Длань мёртвых (СИ) - Скоров Артем. Страница 3

Мама всегда заставляла меня бегать по утрам, заниматься спортом и ходить на физкультуру, даже пропихнула в футбольную команду. Благодаря ей я стал первым красавчиком класса и даже метил на место капитана нашей команды. Однако больше четырёх лет под замком и статусом лабораторной крысы сделали своё дело — тело одрябло, дыхалка стала ни к чёрту. Когда случались кратковременные проблески хорошего настроения, я пытался заниматься, но воспоминания о семье быстро загоняли меня в мягкий уголок комнаты на следующую пару недель. Благо, проектировщики особняка-клетки додумались поставить достойный спортивный уголок, благодаря которому мне удалось частично вернуть форму. Чудом не опозорившись, доползаю до унитаза раньше критической отметки. Ненавижу этих уродов. Они сами вгонят меня в могилу своими экспериментами быстрее, чем заберут к себе ЦРУ или вояки.

После внепланового холодного душа становится легче, но всё ещё потряхивает. В стремлении хоть как-то успокоиться, но и не сидеть без дела, начинаю влажную уборку на втором этаже. Сегодня совсем не жарко, по дому гуляет лёгкий сквознячок. Если бы не выкрутасы идиотов в белых халатах, день мог бы быть вполне обычным: опять неудача с экспериментами, односторонние переписки с Джесс, поиск истины в книгах Беррингтона и возня по дому. Ну и готовка чего-нибудь нетипичного на ужин. Но сейчас, двигая мебель и собирая в закромах залежи пыли, я хочу только одного — свалить как можно дальше от этого псевдорайского дома и его безумных хозяев. Самое оптимальное место на мой взгляд — Аляска. Мало людей, нетронутая природа и прекрасные виды из окна хибарки, которую построю своими кривыми руками где-нибудь в чаще леса. Там, вдали от цивилизации и камер видеонаблюдения меня никто не найдёт. Главное, чтобы какой-нибудь тупоголовый гризли не полез ко мне. Но моим мечтам никогда не бывать. В мире нет таких сил, которые могут даровать мне свободу от моих надзирателей.

Шесть лет. Шесть чёртовых лет они пытаются найти научное объяснение тому, что совершенно точно неподвластно измерению в физических величинах. Гибель сотен кошек, собак, птиц и мышей не дали им абсолютно ничего — при непосредственном контакте со мной у животных просто прекращается вся электрохимическая активность мозга. Факт смерти — единственное, что фиксируют самые современные приборы. И всё. Никаких аномалий или подсказок к тому, как я это делаю. К счастью, безумные учёные не решаются проводить свои опыты на людях. Видимо понимают, что для них результат будет тот же, вот только с моей стороны он окажется совершенно другим после количества человек, которых уже убило моё проклятие. Конечно, цифра несоизмеримо меньше погубленных животных, но значимость столь же несоизмеримо выше. Имена большинства мне не известны. Они были сотрудниками скорой, копами, дебилами из этого комплекса, начхавшими на технику безопасности в моём присутствии. Но я знал нашу соседку Меган, своего пса Альфа, свою сестру Шейли, маму Бренду и отца Джона. Они навсегда останутся со мной.

Благодаря уборке мне удаётся вместе с потом выжать из себя остатки допингового заряда. Не чувствуя вкуса, я поглощаю наскоро сделанные сэндвичи с сыром и вчерашней котлетой, а потом моментально отрубаюсь на всё том же диване в пустующей гостиной.

И вот я в безлюдных районах Аляски. Повсюду нетронутый белоснежный покров, а куда ни глянь — хвойный лес. Наверное, сосны. Я долго брожу, собираю по пути хворост, дышу морозным воздухом и оставляю за собой тропинки из глубоких следов.

— Том! — моё имя эхом разносится по округе. Я оглядываюсь во все стороны, всматриваюсь вдаль и вслушиваюсь в первозданную тишину. Мне точно не показалось, вот только среди тёмно-коричневых стволов ничего не различить. — Том! — раздаётся где-то совсем рядом, но опять же — где?! — Эй, я здесь! — Оборачиваюсь и делаю шаг назад, но Шейли следует за мной и улыбается. — Я нашла тебя, — победно заявляет старшая сестра и пытается заключить меня в объятия, но я шарахаюсь от неё и задницей падаю в снег.

— Не надо. Не подходи ко мне!

На миг на её лице появляется недоумение, а затем она снова улыбается — тепло, нежно. Как всегда, когда я говорил или делал очередную глупость. Шейли присаживается и тянет ко мне свою руку, не собираясь меня слушать. Она что, не помнит, как я убил её?!

— Не бойся, всё будет хорошо.

— Ты умрёшь! — протестую и отползаю ещё дальше, пока не натыкаюсь грёбаное дерево. Шмыгаю носом.

— Второй раз не умирают, — ну вот, опять эта её улыбочка. Ах, как же бесит! — Ну же, иди ко мне.

Наверное, будь моя сестра чистокровной сиреной, на её счету было бы раз в десять больше потопленных кораблей, чем у остальных вместе взятых. Стоит лишь ей поманить меня к себе, и я тут же исполняю её волю, едва не хихикая от радости, как несмышлёный карапуз. Наградой за послушание становятся нежные объятия, на которые зеркально отвечаю и жадно прижимаюсь к её груди. Как… как же давно я этого не делал. Касался кого-то, обнимал, чувствовал чужое тепло, что горячее солнца. Ни с чем не сравнимые ощущения. В душе всё клокочет от торжества, а по щекам льются слёзы.

— Прости, — опять шмыгаю носом, — прости за то, что случилось тогда. Я не хотел, Шей! — раскиснув, чувствую себя мальчишкой, который вымаливает прощение за случайно разбитую побрякушку. Но на самом деле я уничтожил три десятка жизней.

— Ну всё, всё. Я знаю, что ты не хотел. Никто не хотел, но так всё же случилось. Пойми — даже самую страшную силу можно направить на благое дело. Надо только найти правильный путь. Так что подотри слёзы и будь сильным. Ты же наш спортсмен! А спортсмены не должны останавливаться на пути к победе, — сестра осторожно смахивает мои слёзы и снова улыбается. Время идёт, а она всё ещё жива. Значит, не соврала, что больше не умрёт. Но о чём она говорит? Проклятие на благое дело? Да я не гожусь в герои, который может только убивать мерзавцев. Прости, Шейли, я так не могу. Судя по недовольному лицу сестрёнки, мои эмоции для неё вовсе не секрет. — Ты сможешь, — она словно читает мои мысли. — Просто верь в себя и не упускай возможностей. Найди себя, найди свой путь, и Аляска станет твоей реальностью, Томми. А не мечтой.

— Я… я не понимаю.

— Ты поймёшь. Иди ко мне, — разорвав зрительный контакт, Шейли снова прижимает меня к своей груди и успокаивающе гладит по голове. После того дня у меня от семьи остались только воспоминания. Ни фото, ни видео. Я искал хоть что-нибудь, но все потенциальные источники были заблокированы. А теперь рядом моя сестра, и я чувствую её, трогаю её и больше не боюсь. Отныне мне не надо ничего бояться.

Позади неё мелькает какое-то движение. В следующий момент Шейли с кратким вскриком исчезает из моих объятий и влетает в соседнее дерево в паре метров над землёй. Падая, с треском ломает ветки и приземляется в снег. Наблюдая за этим, я не могу ни пошевелиться, ни выдавить из себя и звука — тело не слушается, словно страх за сестру сковал не только душу. Перевожу взгляд обратно. Там, где она только что была, передо мной возвышается гризли. И не просто гризли, а поистине громадная туша размером с малолитражку, закованная в угольно-чёрную шкуру. Зверь встаёт на задние лапы и издаёт оглушительный рык, за которым следует удар огромной лапой наотмашь. Я отлетаю в противоположную от сестры сторону, врезаюсь спиной в толстую ветку и падаю лицом в снег, тут же вскакивая совершенно в другом месте.

Большой кремовый диван, просторная комната, стены кофейного цвета, частично скрытые полками с книгами и плоская, широкая люстра под потолком. Я знаю, где я — в гостиной своей клетки. Чёрт. Падаю обратно, едва не влетев затылком в подлокотник, и закрываю лицо руками. Это был сон. Грёбаный. Чтоб его. Сон. В котором Шейли в очередной раз умерла на моих глазах. Но она была такой настоящей, такой… как раньше. Подтягиваю к себе подушку и прижимаю к груди. Пытаюсь вспомнить те ощущения, её глаза, улыбку, голос, объятия. Она первая из родных, кто приснился мне с того дня.

— Я скучаю по тебе, Шей, — шепчу в пустоту комнаты, пропитывая слезами подушку. И плевать, что сейчас на меня нацелены все четыре камеры в комнате. — Я найду путь.