Вера Алексеевна в академии боевой магии (СИ) - Либрем Альма. Страница 18
Паук дёрнулся из стороны в сторону на своей паутине, и Верена приняла это за отрицательное покачивание головой. Точнее, телом.
- Ты ядовитый? – уточнила на всякий случай она.
Подпрыгнул утвердительно и, кажется, перевернулся, так, чтобы не смотреть на Верену вверх ногами.
- Людей ешь?
Ещё один утвердительный прыжок.
Верена собиралась было попятиться, но потом вспомнила, что она не совсем человек, и уточнила:
- А полуэльфов?
Паук так стремительно замотылялся на своей паутинке, что Верена даже не сомневалась уже в том, что её жизнь находится в полной безопасности.
- Это хорошо… - тяжело вздохнула она. – А мы с тобой можем заключить мирный договор? Ты ж разумный? – паук задёргался согласно. – А говорящий? – удручённо замотался из стороны в сторону. – А это поправимо? – опять согласие. – Значит, поправим. Будешь моим другом. В этой башне опасно?
Теперь паук задумался.
- Смотря для кого?
Кивнул.
Верена вздохнула. Почему-то, судя по тому, что её тут заперли, для неё здесь было опасно.
- Обещаю, - решилась она, - что не буду снимать твою паутину, а ты там живи себе, ладно? Но в остальных углах башни мне придётся навести порядок. Мне же здесь жить.
Паук не спорил – то ли потому, что до остальных углов башни ему не было никакого дела, то ли потому, что подозревал: до утра его новая подружка не доживёт. Но Верена решила, что пугаться раньше времени не будет. Она осторожно обошла паука по кругу и двинулась вперёд.
Сзади что-то постукивало, и Верена, обернувшись, увидела, что паук успел уже спуститься вниз и, перебирая мохнатыми лапами, продвигался следом.
Никаких особей покрупнее Верена не заметила, этого можно было прибить и туфлей, если очень постараться, и потому она, осмелев, направилась к витым ступенькам, что вели на верхние этажи башни.
…Академия изнутри была ещё более заброшенной, чем снаружи. То, что видела Верена, не просто не радовало, а жутко удручало. С каждым шагом, пока она поднималась выше, становилось понятно, что здесь никто долгое время не жил. Да что там, на полу оставались её следы в пыли...
На верхнем этаже зато оказалось единственное чистое место – огромное ложе. Свежее постельное бельё, приятное наощупь, мягкие подушки, перина… Верена никогда не спала на чём-то, столь сильно напоминающем полигон, ориентированный на всяких принцесс на горошине. И выглядело всё удивительно новым, аж не по себе становилось.
Девушка присела на краешек, отогнула одеяло и с удивлением обнаружила под ним ещё и ночную сорочку, в её мире исполнявшую бы роль дорогого платья.
- И это мне предлагается тут спать? Без вечернего душа? – язвительно уточнила она. – И утром я, немытая, нечесаная, невесть в каком состоянии, предстану перед коллегами?
Она поднялась, отыскала на стене зеркало, тоже не первой свежести, но отражение в нём говорило: полуэльфийкам по жизни явно повезло больше, чем человеческим женщинам. Потому что выглядела Верена всё так же хорошо, даже толком не растрепалась…
- Ладно, - решилась она, поглядывая на кровать. – Утром буду искать ванну… А пока, - она усмехнулась, - может, кто-нибудь подавится одной полуэльфийкой…
И она уверенно шагнула к своему постельному ложу.
Глава восьмая
Прекрасный Принц склонился к ней и прикоснулся к губам мягким, нежным поцелуем. Она вздрогнула, и каменный сон, сковывавший по рукам и ногам, наконец-то прервался, а ледяной гроб растаял…
Интересно, а почему она тогда не свалилась вниз, если её ледяной гроб растаял? Или у него только крышка была ледяная, а всё остальное стеклянное? Или вообще деревянное, чтобы сэкономить средства? Какие, однако, ленивые гномы!
И платье, оно промокло или нет? И почему гроб такой мягкий? И почему принц, признаваясь в любви, так странно щёлкает зубами…
Верена резко открыла глаза.
Хрустального гроба не было. Стеклянного тоже. К её счастью, вообще никакого гроба рядом не наблюдалось, разве что только некое подобие гамака, колыхавшегося из стороны в сторону – это паук сплёл себе ночью на люстре ложе и отдыхал, свесив половину лап вниз. Если бы мог сладко посапывать, наверное, делал бы и это, но пауки сами по себе животные довольно тихие, не говорящие и не шелестящие, потому потревожить сон Верены он никак не мог.
Но кто-то же потревожил!
Она нехотя выбралась из кровати. Было холодно, пришлось кутаться в одеяло – к слову, мягкое и довольно лёгкое, - и смотреть в окно башни. Спасибо, хоть застеклённое, а то от этой горе-академии всякого можно ожидать! С них станется поселить её в какое-то место со сплошными сквозняками, где не укрыться от холода и среди ночи комары закусывают едва ли не до полусмерти. Хотя, возможно, палатка куда больше соответствует требованиям к зданию, чем это огромное замкоподобное строение…
За окном раскинулась осень. Это было странно, потому что Верена считала, что попала в весну или по крайней мере в раннее лето – но сейчас, с большой высоты, вдруг поняла, что часть листьев уже позолотилась. Странно, а трава была такая сочно-зелёная, что даже завидно становилось.
- Паук, - окликнула она своего восьмилапого друга, - не подскажешь, какой сейчас месяц?
Паук только лениво дёрнул своей лапкой и отвечать не изволил. Верена закатила глаза – можно подумать, она в самом деле на что-то рассчитывала! Но осень всегда лучше весны, если речь идёт об университете. Впереди ещё целый учебный год, можно сполна насладиться его течением, поиздеваться над студентами…
Если её переселят в какую-нибудь нормальную комнату и перестанут над ней самой издеваться, как над последним студентом-двоечником из местного университета. А то уже прямо сил никаких нет от того, что тут происходит!
Щёлканье повторилось, и Верена, вздрогнув, стремительно повернулась вокруг своей оси. Источник звука так легко обнаружить не удалось, но он повторился, стал громче и назойливее.
Девушка насторожилась. Звук был неприятным и вызывал раздражение – но, тем не менее, источник его находился вне пределов её видимости и пока что не собирался себя выдавать. Сухие, напряжённые щелчки с каждой новой итерацией всё сильнее выводили из себя, и Верена почувствовала, как против собственной воли напрягается и подаётся вперёд, а руки сжимаются в кулаки. Когда она была в своём, родном мире, то терпеть не могла студентов, щёлкающих ручкой. Эти мерзкие клацанья в разовом проявлении не вызывали у неё никакой реакции, но, повторяясь десять, пятнадцать, двадцать раз, уже начинали немного подбешивать. Но были же такие, что щёлкали целую пару напролёт! Они сидели на лекции и, вместо того, чтобы законспектировать хотя бы какую-то минимальную информацию, выдавали эти мерзкие звуки, нагнетали обстановку… Будто знали, что она ненавидит этот звук.
Или, возможно, проверяли на возбудимость всех преподавателей.
А эта мерзкая фраза! "Если кого-то раздражает пощёлкивание ручкой, то это проблема тех, кто раздражается, а не тех, кто щёлкает".
Неужели так жизненно необходимо…
Верена вздрогнула. Ей вдруг пришло в голову, что она находится в какой-то средневековой башне, в тоненькой ночной сорочке, в одной комнате с плоховатым таким защитником, представителем паучьего рода, и тот, кто там щёлкает, должно быть, делает это не ручкой – потому что никаких ручек в этом мире нет и быть не может. По крайней мере, общий уровень развития именно об этом и свидетельствовал.
- Эй, - тихонько позвала она, - тут кто-то есть?
Никто, ожидаемо, не отозвался. Но Верена и не надеялась – насильники, преступники и драконы вообще редко представляются перед тем, как сделать какую-то гадость.
Прекрасные Принцы, например, издалека вопят о том, что они прекрасные. Верена соответствующих воплей не услышала. Молча же пробирается что-то плохое…
А так щёлкает отмычка в замке.
Верена не смотрела на себя в зеркало, но и так знала, что она бледная, как стена. Не местная стена – местные стены были каменными, то есть, серыми, - а какая-нибудь больничная, не белоснежная, а такого потасканного белого цвета, вызывающего одну только неприязнь.