Сара Дейн - Гаскин Кэтрин. Страница 81

Она задержалась перед камином, крепко сжав руки.

— Эндрю бы знал, что делать, — произнесла она вслух. — Он бы знал, как справиться с Луи.

Ей совсем не показалась нелепой мысль, что Эндрю смог бы обдумать проблему, связанную с Луи. Брак с французом, если его можно добиться, был бы просто деловым предложением — действием, которое одобрил бы сам Эндрю. Этот брак был бы шагом, который совершился бы в интересах его сыновей, способствовал бы сохранности всего, что ему удалось создать, и позволил бы им получить все это в целости и сохранности по достижении ими зрелого возраста. Эндрю нелегко было бы забыть свою собственную борьбу против ее положения бывшей ссыльной и то, как это может отразиться на судьбе его детей. Он бы решился даже на подобный шаг, чтобы обеспечить их интересы. Она подумала о Луи, о его смуглом тонком лице, об умудренности в делах света, которую оно источало. Сравнивая его с Эндрю, она думала о том, смогут ли они когда-нибудь полюбить друг друга по-настоящему. Она подумала, что Луи знает в любви страсть, но не нежность: его знание женщин, должно быть, обширно, но поверхностно. Вероятно, многие интересовали его какое-то время, но она сомневалась, что какой-нибудь женщине удалось полностью завладеть им, зажечь всепоглощающей страстью. Луи никогда не усядется у ног женщины, чтобы выполнять ее приказания. Он индивидуалист, и он непредсказуем: на его чувства невозможно полагаться, даже в браке. Ему невозможно указывать, в нем нельзя быть уверенной — и все же она должна каким-то образом вернуть его в Новый Южный Уэльс.

Она внезапно опустилась на краешек низенького кресла перед камином и протянула руки к пламени. Жар обжигал ей лицо, но она наслаждалась этим теплом, которое растопило ее страхи и сомнения в отношении будущего.

Потом она опустила подбородок на ладони. Как поведет себя Джереми, если она выйдет замуж за Луи? Джереми любит ее, он трудится за троих из-за любви к ней и к Эндрю. За этот год она много раз думала о Джереми — думала с огорчением о том, что его положение ничем не лучше ее собственного. Он, может быть, и любит ее глубоко и преданно, но он ничего не в силах дать ее детям. Джереми, которым, после Эндрю, она дорожила больше всех, был таким же бывшим ссыльным. Думает ли он когда-либо о том, чтобы сделать ей предложение? Этого она совсем не знала. Ему, казалось, известна любая ее мысль, он понимает все ее поступки: ему известны все ее жестокие и грубые поступки так, как их не знал даже Эндрю. Именно Джереми всегда указывал ей на ее промахи, заставляя ее соответствовать тому идеалу жены, который он представлял себе для Эндрю. Не строя никаких иллюзий на ее счет, он любил ее.

Сара медленно покачала головой при этой мысли. Из их любви ничего не может получиться. Помилованный и помилованная… Если снова выходить замуж, так чтобы приподняться над этим уровнем, вернуть то, что для нее было завоевано Эндрю. Брак с Джереми означал бы отказ от этого и переход в совершенно противоположный лагерь: об этом нельзя было даже думать. Через десять лет ее сыновья не должны сожалеть о глупостях, совершенных их матерью.

Но она знала, что у Джереми есть такие качества, которых она никогда не найдет в Луи. Джереми бы предан и лоялен, и порой в его голосе, когда он обращался к ней, сквозила такая невыразимая нежность. Ради нее он работал до полусмерти на трех фермах, которые никогда не будут принадлежать ему. Все эти годы он создавал богатство, которое преумножает славу другого человека. Она понимала, что полюбила Джереми иной любовью, чем Эндрю или Ричарда, с той самой ночи, когда ссыльные напали на Кинтайр. А может быть, все это началось и раньше, но ревность и подозрительность скрывали от нее самой ее собственные чувства. Если бы это было возможно… Она резко остановила себя. Джереми бывший ссыльный.

Она поднялась и вернулась к бюро. Чистый лист с двумя словами наверху слепо смотрел на нее. Она вдруг почувствовала невыразимую усталость и презрение к себе за то, что она сделает с Джереми и со своими собственными чувствами. Сейчас она должна сесть и написать Луи, как старательно она действует в его интересах, и внушить ему между строк, какой старательной она будет в своих заботах о его ребенке. Она прекрасно знала, что совершенно не стремится стать матерью для этой незнакомой девочки, но это все было частью сделки, которую она заключила сама с собой.

Она снова присела и взяла перо. Проблема состояла в том, что эта сделка существовала пока лишь в ее собственной голове. Луи в тысячах миль от нее, недосягаем и недоступен ее влиянию. Она кротко вздохнула и начала писать.

Она писала более часа и вдруг услышала цокот копыт и шум колес экипажа на дорожке, ведущей к дому. Она взглянула на часы: было десять минут одиннадцатого; никто в такое время без крайней нужды не ездил по Непеанской дороге. Озадаченная, она подошла к окну и отодвинула занавеску. Карета остановилась на некотором расстоянии: началась суета, шум, слуги кричали что-то друг другу, один из них забрался на крышу экипажа и стал отвязывать короба. И вдруг в свете расставленных повсюду фонарей она узнала фигуру человека, который разговаривал с мадам Бальве. Он повернулся, нагнулся к карете и когда снова оказался на свету, в объятиях его был ребенок, сильно укутанный от холода мартовской ночи.

Луи вернулся в Банон!

Сара задержалась ровно настолько, чтобы убедиться, что из кареты не выходит какая-нибудь женщина, и опустила занавеску.

Она промчалась по комнате, подняв ветер, который разметал листки ее письма, и они с легким шелестом опустились на ковер. Задержав ладонь на ручке двери, она помедлила и вернулась. Она направилась к туалетному столику, наклонилась и тщательно рассмотрела свое лицо. Увидит ли Луи в ней перемену? Постарела ла она с момента его отъезда? На ее собственный взгляд, она выглядела по-прежнему, но какой он увидит ее в сравнении с бледными томными лондонскими красавицами? Она достала из ящичка пудру и пробежалась пуховкой по лицу, посмотрев на полученный эффект. Волосы ее были уже распущены и расчесаны на ночь: они рассыпались по плечам, отливая теми же светлыми красками, которые он должен помнить. Она посмотрела на них с удовлетворением, как и на стройность фигуры, которую подчеркивал пеньюар. Потом она направилась к шкафу и достала оттуда другой — цвета морской волны, про который Эндрю говорил, что он цвета ее глаз.

Прежде чем выйти из комнаты, она разорвала исписанные страницы, и они весело запылали в камине. Она следила за ними со вспыхнувшими щеками: можно было вообще не писать письмо. Луи вернулся, и вернулся один.

Все свечи в вестибюле были поспешно зажжены. Главная дверь открыта, чтобы слуга смог внести багаж. Ветер с гор врывался прямо в дом, и Сара вздрогнула от холода, когда остановилась, чтобы рассмотреть эту сцену. Луи и мадам Бальве стояли рядом, оживленно разговаривая по-французски, ребенок был почти невиден в глубоком кресле. Капюшон сполз с головы девочки, обнажив черные волосы и восковую бледность кожи. Глаза ее были закрыты, и она не замечала всей царящей вокруг суеты. Сара двинулась вперед.

Луи обернулся на звук ее шагов и тут же направился к ней, протягивая обе руки.

— Сара!

Он совсем не изменился. Его смуглая кожа по-прежнему туго обтягивала высокие скулы, походка была такой же стремительной и легкой. Он улыбался, почти смеялся.

— Ну же, Сара! Неужели ни слова приветствия?

Она крепко сжала его руки в своих. На миг ей стало трудно говорить: у нее было такое чувство, как будто где-то в глубине накипают слезы, в горле пересохло. Сара растерялась; она никак не предполагала, что приезд Луи может так взволновать ее. Полтора года отсутствия сделали его почти незнакомцем. И сейчас она почувствовала необычайное облегчение, найдя в нем того же самого Луи, которого знала до отъезда из колонии. Но еще кое-что сделало это ощущение близости сильнее. Когда она шла навстречу ему через вестибюль, ей на миг показалось, что она идет к своему отцу: то же смуглое тонкое лицо, та же худоба и стройность фигуры. Себастьян Дейн мог бы точно так же смеяться.