Сара Дейн - Гаскин Кэтрин. Страница 99

— Дэвид, вы сами доберетесь домой, ладно? Тут уже нет места.

Дэвид охотно кивнул:

— Конечно.

Дункан, как только услыхал слова Луи, весело помахал рукой и бросился через толпу туда, где все еще играл военный оркестр. Дэвид повернул и последовал за ним.

Луи с улыбкой смотрел им вслед.

— Думаю, теперь мы не скоро увидим эту парочку — пока они не проголодаются или не устанут до смерти.

Он сел и откинулся на спинку, и экипаж покатил. Он двигался медленно из-за вереницы карет и легких экипажей впереди. Сара обмахивалась веером и смотрела на пешеходов, которые перекрикивались друг с другом. Солдат распустили, и они смешались с толпой, их красная униформа выделялась яркими пятнами на фоне легких ситцевых и муслиновых платьев женщин. Хорошенькая девушка, повиснув на руке капрала семьдесят третьего полка, смотрела с легкой завистью на экипаж де Бурже, но тут ее спутник наклонился и сказал ей что-то, что заставило ее рассмеяться и забыть шелка и бархатную обивку, которые вызвали на минуту ее зависть. Было воскресенье, но вокруг как-то не было воскресной атмосферы: ноги людских толп поднимали клубы пыли, жара и шум вызвали у Сары головную боль, и она жаждала оказаться в прохладе Гленбарра.

Джереми довольно зло пародировал проповедь, которую, по его представлению, должен был вскоре произнести преподобный мистер Каупер в церкви св. Филиппа, приветствуя нового губернатора как спасителя колонии. Луи, выведенный из своего скучающего состояния, сильно веселился и откидывался на спинку, посмеиваясь. Он, что было совершенно в его характере, отказался присоединиться к той небольшой шеренге людей, которые рвались вперед, стараясь быть немедленно представленными Меквори. Они с Сарой были приглашены на прием в резиденцию позже на неделе, и ему претило стоять в очереди, ожидая под жарким солнцем возможности быть представленным новому губернатору на глазах у любопытных жителей Сиднея.

Пока мужчины вели беседу, Сара получила возможность как следует рассмотреть Джереми. Она отметила происшедшие в нем за последние годы перемены. Он уже привык к своей свободе: раскованность его поведения, речи и юмора уже была иной, чем в то время, когда он был ссыльным-управляющим Эндрю. Его камзол был прекрасно скроен, белье — безупречно бело, на нем лежала печать процветания фермы на Хоксбери. Она также заметила с некоторой тревогой седые пряди в его черных волосах и осознала, что, в конце концов, ему уже сорок два или сорок три, а годы, проведенные им в колонии, кроме последнего, были тяжелыми и изнуряющими. На лице у него был темный загар, а кожа загрубела от пребывания на открытом воздухе. Но в нем была уверенность человека, который живет в мире с окружающими; она сомневалась, что он часто обращается мыслями к Ирландии. Четырнадцать лет рабства отделили его полностью от того человека, которым он был там — юношей, увлеченным женщинами и лошадьми. Он был уверен в своем будущем и мог просто пожимать плечами, вспоминая о приговоре, вынесенном за агитацию против правительства. Это не испортило его репутации: здесь, в колонии, он волен подняться на любую высоту. Глядя на него, Сара заметила, что она думает о той ссыльной, которая живет с ним, и ей было интересно, женится ли он когда-нибудь на ней.

В этот вечер все в доме де Бурже — гости, дети и слуги — стояли вокруг огромного костра, за которым следили Эдварде и Тэд О'Малей. У небольшого костра Бесс и Кейт по очереди поворачивали свинью на вертеле. Воздух был насыщен ароматом жареного мяса.

Элизабет, стоя рядом с отцом, громко взвизгнула, когда в воздух взвилась ракета и рассыпалась дождем розовых звезд. Во всем городе сверкали точки костров, горевших в честь губернатора Меквори. Из дюжины мест, которые Сара могла рассмотреть и распознать, вылетали, расцвечивая ночное небо, фейерверки. Сидней никогда еще не был так красив: темнота скрывала его убогие домишки, а в небе сиял молодой месяц, рассыпая серебро по воде залива. Двадцать костров горели этой теплой летней ночью.

Сара, захваченная окружающей ее красотой, вздрогнула от легкого прикосновения к рукаву. Около нее стоял Джереми. Он заговорил так тихо, что она едва смогла расслышать его за треском поленьев.

— Я целый вечер пытаюсь поговорить с тобой наедине, Сара.

Она улыбнулась, глядя на него.

— Что-нибудь важное, Джереми?

Потом ее взгляд быстро перешел на Дункана, отскочившего от выстрела хлопушки, которую Эдварде взорвал прямо у него под ногами.

— Думаю, важное для тебя, — тихо произнес Джереми.

Она повернулась к нему. Улыбка увяла на его лице.

— Что же?

— Я не знаю, слышала ли ты уже новость о Ричарде Барвелле.

— Какую новость? — спросила она резко. — Что ты имеешь в виду?

— На «Индостане» доставлено письмо о том, что леди Линтон умерла. Она оставила Элисон все состояние. Я слышал утром, что Ричард наводит справки о кораблях в Англию.

— Они оба едут? — Сара пыталась не выказать паники.

— Да, Сара, оба.

— Что ж… спасибо, что сказал мне, Джереми. Хорошо, что ты успел мне сказать это раньше других.

Губы ее дрожали, и нежданные слезы застлали глаза. И эти костры, и детские голоса — все это принадлежит другому миру. Сиднейские холмы, усеянные огоньками, поплыли перед ее взором. Коснувшись руки Джереми, она отступила на несколько шагов от костра, радуясь темноте, скрывшей ее лицо.

II

У Гленбарра был сонный вид, когда Сара взглянула на него поверх лужайки. Была середина дня, и в большинстве комнат были закрыты ставни, чтобы уберечь их от прямых солнечных лучей. Яркий свет лился со стороны гавани, и Сара, изредка обращая взор на залив, должна была защищать глаза рукой. В доме ничто не шевелилось. Дэвид, Дункан и Элизабет занимались с Майклом Сэлливаном, Луи отправился в город проследить за разгрузкой каких-то картин, присланных из Англии в Банон. Рядом с Сарой сидела на качелях Генриетта, ее раскачивала сонная няня. Голубое платье малышки развевалось, когда она взлетала в воздух. Со стороны конюшни доносился звон ведер. Ни малейшего ветерка не долетало с воды, и сосны, под которыми они сидели, были совершенно неподвижны.

Время от времени Генриетта что-то лепетала, и Сара рассеянно отвечала ей, но жара погружала обеих в летаргическое состояние. Рукоделие лежало в корзинке у ног Сары, и она даже не делала попытки взяться за работу. Прошло уже шесть дней со времени оглашения полномочий Меквори, и хотя поселение все еще продолжало праздновать, жара, которая усиливалась день ото дня, лишала жителей Сиднея как энергии, так и хорошего настроения. Сара прислонилась к стволу дерева, прислушиваясь к жужжанию насекомых вокруг и глядя на лужайку, которая пожелтела за эти засушливые недели, и на дорогу, ведущую к дому, напряженно пытаясь уловить звук копыт, которого ожидала.

Но первой Ричарда увидела Генриетта. В тот миг внимание Сары отвлекло появление рыбацкой лодки на заливе, прямо под их садом. Голос Генриетты заставил ее вздрогнуть.

— Вон кто-то едет, мама!

Сара быстро обернулась. Она узнала алую униформу Корпуса, но Ричард явился пешком: от медленно шагал по дорожке, и даже на этом расстоянии она заметила, что у него какой-то потерянный вид; это странно тронуло ее. Подойдя ближе, он остановился и посмотрел на группу под темными деревьями, защищая рукой глаза от солнца. Дымка, исходившая от нагретой земли, отделяла их друг от друга прозрачным колеблющимся занавесом.

Сара поднялась.

— Можно мне тоже пойти, мама?

Сара отрицательно покачала головой:

— Нет, Генриетта, тебе пора идти наверх и отдохнуть. Еще десять минут, и ее можно забрать, Фанни.

— Хорошо, мэм, — сказала Фанни обрадованно.

Сара покинула древесную сень и пошла через лужайку навстречу Ричарду.

Два дня назад Ричард прислал Саре записку, спрашивая разрешения повидать ее в Гленбарре. Записка положила конец сомнениям и вопросам, которые мучили ее с того момента, когда Джереми сообщил ей о смерти леди Линтон и о планах Барвеллов вернуться в Англию. Она ответила, написав, чтобы он пришел в такое время, когда Луи точно не будет дома. И затем она приготовилась ждать, мозг ее был на редкость спокоен и ясен. Она знала, что Ричард скажет ей, знала даже, какие слова он выберет. Это будет неудачным окончанием отношений, которые сложились между ними с того самого дня, когда они разговаривали наедине на маленьком пляже в конце сада. Десять лет их жизни шли параллельным курсом — временами они были очень близки, полны любви и нежности; временами они ссорились и становились чужими друг другу. Все было иначе, чем в Брэмфильде, когда они по-детски думали о любви; это чувство привело Ричарда с другого конца света, чтобы быть рядом с ней, и дало ему десять горьких лет, исполненных разочарования.