Длань мёртвых (СИ) - Скоров Артем. Страница 12

Я сажусь на колени перед Ракшхитар, и наши лица становятся почти на одном уровне. Звенят цепи, которыми тело приковывают к ограждению для надёжности. Я медленно тяну руки вперёд, а раны на моей щеке обжигают слёзы. Сначала одна, а затем другая ладонь касается измазанной в масле шерсти. Ракшхитар начинает сдавленно вопить и дёргаться, но все попытки тщетны. Спустя шесть лет я снова чувствую эти странные нотки от прикосновения к человеку. Амала всё ещё в этом теле. Она жива, но заперта во власти проклятия, окружена безмерной бурей ярости ко всему миру, из которой не выбраться. Эта буря питает сосуд, с каждой секундой делая его сильнее, из-за чего скоро нынешних мер ограничений будет недостаточно, и тогда снова прольётся кровь Никто. Мне надо торопиться.

«Килли ми!» — всплывает в памяти её последняя просьба.

— Ищи девочку! Достань до неё! Сожги сосуд!

Я тянусь к Амале, но Ракшхитар противится, и буря начинает выталкивать меня обратно.

«Единение с другими душами при контакте приведёт лишь к новым смертям, Том».

Полностью отдавшись силе Длани Мёртвых, я погружаюсь всё глубже и глубже. Сопротивление растёт, порой отбрасывая меня назад, но мне удаётся добраться до Амалы, на что тело реагирует яростными конвульсиями, едва не разрывая между нами контакт.

— Прости, — шепчу, глядя в залитые чернотой глаза и видя в них благодарную девочку, прикасаюсь к ней. Образ Амалы рассыпается пеплом и вмиг поглощается бурей, разрушая её подобно взрывной волне. Истошно застрекотав, Ракшхитар затихает, безвольно повиснув в руках Никто и опустив веки. Его ярость развеивается по ветру, как последний дым от костра, который так и не спалил этот мир дотла. Глубоко, насколько позволяют бинты, вздыхаю и отнимаю ладони от шерсти, которая начинает втягиваться в кожу. Ноги подкашиваются, и Чарльз помогает осесть на холодную землю. Колоссальные изменения идут на спад, обращая жуткую тварь обратно в ребёнка. Всё кончено.

— Ты молодец, — раздаётся незнакомый мужской голос и одобрительный хлопок по плечу от невидимки.

Амалу освобождают от цепей. Неспешно, осторожно, с почтением относясь к ней. После этого ограждение отодвигают в сторону. Никто берёт девочку на руки и проносит мимо меня, а затем укладывает на деревянный помост и отходит в сторону. Слегка отдохнув, я подхожу на его место и смотрю на неё. Глаза Амалы закрыты, а лицо спокойно и безмятежно, совсем не как при нашей первой встрече. Складывая тоненькие ручки на груди, скрытой растерзанной кофточкой, я вижу, что моё проклятие действительно способно спасать, пусть и таким противоречивым способом.

— Покойся с миром, — шепчу на прощание, а потом бесстрашно целую Амалу в лоб. Шейли была права — мёртвые второй раз не умирают.

========== Цикл ==========

Неделю спустя

Графство Корнуолл, Великобритания

Вокруг меня густой туман. Его клубы закручиваются сами по себе, прямо как в голливудских фильмах, порождая сюрреалистические картины. Такие простые на первый взгляд и в то же время невероятные. Среди них начинает вырисовываться человеческий силуэт. Тот движется в мою сторону, постепенно обретая детали и знакомые черты. Подобно призраку, ставшему явью, Шейли вырывается из тумана в метре от меня и замирает. Она именно такая, как в тот день в Чикаго: та же одежда, причёска и всего один накрашенный глаз. Передо мной словно застывшая картинка из прошлого — того и гляди, туман обернётся нашей квартирой, а Шейли… Сестра не подходит, не двигается, просто смотрит на меня и улыбается своей коронной улыбкой.

— Ты нашёл свой путь? — наконец спрашивает Шейли, хотя по глазам вижу — она знает ответ. Так зачем спрашивать? Но я всё равно киваю. — Хорошо. Я горжусь тобой. Очень горжусь. — Её взгляд на миг стреляет мне за спину. — Береги себя, Томми. Прощай.

Подарив мне напоследок свою улыбку, Шейли обращается в туман. Порываюсь подойти к тому, что от неё осталось, но чья-то рука хватает меня за плечо и останавливает. Оборачиваюсь, чтобы наконец увидеть лицо таинственного незнакомца, но голова качается в сторону, и я ударяюсь лбом о стекло. Открыв глаза, вижу бесконечную зелёную изгородь, за которой тянутся пшеничные поля. Такие простые, размеренные. Они убаюкивают, возвращая в царство Морфея вместе с тихим гулом машины. На вспоминание последних событий и ситуации в целом уходят секунды. Вместе с этим осознаю, что видел просто сон. Грустно вздыхаю и оставляю на стекле пятнышко конденсата. Хорошо хоть, что повязка уже не такая тугая.

Меня преследует странное, даже навязчивое ощущение — кажется, Шейли покинула меня навсегда. Она больше никогда не приснится, и от этого в груди начинает расти тоска. Шейли нет. Родителей тоже нет. И вопреки присутствию Никто, я снова ощущаю себя одиноким. Случись это в Зоне-87, Керолайн заметила бы моё состояние и провела принудительную беседу. Но теперь мы вряд ли вообще когда-нибудь встретимся, и мне придётся научиться справляться с этим самостоятельно. Да и вообще, открывается новая страница моей жизни, а последние шесть лет лучше вычеркнуть из памяти.

Сон никак не наступает, а однообразная картина за окном надоедает уже через минуту. Неужели всё английское захолустье… такое? Поля, поля, поля, о — дерево, опять поля… Скука. Я отворачиваюсь от окна и откидываюсь на сидении. С противоположной стороны на переднем пассажирском сидит Беррингтон-младший, тогда как старший за рулём очередного дефендера. И я никак не пойму: то ли это совпадение, то ли у этой семейки фетиш на английские внедорожники. Профессор, надев на шею подушку, посапывает — выходит, не я один вымотался после перелёта. Путешествие и вправду выдалось долгим: сначала через всю Южную Америку и Атлантику до Африки с остановками в Рио и Марокко, затем уже прямым маршрутом до местного аэропорта. Оттуда до ближайшей адвокатской конторы, где нас уже ждали. И если профессор, несмотря на возраст, уже привык к постоянной смене часовых поясов, то для меня такие скачки всё равно что пытка. Вот же мерзкое состояние — хочется спать, а оно ни в одном глазу!

Чтобы хоть как-то отвлечь голову от убийственной скуки, я вспоминаю отдалённый островок в Чили. Даже по прошествии стольких дней мне есть над чем подумать. Событий и мыслей так много, что работы хватит на несколько лет вперёд. Пожалуй, если прошлые шесть лет можно озаглавить как «заточение», то следующие я бы назвал «переосмысление». Не только предыдущей страницы своей жизни, но, пожалуй, и того, что меня ждёт после смерти. Я стану кусочком в бесконечном цикле перерождения Длани мёртвых, одним из Никто и частью единого целого, которому уже несколько сотен лет, если не тысяча, а то и больше. Каждый из них был сосудом для Длани, а теперь мой черёд. Теперь понятно, какая именно мощь скрывается в этих с виду обычных людях. Впервые увидев Чарльза, я и подумать не мог, что в нём бесчисленные объёмы знаний о событиях едва ли не всей человеческой истории. Но вместо того, чтобы подарить свои знания людям, Никто хранят их, оберегают мир от новой для меня реальности.

Такой, в которой древняя индийская тварь может вселиться в девочку, обратить её тело в нечто совершенно нечеловеческое и попытаться уничтожить весь мир. Но с ракшхитар не покончено. По словам Чарльза, даже Длань мёртвых не может уничтожить проклятия насовсем — лишь сжечь их, обратить в метафорический пепел. Потому пройдут годы, десятилетия и ракшхитар, подобно фениксу, снова возродится, а я буду нужен.

Вопреки моей воле в голове начинают всплывать образы той злополучной ночи. Я вижу пламя, что в ночи полыхало ярче солнца и окутывало собой маленькое тело. Я слышу непрерывный треск, с которым брёвна сгорали и становились последним ложем для ребёнка. На это было тяжело смотреть, но ещё тяжелее уйти, отрешиться от сделанного мною и оставить её одну. Подобно тем, кого я знал в Чикаго, я никогда не забуду имя той, кто спасла меня из темницы собственного страха. Своей жертвой она помогла мне стать именно тем, кем я должен быть — Дланью мёртвых, спасителем для нуждающихся в моей силе. Её звали Амалой, а её прах был развеян над океаном следующим утром.