Сара Дейн - Гаскин Кэтрин. Страница 54

Она дотронулась до плеча Дэвида.

— Возьми Дункана и идите с Тэдом. Попроси его почистить рыбу вам на завтрак. Вы можете посмотреть, как он это делает.

Дэвид улыбнулся ей на прощание, немного менее уверенно — Ричарду. Он взял брата за руку, и они направились к тому месту, где их поджидал Тэд, нагруженный мешком с рыбой, свернутыми лесками и банкой с червями. Он пропустил их вперед, козырнул Саре и Ричарду и направился по дорожке.

Они посмотрели вслед детям, на крепкую приземистую фигуру Тэда, которая склонялась над ними, как бы защищая их.

— Ну, мастер Дэвид, — услышали они его голос, — в следующее же погожее утро…

Когда эти трое поднимались по извилистой, ведущей вверх тропинке, вьющейся меж деревьев, детские голоса звонко оглашали воздух, отдаваясь эхом: пронзительный голос Дункана и перекрывающий его голос старшего брата. Низкий мягкий говор Тэда терялся за этими звуками.

Наконец они исчезли из виду. Маленький заливчик внезапно погрузился в тишину и оказался несколько мрачным местом теперь, когда не стало слышно звуков. Солнце почти скрылось, на воде лежали длинные тени; дул прохладный ветер.

Ричард медленно повернулся к ней.

— Может быть, я поступил неправильно, придя к вам так запросто. Но я больше не мог оставаться вдали.

Она взглянула на залив, на темные краски противоположного скалистого берега.

— Тебе действительно не следовало приходить. Это… неразумно. — Она с неохотой взглянула на него. — Тебе еще многое предстоит узнать о нашей жизни здесь. Здесь как в деревне — все хватаются за возможность посплетничать, а пищи для сплетен мало. Тэд ничего не скажет, потому что он мне предан… но прислуга в доме…

Он остановил ее, положив руку на рукав.

— Неужели это Сара говорит? Как же ты изменилась! Такая осторожная и добропорядочная! А помнишь, моя милая, как ты смеялась над моей матерью за ее чопорность и призывала меня пренебрегать приличиями? Твой отец был бы крайне удивлен, услышав тебя сейчас.

— Вызов условностям бросает лишь тот, кто может себе это позволить! — сказала она резко. — Я же не могу!

Он передернул плечами.

— Может быть и так, но даже сплетня не в состоянии сделать что-либо из встречи двух старых друзей.

Он взял ее под руку и повел к тому валуну, на котором сидел перед этим.

— Ты ведь посидишь со мной немного, правда? Я задержу тебя всего на несколько минут. А потом мы вернемся в дом и лишим сиднейских кумушек повода для сплетен.

Он слегка усмехнулся, говоря это, и Сара почувствовала себя обезоруженной. Она присела рядом с ним, расправив свое простое платье с пятнами от соленой воды, и попыталась привести в порядок растрепавшиеся волосы.

Тишина над заливом была настолько глубокой, что они бессознательно понизили голоса; был слышен плеск волн на мокром песке и шелест листвы. Но в то же время они погрузились в тишину, заряженную ожиданием.

Тихо, без суеты, Ричард положил свою руку на ее, неподвижно лежавшую на камне.

— Мне необходимо было видеть тебя, Сара, — сказал он просто.

Она не ответила, и он продолжил:

— Вчера вечером было невыносимо. Ты была так близко, и в то же время я не мог с тобой поговорить. Ты на меня не смотрела; сидела во главе стола — прекраснее всех женщин, которых я когда-либо видел, но такая холодная.

Он сжал ее руку.

— А теперь ты снова выглядишь, как девочка — та самая Сара Дейн, которую я помню! — Вдруг его руки оказались у нее на плечах, и он развернул ее лицом к себе. — Я чуть с ума не сошел, увидев тебя в этой лодке. — Глаза его остановились на ее растрепанных кудрях. — Я хотел броситься к тебе и сделать то, что обычно делал Себастьян… Помнишь, как он распускал твои волосы. Они метались по ветру, а ты делала вид, что сердишься. Вот что я мечтал увидеть. Я хотел, чтобы та Сара, что умерла, вновь ожила.

Он рассматривал ее лицо и казался озадаченным.

— Но твои дети сделали это нереальным, — сказал он тихо. — Они испортили мою фантазию, слишком ясно напомнив мне, что ты уже не та девочка, которую я помню.

Она вывернулась из его объятий и закрыла лицо руками.

— Ричард… умоляю тебя! Пожалуйста, больше не говори об этом! Тебе не следовало приходить! А у меня не хватает сил прогнать тебя.

— Прогнать? Почему ты должна меня гнать? Неужели после всех этих лет мы не имеем права говорить друг с другом — говорить так, как нам того хочется, а не так, как то диктуют условности?

Она напряглась, и когда заговорила, в ее голосе были резкие нотки.

— Не говори про все эти годы, как будто они действительно для тебя что-то значили, Ричард. Не станешь же ты притворяться, что много думал обо мне с той поры, как я сбежала из Брэмфильда.

— Сара! Я не принимаю подобных обвинений! Ты же не знаешь, как часто я думал о тебе. Все эти годы, поверь, я очень много думал о тебе.

Потом последовало молчание, и он сказал:

— Ты считаешь, что я безразлично отнесся к твоей беде. Но, черт побери, это не так! Я сразу же тебе написал, как только узнал о суде, и через несколько месяцев пришло письмо из Ньюгейта от женщины по имени Шарлотта Баркер. Она писала, что ты уже отплыла в Ботани-Бей. Так что же я мог поделать? Ты была тогда для меня потеряна. Я был молод и ничего не знал, и я женился на Элисон, твердо веря, что забуду тебя. — Голос его изменился, стал жестче. — Но я тебя не забыл. Ты вставала, как привидение, между мной и тем, что могло бы принести мне радость или удовлетворение. Я не мог забыть тебя… ты была моей мукой! Если бы я был свободен, я с радостью бросился бы искать тебя, но было слишком поздно. Я отправился воевать в Голландию. В надежде, что если буду убит, то избавлюсь от муки самобичевания. Я полагал, что меня в жизни не привлекает нечто духовное, но понял, что ты являешься моей душой.

В угасающем свете дня он склонился к ней, и лица их оказались совсем рядом.

— Я писал тебе письма, которых никогда не отсылал, — сказал он. — Я пытался разузнать о тебе, где только мог. Когда корабли, вернувшиеся из Нового Южного Уэльса, бросали якорь на Темзе, я болтался около доков, надеясь найти хоть какие-то сведения о тебе. И наконец мне повезло — я встретил адмирала Филиппа, который сообщил мне, что ты собираешься выйти замуж за офицера Ост-Индской компании и что он самолично отдал приказ о твоем помиловании. После этого я втерся в доверие к сэру Джозефу Бэнксу. Мне не счесть обедов Королевского общества, на которых я присутствовал с единственной целью: поговорить с кем-либо из недавно вернувшихся из колонии. Мне далеко не всегда везло… но постепенно у меня сложилось представление о твоей жизни. Я знал о твоей ферме на Хоксбери и о твоих старших сыновьях. Я знал, что представляет собой твой муж. И потом, когда он был в Лондоне, я чуть с ним не познакомился. Он приходил на прием в дом сэра Джозефа Бэнкса — все колонисты рано или поздно там побывали. Мне стало известно, что Эндрю Маклей разбогател на спасательной операции и что в тот момент он готовил новое торговое судно. Я чуть не попросил, чтобы меня ему представили… я хотел с ним познакомиться и спросить о тебе. Но я не смог… не смог заставить себя подойти. Я так ревновал, Сара… так ревновал ко всему, чем обладал этот человек. Какое облегчение я испытал, когда наконец «Чертополох» отплыл из Гринвича, и это искушение прошло само собой.

Моя семейная жизнь к этому времени уже расстроилась совершенно. Я начал ее в надежде забыть тебя, но я заблуждался. Я не был счастлив с Элисон, хотя знал, что она меня любит. Ты, Сара, испортила для меня всех женщин. Но у нас с Элисон было достаточно развлечений, чтобы как-то компенсировать то неудовлетворение, которое мы вызывали другу друга. Все изменилось, однако, когда сэр Джеффри потерял свое состояние. Это его подкосило, и он недолго прожил после разорения. Родовое поместье перешло старшему брату Элисон. Леди Линтон было известно положение наших дел, и она предложила нам поселиться у нее; мы с радостью согласились. Она обожала Элисон и пыталась найти в моем лице сына, хоть часто повторяла, что я неблагодарный материал. Она щедро тратила на нас деньги, и мы оба знали, что Элисон унаследует ее состояние. Но, несмотря на это, она совсем не глупа. Нет, черт возьми, далеко не глупа! Я заметил, что она за мной наблюдает. Ей были известны все мои поступки, практически каждая моя мысль. Ей не потребовалось много времени, чтобы учуять, что что-то не так: что-то заставляет меня играть больше, чем я мог себе позволить, ездить верхом так, как будто я меньше всего дорожу своей шеей. Я часто проводил вне дома целые ночи — и не всегда в обществе женщин. Иногда я оказывался на рассвете в какой-нибудь матросской таверне, одурманенный выпивкой и болтающий что-то о Ботани-Бей.