Неживой (СИ) - Ветров Клим. Страница 7

Незадолго до войны — когда он ещё не появился на свет, его родители уже знали, что их сын потенциальный тёмный. Причём по всему выходило, что той силы, которой будет одарён наследник, ещё ни в одном из великих домов не было.

И вроде бы всё хорошо, появление на стороне империи мага такого уровня решило бы многие проблемы — в том числе во внешней политике, но было одно очень весомое НО.

И называлось оно пророчеством.

Великая империя падёт, едва покинет тот малыш утробу,

Исчадьем ада с неба упадёт,

И души православных бросит богу.

В этом коротеньком фрагменте предсказания как раз и говорилось о том, что случится с Империей, если на свет появится тёмный наследник.

И оно не обмануло, обманулись сами люди. Ведь стихи не были пророчеством, как все думали — стихи были предупреждением.

Но случилось так, как случилось, и отец с матерью, боясь за сына, не стали афишировать рождение ребёнка, более того, роды прошли в Германии, а сам младенец остался на попечении сестры императора, супруги кайзера.

И только благодаря этому он выжил.

Всё то время, пока он жил у дяди, Алекс провёл в полной изоляции — кайзер очень серьёзно относился к безопасности племянника. Но, как говорится, «знают двое, знает и свинья» — когда мальчику исполнилось пять, его тайну раскрыли и, тут же надавив на дядю, заставили отдать ребёнка.

Вот только он не учёл, что нянька и её муж окажутся такими шустрыми и буквально перед самой передачей выкрадут мальчика.

***

Отойдя от трактира на приличное расстояние, Алекс огляделся и, присев на одиноко стоящую лавочку, изменил излучаемый собой спектр, сделав так, чтобы любой заинтересовавшийся его персоной маг увидел лишь серьёзно одарённого светлого малолетку.

А раскрыть истинную сущность под силу только равному, но таких, во всяком случае до сих пор, Алекс не встречал. Даже тот тип, что едва не убил его, один на один не выстоял бы и минуты.

Покончив с этим, он решил привести себя в порядок и, потратив всё, что забрал в трактире, окончательно переменился. Баня, парикмахерская, и магазин одежды сделали его похожим на типичного европейца, коим он, впрочем-то, и являлся, а великолепное знание нескольких языков, — чем только не займёшься от векового безделья, — давало возможность выбирать национальную принадлежность. И хотя особого смысла становиться немцем или французом он не видел — сложности с документами и так далее, но осознавать, что в крайнем случае всегда есть запасной вариант, было очень неплохо.

— Итак, Петербург! — сидя за столиком небольшой кофейни, с предвкушением прошептал Алекс. Он частенько, с самого детства, особенно после прочтения книг, в которых описывалась столица, поднимался из своих подземелий наверх и, забравшись повыше, пытался представить, как там всё было до войны. Он представлял, каким был Зимний дворец, Петропавловская крепость, где стоял Мариинский театр, Эрмитаж…

И сейчас в нём, несмотря на холодную голову и трезвый расчёт, так сильно бурлили эмоции, что ни о чём другом он просто не мог думать.

Хорошо понимая, что поездка предстоит не увеселительная и цель у него не полюбоваться архитектурой, а стать своим среди российской элиты, он не совсем ясно представлял, как это сделать. То есть, конечно, какие-то мысли у него уже были, но сам он не считал их сколько-нибудь серьёзными. На самом деле, не может же он явиться непонятно откуда и прийти к императору со словами, мол, так и так, я ваш внук, только меня ещё нет, но я есть, и мне уже пятьсот лет. Так ведь не бывает? Ладно бы донор родился хотя бы каким-нибудь дворянчиком, всё полегче, но тут совсем лапотный, а это серьёзное препятствие. Добавьте сюда ещё крайне нежный возраст, когда никто тебя не воспринимает всерьёз, и поймёте, что чувствовал некромант, раздумывая о том, как же поступить.

Но если с взрослостью не повезло, значит, нужно искать другой вариант, а вот с ним-то как раз было туго. Причём совсем не от того, что князь не мог ничего придумать, отнюдь. Просто его идеи совсем не блистали оригинальностью, ведь будучи некромантом, магом смерти, всё, что он придумывал, начиналось с драки и разрушений. А здесь дело тонкое, совершенно не требующее лишнего внимания, и как выйти из положения, Алекс пока не знал.

Но тут вмешался его величество случай: за соседний столик подсели двое, взрослый мужчина — обычный смертный, и одарённый мальчик, примерно ровесник донора.

Одеты оба неброско, но довольно дорого, внешне тоже достаточно ухожены — на шее мужчины золотая цепь, а на безымянном пальце обручальное кольцо. Парень же не расстаётся с каким-то гаджетом, причём по виду явно очень неплохим.

Поначалу не обративший на эту парочку внимания, князь превратился в слух после того, как они стали обсуждать выбор факультета в какой-то академии, то и дело бросаясь словами «огонь», «боевая магия» и «ведьмак».

Куда решил поступать юноша, Алекса мало интересовало, но идею они подкинули ему хорошую — ведь где, как не в академии, он может легализоваться? Причём с его знаниями и силой много времени это не займёт. Год, может два. А там он уже получит реальный шанс исправить допущенные его предками ошибки, спасти свою страну и вернуть себе украденное детство, — хотя тут он сомневался, не очень хорошо разбираясь во временных аномалиях.

Он бы, конечно, попробовал пробиться в школу ведьмаков — именно там учился его отец, но на календаре уже конец августа, до начала занятий всего ничего, поэтому подай он заявление на поступление именно туда, автоматически обеспечил бы кучу ненужного к своей персоне внимания.

А в академии, — как князь себе представлял, — всё должно получиться, единственное препятствие, которое он видел, это его неумение общаться с живыми людьми, ведь он даже родителей своих не знал, друзей у него никогда не было, и вообще, кроме Борьки с женой да дяди с тетей, ни с кем никогда не разговаривал.

Но отступать он не привык, тем более что времени было достаточно, и, подслушав разговор отца с сыном, Алекс сделал первый шаг к осуществлению своей цели — купил билет на челнок до Петербурга.

***

Аэровокзал уездного городка произвёл унылое впечатление.

Ветхое деревянное строение — оно же зал ожидания и билетные кассы, хотелось сжечь. А полупьяных грузчиков умертвить и заставить нормально работать.

Эти лодыри умудрились не только несколько раз уронить его чемодан с тележки, да ещё и самого князя. Когда же тот попросил быть поаккуратнее, очень витиевато послали в какую-то непонятную сторону.

Ещё в трактире осознав, что его словарный запас скудноват — он разбирал едва ли половину из того, что говорили несостоявшиеся тюремщики, в этот раз смысл выражений грузчиков он понял отчётливо и как-то, будто само собой, тут же проклял до седьмого колена.

Вот только оба пьянчуги оказались бездетными, — причём даже в перспективе, — и должное распространиться на многие годы проклятье сработало практически сразу. Один успел дойти до туалета, где и благополучно скончался, а второй помер прямо на тележке, ладно хоть вещи разгрузил.

Алекс, понимая, что у этих ненужных смертей могут быть последствия, — след тёмной магии виден был очень хорошо, — поднял обоих и, заставив подраться, имитировал обоюдное смертоубийство.

«Конечно, подстава так себе», — сморщился он, — «но наверняка в этой дыре никто с алкашнёй разбираться не будет, сдохли и сдохли — туда им и дорога».

Если бы он тогда знал, как глубоко ошибается, считая местных сыщиков недотёпами, а окружающих идиотами, но, непривыкший иметь дела с живыми, некромант попросту не понимал, что люди не всегда ведут себя обосновано, и смерть даже пары пьяниц может вызвать у кого-то подозрения.

Но несмотря на такую вопиющую наивность, была у него одна очень хорошая черта, он умел признавать свои ошибки и, что самое главное, учиться на них. Поэтому, по прибытии в Петербург, заметив среди встречающих нескольких магов и людей в форме, поступил радикально — умертвил всех пассажиров, кроме паренька-недомага, и, тут же подняв трупы, бросил их вперёд, а сам под отводом глаз тихонечко ускользнул и, спрятавшись неподалеку, заставил оставшегося в живых парня атаковать встречающих тёмномагическим проклятьем. После чего тот, конечно же, не прожил и секунды, попросту испепелённый несколькими фаерболами.