Сара Дейн - Гаскин Кэтрин. Страница 42

Он сжал ее плечи.

— Не нужно сейчас ничего рассказывать, Сара. Все об этом уже слышали — в той или иной версии. Я выслушаю тебя, как только ты будешь в состоянии мне рассказать.

Она закрыла глаза, и он прижался к ним губами.

— Любимая, — сказал он, — как только стало об этом известно, сказали сначала, что ты ранена, а потом — что умерла. Я узнал, что ты жива, лишь достигнув Парраматты. — Он снова приник к ее груди, сжав в отчаянном порыве, как будто ее могли у него отнять. — Боже милостивый, Сара… Они ведь могли тебя убить… — Он поднял не нее глаза. — Если бы тебя не стало, я бы тоже не смог жить.

Она провела рукой по его спутанным волосам. Они склеились от грязи и пота.

— Больше я этого не допущу, — сказал он. — Клянусь Господом, не допущу! Больше им нельзя доверять, как я до сих пор это делал. Даже если я стану самым ненавидимым человеком в колонии, ни один ссыльный больше не получит от меня снисхождения. С этого момента я буду до конца использовать их тела, но забуду об их душах. Если у кого из них и есть душа, то настолько мелкая, что не заслуживает внимания.

Он ослабил свои объятия, и она откинулась на подушки. Губы его, пока он говорил, были решительно сжаты — у него был вид человека, страстно сетующего на то, что ему перечат. Сара поняла, что пришел конец какой бы то ни было снисходительности с его стороны в отношении ссыльных. Эндрю никогда не отличался терпением, а теперь и подавно он не станет ни терпеливее, ни снисходительнее.

Наконец он выпрямился, отступил на шаг от кровати и произнес с неохотой:

— Тебе нужен отдых, дорогая, я должен тебя оставить…

Он помедлил.

Она протянула к нему руку:

— Мне кажется, ты что-то хочешь сказать. У тебя на уме что-то помимо ссыльных?..

Он передернул плечами:

— Нет, ничего. Ну… это подождет, пока ты не придешь в себя.

Сара улыбнулась.

— Я не настолько устала, чтобы любопытство не побороло усталость. — Она склонила голову набок. — Эндрю, расскажи мне.

Он широко улыбнулся ей; эта улыбка стерла с его лица усталость. Одним броском он оказался рядом с ней на постели; он лежал рядом и смотрел в потолок.

— И что ты за девушка, моя Сара! Я пропал бы без тебя! — Он протянул руку к ее руке, пальцы их сплелись. Он закрыл глаза.

— Я собираюсь строиться в Сиднее, — сказал он.

При этих словах она села и склонилась над ним, крепко сжимая его пальцы своими.

— Эндрю! Ты хочешь бросить Кинтайр?

Он открыл глаза:

— Не оставить Кинтайр, а продолжать расширять его, как мы и планировали. Несмотря на то, что эти свиньи сделали с запасами, Кинтайр все равно остается самой богатой фермой на Хоксбери.

По его лицу снова расплылась улыбка и сделала его, несмотря на загрубелую, обветренную кожу, похожим на мальчишку. Он притянул ее к себе так близко, что губы их почти соприкоснулись.

— Кинтайр — лишь часть того, что мне нужно, — сказал он заносчиво. — Сара, Сидней приходит в движение. Мир, кажется, начинает ощущать, что на земле есть такое место, а торговые возможности манят туда корабли. Сейчас я больше чем когда-либо уверен, что у колонии впереди большое будущее, а Сидней — порт. По мере того как он будет развиваться, появится необходимость в лавках и складах, и я должен там быть, и владеть землей, чтобы поспевать за его ростом. Возможно, мне удастся завладеть каким-нибудь кораблем и плавать на Восток за товарами. Конечно, тут есть риск… Но если ты мне будешь помогать…

Она слегка отстранилась от него и увидела, как лицо его пылает огнем тщеславия и возбуждения, делая черты его совсем юными. Тишина, за которую она так любила Кинтайр, окружала их. Она представила себе грохот и суету уродливого маленького городка, раскинувшегося вдоль заливов Порт-Джексон а. Эндрю предлагал ей вернуться назад, в мир, наполненный женщинами и предрассудками, от которых она когда-то вырвалась. Она поняла, что ей придется надолго оставаться одной. Кинтайр станет убежищем, которое они будут посещать лишь время от времени, он превратится в место, по которому она будет тосковать среди унылых хибарок Сиднея. На миг ее глаза обратились к окну. Покой, которым веяло от долины Хоксбери, был ощутимым и очень родным в этот рассветный час ранней весны. Ей было трудно поверить, что он хочет, чтобы она уехала отсюда.

Но она снова взглянула на Эндрю; пальцы ее медленно прошлись по его щеке и лбу, а потом вплелись в локон его растрепанных волос.

— Любимый, — сказала она нежно, — расскажи мне, что ты собираешься делать.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава ПЕРВАЯ

I

Дом, строительство которого Эндрю Маклей закончил в конце февраля 1800 года, был, пожалуй, ближе всего по стилю к особняку. Он еще долго оставался единственным строением такого рода в Сиднее. Дом не мог похвастать истинным величием, как того хотел хозяин, но был достаточно просторным и изящным, с широкими прохладными верандами, обращенными к гавани. Эндрю поставил его на участке выше Вулумулуйского залива, в стороне от шума пыльных городских улиц, от стука конских и воловьих упряжек, от потока буйной неуправляемой жизни, непременной для любого маленького порта.

За пять лет — с того момента, когда Эндрю принял решение покинуть Хоксбери, — колония несколько изменилась. Теперь, двенадцать лет спустя, она выглядела более основательно, хотя Министерство по делам колоний не спешило признавать за ней иной статус, кроме исправительного поселения. Границы ее постепенно раздвигались: наблюдался приток вольных поселенцев и небольшие изыскательские партии, большинство из которых организовывалось и направлялось в глубь страны с единственной целью — приобрести землю в личное пользование. Все это открывало новые пространства, в основном вдоль рек. Горная преграда пока оставалась непреодоленной, но губернатор Хантер поощрял исследования вдоль побережья. Молодой лейтенант Мэтью Флиндерс и его друг, морской врач Джордж Басс, совершили морское путешествие через пролив, который Басс обнаружил ранее, обогнули Землю Ван Дьемана, доказав, что она не связана с материком. Они оба были почти юноши, но южный океан раскрывал свои тайны перед этими страстными искателями приключений.

Несмотря на все эти новшества, административная структура колонии очень мало изменилась с золотых времен лейтенант-губернатора Гроуза. Те немногие, что заправляли делами Корпуса Нового Южного Уэльса, все еще набивали карманы за счет доходов от рома и торговли, в то время как остальные боролись за самое свое существование. Предполагалось, что военная диктатура окончилась с прибытием губернатора Хантера, но действия военных не изменились, они просто стали менее откровенными — в их поведении была нарочитая почтительность и некоторое удивление в отношении беспомощности бедняги-губернатора. Они сохранили за собой монопольное право на торговлю грузами кораблей, которые прибывали в порт, занимались подпольной дистиллировкой и распределением рома, а так как со стороны государства в отношении сельского хозяйства делалось крайне мало, военные по-прежнему требовали и получали фантастические цены на зерно, без которого колония не в состоянии была прожить. Хантер был безнадежно опутан цепями, выкованными за три года отсутствия правительственного контроля. У него не хватало хитрости бороться с умами, охваченными жаждой наживы; к тому же у него не было власти над войсками. Солдаты подчинялись только своим офицерам, и офицеры пользовались этим, чтобы предупредить, свести на нет или просто проигнорировать любое правительственное распоряжение. Ни о каком равенстве сил не могло быть и речи, и Хантер понимал, что все ближе день, когда ему придется признать свое поражение. А это не сулило ничего, кроме его отзыва в Англию и слабой надежды на пенсию.

Эндрю Маклею досталась щедрая доля доходов этих благословенных лет. Он нажился на торговле, как и вся братия торговых монополистов. Кинтайр разросся и по-прежнему был самой процветающей фермой на Хоксбери. Он осуществил свою мечту о лавке в Сиднее: сделать это было непросто, но сейчас она стояла, как знамя его триумфа, а рядом строился склад. Он был официальным владельцем шлюпа «Чертополох», который осуществлял торговлю с Востоком. И он сохранил за собой славу самого удачливого картежника, когда-либо обитавшего в колонии.