Плутониевая блондинка - Гэнем Лоренс. Страница 34

– ДОС! Ну и ловкачи, – бормотала она, безуспешно пытаясь извлечь комья клея из дула своего ружья. – Появляетесь здесь со своей ученой болтовней, в дорогих костюмах, и пытаетесь вскружить старой женщине голову, а потом окутываете ее своей липкой желтой ложью. Я уже говорила вам, что мой Бенни понятия не имеет о науке. Он поэт, говорю вам, блестящий поэт…

Ее голос, казалось, слабел вместе с убывающими силами. Она медленно опустилась на пол крыльца и, встав коленями на старые доски, трогательно спрятала лицо в запачканную клеем ладонь и заплакала.

– Зак Джонсон стреляет в беззащитную старую женщину, доведя ее до слез, – объявил ГАРВ, снова очутившись в безопасном убежище моей головы. – Очередная сенсация для выпуска новостей.

– Ага, а теперь пойдем попинаем котят, – предложил я.

И вышел из-за дерева с высоко поднятыми руками, изо всех сил стараясь выглядеть дружелюбно и безобидно, после чего поднял с лужайки наручный интерфейс и приблизился к всхлипывающей мисс Пирс.

– Извините, если я напугал вас, мисс Ньютон. Я… несколько застеснялся и все напутал. На самом деле я подразумевал, что являюсь преданным поклонником… поэзии вашего сына.

Она постепенно перестала всхлипывать и с надеждой подняла на меня глаза.

– В самом деле?

– Абсолютно. Я нахожу ее весьма… любопытной, и … таинственной, и … мне хотелось бы узнать побольше о том, как он стал таким поэтом.

– Вот это хорошо, – прошептал ГАРВ. – Чуточку подло, но прекрасно.

Наклонившись, я медленно взял дробовик из ее руки и осторожно предложил ей мою руку. Старушка впилась в меня взглядом, затем подняла испачканными в клее руками свои бифокальные очки (как две капли воды похожие на очки ее сына) с передника и неторопливо надела их. Постепенно, лицо ее расплылось в улыбке.

– Погодите секунду, – сказала она. – Я знаю вас. Я видела вас в шоу Дэвида Клонмана, верно? Вы тот самый сыщик Никсон.

– Закари Никсон Джонсон, – представился я. – Частный детектив.

– Именно так. Закари Джонсон, промолвила она, нежно пожимая мне руку (и покрывая ее клеем). – Мне ужасно понравилось то вечернее шоу. Вы были очень забавны.

– Спасибо. Знаете, мы острили гораздо больше на репетиции, но они вырезали большую часть наших шуток, чтобы успела выступить играющая на пианино собака.

– Вырезают классный материал для дешевых хохм, – вздохнула она. – Но что поделаешь?

– Да, что поделаешь, – согласился я. – Извините за клей, кстати. Он растворится примерно через час.

– Благодарю. А я извиняюсь за нападение с дробовиком. В наше время осторожность не мешает.

– Полностью согласен. Мы живем в опасные времена.

– Так вы действительно поклонник поэзии моего Бенни?

– Меня чрезвычайно интересуют истории, которыми он может поделиться.

– Я просто счастлива слышать это. Боюсь, что я не смогу рассказать вам о литературных достоинствах его работ. Я всего лишь гордая и обожающая мать. Хотите поговорить с Бенни сами?

– Я не хотел бы навязываться.

– О, никакого беспокойства, – успокоила она. – Бенни с удовольствием поговорит о своей поэзии. Он сейчас в своем кабинете, в подвале.

Все шло так хорошо, что у меня начали потеть ладони.

– Вы уверены, что я не помешаю? – спросил я.

– Ничуть, любезный. Он будет счастлив увидеть вас. Вы гораздо приятнее, чем другие мужчины-посетители.

– Другие посетители? – переспросил я.

– Я знал, что все идет слишком гладко, – заметил ГАРВ.

– Трое мужчин, – отвечала она. – Они заходили примерно неделю назад. Попросили встретиться с Бенни, но я их не впустила. Они очень настаивали. Убеждали меня минут десять прежде, чем ушли.

– Но вы не впустили их?

– Гейтс! Нет, любезный. Разве я кажусь вам тупицей?

– Вы случайно, не запомнили их имен?

– Я их так и не узнала. Один из них говорил за всех. Тощий тип, и смуглый. Как же его звали? Манфред, Мандрейк, или что-то в этом роде.

Мое сердце дрогнуло и я произнес почти машинально:

– Мануэль.

– Это точно. Мануэль. Мануэль Мани.

– Эврика, – прошептал ГАРВ.

XXXII

Кабинет доктора Пирса, казалось, принадлежал иному веку. Теплый свет, исходящий от нескольких настольных ламп и единственного подвесного светильника придавал ему уютный вид. Пол покрывал восточный ковер со сложным рисунком, а сама комната была заполнена таким количеством темной мебели темного дерева, которое мне не приходилось видеть вне музейных стен. Были тут и два читальных столика, пара стульев с мягкой обивкой, викторианская кушетка и большой резной письменный стол. Имелся в кабинете даже камин. Но более всего впечатляли стены, от пола до потолка заставленные книжными полками, забитыми тысячами книг в твердых обложках и немалым количеством томов в кожаных переплетах. Содержимое этой комнаты, возможно, стоило больше всех домов на моей улице вместе взятых.

И здесь не было компьютера.

Ничего автоматизированного, компьютеризованного или связанного с дистанционным управлением.

Я упоминал уже о своей приверженности консерватизму, но это… это было все равно что встретить пещерного человека.

По-видимому, ГАРВ прочел мои мысли, поскольку его шепот в моей голове подтвердил это прозрение.

– Ни одного компьютера в целом доме, босс. Но я получаю странную электронную информацию неизвестно откуда. Проблема в том, что я не могу определить ее источника. Честно говоря, у меня мурашки бегают.

– Мурашки?

– То есть, это странно, – поправился ГАРВ.

– Но ты упомянул «мурашки».

– И что с того?

– Не знаю. Просто не помню, чтобы ты ранее пользовался этим словом. Ты рассуждаешь здраво.

– Вы правы. Гейтс, это просто жуть.

– Перестань, ГАРВ. Ты меня пугаешь.

– Пугаю вас?

Доктор Пирс, собственной персоной, сидел за столом спиной ко мне.

– Полагаю, вы доктор Пирс? – обратился я к нему.

Он медленно повернулся ко мне в своем кресле и на лице его не отразилось удивления от встречи со мной.

– Привет, мистер Джонсон.

Он выглядел гораздо старше, чем на виденных мной снимках. Его седеющие волосы поредели, а морщины на лице казались более глубокими и резко очерченными. Фигура Пирса пополнела, проявился животик и некоторая рыхлость.

Войдя в комнату, я сел на один из стульев.

– Вы из тех, кого трудно отыскать, – заметил я.

– Не так уж, видно, и трудно, – возразил он, – и прошу называть меня Бенджамином. Мне не хотелось бы, чтобы меня называли Пирсом в присутствии Мамы.

– По-моему, она не знает, что она – Эйприл Пирс.

– Она не Эйприл Пирс, – произнес он с жесткой ноткой в голосе. – Ее зовут Мэй Ньютон.

– Как скажете, Бенджамин. Она вроде бы славная женщина.

– Она одна из моих лучших работ. Не считая колебаний смены настроений, она идеально дублирует оригинал.

– И не забудьте о ее хобби встречать непрошеных гостей выстрелами из дробовика.

– Это, вообще-то, в ее характере, – заметил Пирс. – Иногда это создавало проблемы, зато отпугивало Свидетелей Нового Иеговы.

– Он ведет себя довольно странно, – шепнул ГАРВ. – Он кажется скованным и сверхосторожным в своих высказываниях. Вы это заметили?

Фактически, я заметил в Пирсе странность, но не мог ее конкретизировать. Его манеры были нарочито небрежными, словно у актера в роли, которая кажется ему непосильной.

Он поднялся на ноги, взял с дубового шкафчика графин и пару бокалов, которые протянул в мою сторону.

– Хотите бренди?

– Док, сейчас только десять-тридцать утра.

– Разве? Я редко выхожу отсюда. – Он налил себе бокал бренди и уселся на стул напротив меня.

– Кстати, поздравляю, что вы меня нашли, – сказал Пирс. – Вы явились почти на день раньше, чем я предполагал.

– Ну да, мне повезло и я разбил воздушное авто.

– Простите?

– Забудьте. Между прочим, ваш приятель Фред Бернс также разыскивает вас.

Лицо Пирса чуть дрогнуло при прозвучавшем имени Бернса. Мускул вокруг его правого глаза напрягся, а голова еле заметно дернулась.