Второгодник (СИ) - Литвишко Олег. Страница 26

— Садись, мамуля. Ты куда в такой час навострилась?

— Да инструменты для ансамбля привезли. Там Таня с ребятами распаковывают. Посмотреть надо, мало ли чего, — ответила мама в свой обычной манере, со смешинкой в глазах. — А вы чего веселитесь? На другом конце села слышно.

— Да вот, думаем, строить роддом или пока не надо, — изобразив очень серьезное лицо глубоко образованной личности, ответил я.

— А не рано тебе о роддоме думать? — спросила мама ненавязчиво. Теперь уже мы просто смеялись, а захлебывались смехом, дергаясь всеми конечностями.

— Ладно, губители светлых детских мыслей, а не пройтись ли нам в клуб на приемку инструментов. Занятые и уставшие директора могут остаться, а для остальных, может быть, спою песенку под гитару. Разучил недавно.

— Ну уж нет, пойду слушать. Я учитель по литературе, или как? А кому-то еще предстоит экзамены по литературе за девять лет сдавать, — ехидно промурлыкала сельская царица.

— И по пению тоже, — вторил ей рыцарь молодой, понимая, что с пением пока швах, надо ставить голос. Споем на бытовом уровне, тем более что эту песню разучиваю всю последнюю неделю. Сам аккорды подобрал. Это моя маленькая победа, рубеж, который себе ставил. Надо Татьяну оседлать, чтобы поработать с ней над вокалом. Не знаю только, может ли она.

Недолго пташка трепыхалась, и как только мы пришли в клуб, где Татьяна и три молодых человека распаковывали коробки, Нона Николаевна нашла мою гитару, сунула ее мне в руки и голосом профессиональной ведущей нараспев произнесла:

— На сцену приглашается Игорь Мелешко с требованием немедленно исполнить хорошую песню.

В зале произошло оживление, окрашенное лукавыми улыбками присутствующих. Татьяна поставила передо мной микрофон на стойке:

— Мы его уже настроили.

— Черти, — пробурчал я, разогревая руки гаммами.

Похоже тунгусский метеорит оказал меньшее воздействие на тайгу, чем моя песня на присутствующих. И это при том, что и певец, и гитарист я ниже плинтуса, но реально великие стихи написал Николай Заболоцкий — цепляет всех, кто слышит.

— Это что? Точнее, чья песня? — шёпотом спросила Татьяна.

— Стихи написал Николай Заболоцкий. Мне мама разрешила по ночам баловаться на инструментах, — скромно, рисуя сандалем окружности на полу, ответил я. — К тому же я вам обещал несколько песен написать. Кстати, а вы, Татьяна, не могли бы поработать над моим вокалом, а то не очень как-то у меня с этим. Вы умеете?

— Меня учили, но пока не пробовала. А музыку вы написали, это правда?

— Неправда, только мимо пробегал. Как ваши дела с ансамблем?

— Вот Саша — мастер на все руки, три школьника с очень интересными голосами, и я могу играть на пианино. Это все, что удалось сделать.

— Татьяна Сергеевна, у меня еще один вопрос: вы можете подбирать ноты с голоса? Могу напеть еще две песни. Мне кто-то сказал, что в Кингисеппе есть полупрофессиональный музыкальный театр. Там по большей части мается дурью некоторое количество музыкантов. Давайте съездим, глядишь — и сманим кого-нибудь. Можем разучить несколько песен для затравки разговора.

— Ну, что ж, давайте! Все равно, надо что-то делать. Когда займемся?

— Да, хоть сейчас, — я сложил руки в приглашающий жест и слегка подобострастно наклонил корпус.

— Нет, сынок, сейчас ты пойдешь ужинать! Никуда тебя не отпущу, пока не поешь! Носишься целыми днями… — мама разворчалась не на шутку. Единственное счастье, которое ей осталось, — это смотреть, как я ем. Сейчас она никогда не ест вместе со мною. Смотрит, как это делаю я, зачастую в предплачевном состоянии.

— Татьяна Сергеевна, не могу отказать маме. Через час, вас устроит?

— Устроит, конечно. Кто ж тебе может отказать?

— Только вот не надо, пожалуйста, делать из меня диктатора.

— Ну-ну-ну, обидься еще. Ты же взрослый человек! — эта присказка прилипла ко мне намертво, и каждый встречный-поперечный старался ввернуть ее в разговор.

Через неделю ежевечерних посиделок, то есть упорных занятий, мы решили, что можем ехать. У нас есть четыре песни для фортепиано с гитарой. Я добавил еще "Траву у дома". Здесь Гагарина еще помнят, всего четыре года прошло.

Татьяна серьезно нагрузила мой голос. Так, что я разговариваю со всеми, как правило, натруженным голосом Высоцкого. Мне нравится: чувствуется движуха, а Татьяна млеет от моих песен. Они, действительно, оказывают сильное воздействие на умы, взращенные на "Ландышах" и песнях Утесова.

Борис Аркадьевич, мужчина средних лет, производил женственное впечатление. Розовые щечки и яркий крепдешиновый платок вокруг шеи выдавали в нем личность творческую, а робкая лысинка, спрятавшаяся за бодрым чубчиком на затылке, — национальность.

— Чем могу быть полезен, товарищи? — еще более проявляя свою национальную принадлежность, спросил он.

— Мы хотим сманить ваших музыкантов в свой вокально-инструментальный ансамбль, — вонзил я правый хук в его представления о порядочности.

— А вы, товарищи, очень веселые товарищи.

— Борис Аркадьевич, это шутка. Давайте, мы вам споем для затравки разговора. Песня авторская, родилась в недрах нашего коллектива. Так сказать, для оценки нашего творческого потенциала.

— Прошу. Что вам для этого надо?

— Пианино и акустическую гитару.

После небольшой подготовки мы с Татьяной спели на два голоса "Есть только миг".

— Неплохая затравка для разговора, — после небольшой паузы задумчиво произнес Борис Аркадьевич, — а нет ли у вас еще чего-нибудь?

— Для вас, непременно.

Я исполнил сольно "Очарована, околдована", а когда закончил, то меня пригвоздил к полу взгляд прожженного администратора, почувствовавшего запах денег.

— Ваши предложения?

— Объединить усилия.

— Что вы можете и что у вас есть?

— У меня к вам аналогичный вопрос.

— А вы, молодой человек, не слишком молоды, чтобы встревать в разговор старших? — Борис Аркадьевич показал зубки. Щас, напугал!

— В нашей паре старший я, и автор песен, кстати, тоже я! — Гоголь родился слишком рано и не увидел этой сцены, в противном случае немая сцена в "Ревизоре" была бы значительно более сочной.

— Вы? — он растеряно посмотрел на Татьяну, но та лишь подтвердила невозможное легким кивком головы. Мир совершал непонятные движения, а этого Борис Аркадьевич не любил, потому что за непонятками скрывались, как правило, неприятности. — Сколько же вам лет, молодой человек?

— Семь, с вашего позволения.

— И вы, не имея никакого опыта общения с женщинами… нет не так… не имея даже физической возможности этот опыт заиметь, написали сагу о любви к Прекрасной Даме?

— У меня хорошее воображение, — стал выкарабкиваться на первый план Малой.

— Непостижимо…

— Согласен, это одна из двух непостижимых вещей: космос и психика. Моя психика загадочна даже для меня.

— Так, ближе к делу. Что вы хотите? — стал стремительно приходить в себя Борис Аркадьевич.

— У нас есть автор хороших песен, которые можно сделать популярными, у нас есть клавишник, — я показал рукой на Татьяну, — есть пара интересных детских голосов! Есть источник финансирования и некий набор инструментов. Нам нужны три гитариста: соло, ритм и бас; саксофонист, ударник, мужской баритон или бас. В ответ мы хотим, чтобы вы организовали обучение наших школьников игре на указанных инструментах и в итоге создали приличный с точки зрения профессионализма школьный ансамбль. До этого момента один раз в две недели вам предстоит играть на танцах в нашем клубе и озвучивать наши праздничные мероприятия. Мы вам будем платить зарплату, поставлять песни и учить делать гешефт.