Тайна пропавших картин (СИ) - Солнцева Ольга М.. Страница 23

– Ой, прости, – я отдернула руку. – Голова закружилась…

– Сашенька, ты, наверно, плохо питаешься? Пойдем ко мне, я накормлю тебя… Мы получаем спецпаек… Пойдем, – горячо повторил он, видимо, боясь моего отказа. И потащил меня за собой.

Я все еще не пришла в себя и поэтому покорно потопала за ним…

…И он действительно привел меня к себе, где мою нежную психику ожидало новое потрясение: Матвей занимал комнату в бывшей тётиной гимназии!

…Мы зашли в фойе. Я не была здесь уже целую вечность и поразилась тому, как сильно всё изменилось. Теперь приют напоминал большой муравейник. Люди сновали туда-сюда. Женщины развешивали белье прямо в коридоре. Дети разных возрастов бегали друг за дружкой, натыкаясь на взрослых и получая затрещины. Только на дверях остались старые таблички с названиями кабинетов: «Французский класс», «Класс истории» – напоминание о другом времени, когда это здание называлось гимназией.

В комнате, где жил Матвей, раньше находился класс арифметики. Мы зашли внутрь. Удивительно, что здесь было тепло, как будто кто-то затопил печку до нашего прихода.

Тут все еще стояло несколько парт. Они были сдвинуты к стенам и окну, образуя в центре пустое место, там красовалась кровать с высокими металлическими ажурными спинками. Я вспомнила, что такие кровати были у наставниц: ведь некоторые из них находились в гимназии в течение ночей. Все еще висела доска на стене, к месту учителя, как прежде, вела высокая ступенька.

И мой стол – тот, за которым я сидела на уроке и наблюдала за девочками, – тоже стоял в комнате, и к тому же, на том самом месте. Я подошла к нему, ласково задела его, как старого приятеля. Немедленно вспомнился последний день, когда бедная Маша краснела у доски и отчаянно пыталась решить задачу про купца.

Кажется, с того времени прошла целая вечность. Где они сейчас, мои милые подопечные?

Слезы навернулись мне на глаза. Захотелось, чтобы время повернулось назад, и я снова оказалась в том милом прошлом.

Мои мысли прервались неожиданно, потому что я почувствовала, как сзади, очень близко ко мне, подошел Матвей. Я резко обернулась и… оказалась прямо в его объятиях. В следующий момент он уже целовал меня, крепко прижимая к себе. Я не могла шевельнуться – так сильно он сжал меня. Но попыталась. Потом замычала: испуганно и отчаянно. Это помогло: Матвей расслабил руки, но не выпустил меня совсем.

Я хотела ему сказать, что это неправильно, что в моем сердце уже есть любовь – к другому мужчине. Но Матвей заговорил первым и не дал мне вставить ни единого слова:

– Я не знаю, что сказать… Это все пережитки прошлого – говорить о любви. Но мне так хочется быть с тобой… всегда… рядом… Сашенька, ты не думай… Я очень серьезно. Сейчас власть рабочих регистрирует браки в городской управе… Пойдем туда. Мы станем ячейкой нового общества.

Я слушала его и ничего не понимала. О чем он говорит? Какая ячейка? Что за регистрация?

Матвей между тем перешел от слов к действию и снова приник к моим губам, но уже мягче, с нежностью, так не похожей на него, человека нынешней власти. И вообще, на весь их новый мир.

– Пожалуйста, не надо, – прошептала я, и захлопала ресницами, стараясь удержать в глазах слезы. Однако они непрошенными гостями побежали по щекам.

– Сашенька, я обидел тебя? – искренне заволновался он. – Прости… Ты не думай, что я… Я – серьезно. Ты подумай о том, что я тебе сказал. Ладно? Я сделаю все, чтобы тебе жилось хорошо. И твоей семье тоже. Вам всем будет лучше под моей защитой. Время сейчас неспокойное. Кругом – классовые враги. А в некоторых местах, что плохо для таких…, - он остановился, подбирая слова, – …как ты и твоя семья, бывают перегибы. Могут расстрелять невинных людей, которые даже, может, и сочувствуют новой власти, и готовы помогать ей… Ошибки, конечно, неизбежны. Но если ты будешь моей женой, никто не посмеет тронуть ни тебя, ни твоих близких… Я делал запрос о твоей семье. Я знаю, что они уехали за границу. Здесь, в городе, я написал о тебе, что ты сирота. Помнишь, мы приходили к вам? Вот тогда я и написал в документах эту информацию.

– Что? – переспросила я, не поняв с первого раза хода его объяснений.

Потом до меня дошло. Тут же я вспомнила маму, папу, Никиту, и слезы с новой силой хлынули из глаз. Я – сирота! Хотя я действительно иногда ощущаю сиротство – без них, без моих милых родных.

Матвей понял это по-своему.

– Прости. Я не мог придумать ничего другого. Я написал, что они были расстреляны белогвардейцами, как сочувствующие красным… Ты подумаешь… о моем… предложении? – снова напомнил он.

Размазывая слезы по щекам, не знаю, почему, но я кивнула. Хотя в душе ни на секунду не сомневалась: я никогда не стану женой этого чужого для меня человека.

Да, я так думала, пока кое-что не случилось…

Матвей стал бывать у нас чаще. Видимо, то, что он предложил мне стать его женой, давало ему какие-то особенные права. Однако к разговору о женитьбе не возвращался.

По-прежнему, он встречал и провожал меня вечерами, хотя дни стали заметно длиннее, ведь приближалась весна.

Однажды в такой светлый вечер он сопровождал меня до работы. Мы прошли мимо небольшой группы людей, окруженной вооруженными солдатами.

Хотя похожую картину я видела не раз, но привыкнуть к такому не могла. Людей вели в тюрьму? Или на расстрел? Тех несчастных, которых с чьего-то злого языка именовали «врагами революции» или «врагами народа».

Когда мы проследовали мимо, я обернулась назад.

И тут ноги мои подкосились: там, среди арестованных и, возможно, обреченных, стоял Алексей. Хотя трудно было узнать в нем ухоженного красавца, из-за которого я когда-то потеряла голову, но сердце обмануть невозможно – это был он.

Меня затрясло как при сильном ознобе, из груди стали вырываться сухие рыдания.

Матвей мгновенно оценил ситуацию, подхватил меня под руку и торопливо потащил за собой. Но не к нам домой, а к себе – сейчас это было ближе. Я с трудом перебирала ногами. В глазах по-прежнему стоял грязный, несчастный, оборванный Алексей…

…И вот мы уже в гимназии, в его комнате. Матвей усаживает меня на кровать, убегает… Вскоре появляется со стаканом в руках. Пытается разжать мои кулаки, чтобы дать мне выпить воды. Ему это не удается. Тогда он подносит стакан к моему рту и старается напоить меня. Опять безрезультатно. Последнее, что он делает: плещет воду мне в лицо. Я замираю, испуганно смотрю на него, ничего не понимаю. Почему он обливает меня водой? Но это помогает – я начинаю что-то соображать.

После этого громко всхлипываю, и этот всхлип, как сигнал для слёз, которые тут же ручьем бегут из глаз…

…Матвей присел рядом, обхватил меня за плечи. Затем торопливо полез в карман, извлек оттуда какую-то грязную тряпку, быстро спрятал ее обратно. Вскочил. Убежал. Вернулся с полотенцем в руках. Протянул мне его, сел и снова обхватил меня за плечи. В этот момент я позволила себе зарыдать в голос, уткнувшись в сомнительной чистоты полотенце. Матвей не торопил меня, ждал, когда я немного успокоюсь…

Когда наконец я перестала выть, а просто сидела, уставившись в одну точку, Матвей спросил осторожно:

– Кого ты там увидела?

Я промолчала. Да и что ему ответить? Там человек, к которому у меня сильные чувства? А что будет дальше? Если Матвей не равнодушен ко мне, он может попытаться избавиться от соперника. Это так просто – при его-то власти. Только словечко замолви. Пока, сейчас, еще есть надежда, что Алексея просто подержат в тюрьме и отпустят, а вот после «ходатайства своего человека» – всё, конец!