в одном из помещений Арсенала, а куда именно завели коридоры со сводчатыми потолками — сложно сказать. Согнутые под острыми углами переходы надежно запутывали чувство направления. О том, что пришли на место, подсказал навалившийся на уши белым шумом блокиратор — а так тюремных камер по пути хватало, и не сказать, что они пустовали. Впрочем, как говорит народная мудрость — держи друзей близко, а врагов еще ближе.

Логичным завершением пути был тупиковый коридор с двумя десятками камер — поровну на обе стороны. Фактически, уже меньше двадцати — две были заложены белым кирпичом поверх дверей. Интересно, отчего?..

Моя была под номером одиннадцать, и первой справа. Но я чувствовал шорохи и чужое внимание от других камер — через окошки, предназначенные для передачи еды. Наверное, тут можно осторожно переговариваться и вести беседы — ближайший пост охраны был на один подъем коридора выше. Однако первой ночью было тихо.

Работающий блокиратор порождал странные сны, зыбкие и черно-белые. Иногда появлялся сухой кашель, отражавшийся от каменных стен и железной двери в камеру. Да и тело, привыкшее не задумываясь опираться о Силу, ломило слабостью.