Замыкание (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич. Страница 42

— Мадемуазель Баюшева, мадемуазель Голицына, изволите ли вы быть свидетелями слов уважаемого верховного судьи? — Вежливо обратился Черниговский к девушкам.

Те очень шустро закивали.

— В таком случае, он больше не нужен. — Повернулся старик к верным людям. — Убить и закопать.

— Вы обещали! В-вы клялись, что отдадите блокиратор!!! — Зашелся истерикой предатель империи.

— Наумов, будьте так добры, бросьте блокиратор ему в могилу.

— С радостью, ваше сиятельство. — Вспыхнул улыбкой тот. — Я заберу Лигачева с собой, вы не возражаете?

— Разумеется. Не слишком усердствуйте, ваше сиятельство. Возможно, с ним захочет поговорить еще кто-нибудь.

— О, у меня к нему простой интерес, — шустро освободил Наумов рекомого от артефактов на руках, ногах и в виде цепочек. — Хочу посмотреть на некоторые вещи его глазами.

— Дело ваше, — равнодушно пожал плечами Иван Александрович.

А потом с радостью вздохнул, когда ощутил прекращение действия блокиратора. Тут же, в темноте серой вьюги, куда ушла княжна, отработала полковыми щитами гвардия, наконец-таки дорвавшаяся до Силы и рьяно жаждущая защитить свою госпожу.

Особенно после всех этих провалов… Допустить чужаков без обыска — это просто…

Старик просто покачал головой, тоже намереваясь их догнать.

Но тут мимо промчался давешний мальчишка-гусар, чуть не сшибив с ног развернутым полковым штандартом Гусарского Его Величества полка.

— Куда они без знамени в атаку! — возмутился тот на ходу, догоняя ураган круговерти песка и снега и явно намереваясь шагать перед этим всем.

— Еще один рехнулся, — констатировал Черниговский.

Обернулся на оставшихся, желая найти подтверждение своим словам, но обнаружил только двух высокородных дурех, стоя с влюбленными взглядами машущих гербовыми платочками гусару вслед.

— Нет, ну ладно — эти молодые… Я то — куда… Надо же союзников звать, а не лезть в одиночку в пекло, — дал себе секунду на рассуждение князь, привалившись к стене возле выбитого витража.

Вернее, обращенного в песок — княжна как-то не заморачивалась с дверьми…

Рядом, звучно вышагивая, остановился Дмитрий. Мудрый человек — старается не получить локтем или заклятием в лицо. Передвигается шумно, предсказуемо, когда все вокруг нервные…

— Вы хотя бы Шуйским позвоните! — С ворчанием посетовал ему Черниговский.

— Им уже звонили утром. — Вежливо произнес Дмитрий. — О том, что приехали одиннадцать иностранных виртуозов и желают провести испытание княжича на ранг, немедленно. Затем перезвонили, и сказали, что немедленно отменяется, нужен полигон. В перерыве Самойлов Максим уничтожил Сенатский дворец.

— И что это должно значить? — Хмурился старик.

— Это формальный повод экстренно собрать всю родню в столицу. Одиннадцать виртуозов — это не шутки, ваше сиятельство. Под благовидным предлогом, вся армия Шуйских уже здесь. А там виртуозы позвонили Борецким…У тех нет «виртуозов», но полно должников. — Хранил на устах улыбку юноша. — Ну а Юсуповых мы предупредили заранее. Вы, кстати, присутствовали при этом. — Намекнул парень на разнесенную княжескую высотку.

— Вы мне, будьте любезны, если понадобится что-то — говорите словами, — ответил Иван Александрович столь же вежливой улыбкой. — Я недогадливый. И молитесь, чтобы остальные были догадливее меня.

— Прислушайтесь, ваше сиятельство. Что вы слышите? — Замер подле него молодой человек. — Кроме вьюги из пыли, в которую обращается город?

— Как кладут новую плитку? — Фыркнул Черниговский. — Как эти две клуши обсуждают своего кавалера? — мельком оглянулся он назад.

Но потом замер, когда действительно расслышал. То, что слышал не раз в своей жизни. То, что никогда не смог бы ни с чем спутать.

Грохот близкой грозы — резкий, очерченный, хищный.

Торжествующий рев медведя, дорвавшегося до боя.

Шелест тяжелых капель дождя, пробивающих людей и каменные блоки.

— Так звучит захлопнувшаяся ловушка, ваше сиятельство. Никто не уйдет.

— Одиннадцать виртуозов в городе. — Напомнил Черниговский, кусая губы.

Если их купят, даже верным кланам придется нелегко.

— Одиннадцать виртуозов тут не просто так. Они тоже слушают и слышат, но не грохот, рев и дробь тяжелых капель.

Иван Александрович внимательно смотрел на мальчишку, хмурясь и ожидая продолжения.

— Они слушают, как по городу идет кровь последней из династии Ахеменид, императоров Персии. — Ответил тот серьезным взглядом. — Ведь только императоры вправе дарить княжества, ваше сиятельство. Договор будет соблюден. Мы всегда выполняем свои обязательства.

— В таком случае, — оторвался князь от подпираемой им стены и оправил одежды. Может быть, слегка нервно, может быть, слишком перевозбужденно, но Черниговский старался, чтобы хотя бы голос не дрожал, как его пальцы. — До того, как княжество вернут. Надо вернуть себе честь. — Сцепил он зубы.

И тени с торжествующим шепотом обрели объем.

Глава 17

В бронзовой чаше тлели угли, алыми искорками постреливая в сторону. Между темно-красных брусков прогоревшего дерева вскипала кислотно-желтая масса, порождая сладковатый запах — терпкий, навязчивый, пропитывающий дорогую мебель и ковры, портьеры и бархатную обивку стен. Не спасали высокие потолки и распахнутые настежь окна — сладость, от которой набиралась слюна, сушило горло и начинала болеть голова, цеплялась за все вокруг.

Цесаревич Сергей Дмитриевич полагал, что придется заменить даже паркет вместе с оконными рамами, чтобы вытравить воспоминания об этой гибельной сладости. Но он сжег бы и весь Измайловский остров, если это стало бы ценой выздоровления сына.

Центральный зал Измайловского поместья не так давно встречал лучших медиков и знатоков ядов, способных оказать помощь отравленному наследнику. Однако те бессильно ходили вокруг постели с усыхающим Рюриковичем, поставленной посредине зала, и со скорбью разводили руками. Все, что они могли сделать — уже делали две тени «виртуозов», неотлучно стоящие подле изголовья ребенка.

Центральный зал видел и лучших книжников — сосредоточий великой мудрости и сомнений, чуть не разругавшихся между собой, но так и не пришедших к единому мнению даже под требовательным взглядом его высочества.

Дошел черед даже до церковников и явных авантюристов, пущенных на порог под давлением отчаявшейся супруги. От них не было толку, кроме успокоения и крошечной искорки надежды — на это не стоило жалеть золота в скорбный час. Вреда все равно не будет — предки не дозволят.

Сегодня в этом зале собралось одиннадцать отборных убийц с мировым именем.

Металлические щипцы в узловатых старческих руках зачерпнули из чаши и застучали по мутному стеклу, размазывая угольно-желтую массу тонким слоем. Под тихий и злой шепот Салота, вытеснивший шум ветра в окнах, масса стала усыхать, трескаясь крупными шестигранными кристаллами и обращаясь в красный цвет.

— У вас ничего не получится, болезнь не духовная, — меланхолично прокомментировал господин Ялин с мягкого дивана, который занимал в одиночестве.

Преимущества большого зала — все смогли занять отдельную мебель, щедро расставленную по периметру. Были даже мягкие подушки для Раджи Миттал — но тот предпочел место за столом, где играл сам с собой в шахматы, изредка поглядывая на неудачи остальных.

Потому что успехов не было. Даже у самого раджи — болезнь не играла в шахматы, а в медицине тот был не силен.

Между тем, салот не сбился ни на секунду, продолжая свой речитатив, обращая цвет в пепельно-красный, дышащий жаром сильнее, чем угли — воздух над кристаллами поплыл маревом, а запахи из сладковатых обратились душными, тягостными, словно в шахте на большой глубине — смесь ржавчины и земли.

— Он крадет мою идею. — Всмотрелся в кристаллы господин Паундмейкер. — Я первый предложил переселить душу в другое тело.

— И кого бы мы получили? — Заносчиво фыркнул Ялин. — Вашу марионетку? И кого получим сейчас? Марионетку Салота?