Ветер в сердце (СИ) - Камская Анна. Страница 26
— Оля не другие. Она со своей неспокойной душой не сможет долго ждать. Я ее знаю. Вы и себя, и ее погубите этим браком. Боюсь, я вынужден вам отказать.
Антон встал со стула. Хотел возразить, но видел по глазам Полянского, что в этом нет никакого смысла. Он вдруг понял, что тот заранее знал, о чем будет разговор и заранее приготовил ответ. Вопросами он лишь тянул время, перед тем как окончательно растоптать его своим отказом. Войковский оскорбился до глубины души. Никак он не ожидал такой суровой отставки. Надеялся на согласие. Но его поставили на место скоро и без всяких церемоний. Что ответить на подобное? Унижаться? К этому он не приучен.
— Я вас понял, — сказал он и без «до свидания» или «прощайте» направился к двери.
Ему самому было тошно от своей гордости, но он никак не мог ее усмирить.
— Не серчайте, Антон, — попытался Андрей Александрович расстаться с молодым человеком в хороших отношениях. — Несмотря ни на что вы остаетесь другом нашей семьи. Буду рад видеть вас у нас, если, конечно, больше не услышу от вас подобных предложений.
— Я предельно понимаю с первого раза, — резко ответил Антон, — и, боюсь, из-за вашего отказа, встречи наши становятся невозможными.
— Как скажете… как скажете, — Полянский поднялся.
Антон нашел в себе силы отвесить поклон и вышел вон. Вниз на цыпочках спустилась Ольга. Она слышала, как хлопнула дверь и поспешила вниз, чтобы разузнать. Сердце ее трепетало. Стук двери предвещал ей беду, но она надеялась на счастье.
— Завтра мы уезжаем, — оповестил отец, как только понял, что она сошла в гостиную.
— Как? Но зачем? — губы у Ольги затряслись. Из груди готовились вырваться рыдания. — С кем ты говорил здесь? С князем Войковским? Он чем-то расстроил тебя?
— Ты сама прекрасно знаешь и с кем я говорил, и о чем.
— Что ты ему ответил? — с мольбой в глазах обратилась к отцу Ольга.
— Ты знала мой ответ. Не нужно рассчитывать на иной.
— Папенька, но как же! Я люблю его.
Ольга уже рыдала вовсю. И ей было все равно, что ее услышат другие. Горе затмевало ей разум.
— Не ведаешь ты, Оленька, что такое любовь.
Андрей Александрович подошел к дочери и обнял ее. Она вырвалась и отскочила в сторону, сверкая злым взглядом, но его это не проняло.
— И слышать больше ничего об этом не желаю. Слишком много я давал тебе воли, дочь. Отныне так не будет. Завтра едем домой!
Глава 15
Князь Полянский сидел в столовой и ждал Албашева-младшего. С их приезда прошло несколько дней. Дорога домой не запомнилась ничем примечательным, кроме, пожалуй, того, как вела себя дочь его, Ольга Андреевна. С тех самых пор, как Войковский получил отставку, Полянская с отцом не разговаривала, а по приезде закрылась в своих комнатах и не выходила оттуда. Алевтина кружилась над ней курицей-наседкой, носила еду на красивых подносах и блюдечках, но та ела мало или не ела совсем. Старая нянька не знала, как и подступиться к своей любимице. Все рассказывала истории про кота, которого подарил Николя, и пыталась рассмешить ее несносным поведением питомца. То говорила, что нашли его, лакающим прямо из кувшина молоко, то описывала его умильную моську, замазанную сметаной. Оля улыбалась, гладила животное, но есть отказывалась.
На беду в те дни семья Албашевых отбыла к родственникам, и Николя только через посыльного Андрея Александровича, узнал, что Полянские вернулись. Уехать сразу не сумел, дабы не обидеть хозяев своим скорым отъездом, и поэтому в обратном письме сообщил, в какой день точно прибудет. Албашев понятия не имел о том, что случилось, и только сердцем чувствовал, что обязан поскорее воротиться. И, как только представилась возможность, прямо с дороги, помчался к любимой невесте. Он исстрадался по ней. Скучал неимоверно и только и хотел поскорее с ней свидеться, услышать ее, рассказать, как ему жилось без нее.
Как же велико было его разочарование, когда встретил его только князь Полянский. Он обнял его добродушно, сердечно пожал руку, и попросил присаживаться, где тому удобнее. Николя с трудом заставил себя опуститься в кресло.
— Где же Оленька? Не болеет ли? — княжич только сейчас заметил глубокую печаль на лице Андрея Александровича и по-настоящему испугался. — Что-то случилось! — понял он.
— Николенька, — тяжело вздохнул Полянский, — сам знаешь, ты как сын мне, поэтому расскажу тебе все, не таясь, потому как верю, что только ты способен ситуацию нашу решить.
Албашев молчал, внимательно вникая во все сказанное. Князь, не скрывая стыда своего за дочь, поведал ее жениху все, что произошло, и замолчал. Он внимательно следил за Николаем и ждал от того вопросов, а более всего утешения. Ему, старому человеку, хотелось получить от молодого княжича поддержки и слов надежды, на то, что все разрешится. Он ждал от него уверенности, той, что сам почти растерял в этой дороге домой. Николя, вопреки его ожиданиям, встал нахмуренный и опечаленный. Единственное, что он чувствовал сейчас это обиду. Он так скучал, так ждал встречи с Ольгой, а она, оказывается, о нем и не вспоминала. И Войковский этот. И откуда только взялся на его голову? Что за оказия этот офицер?! Как специально подосланный чертом, чтобы нарушить всю его распланированную жизнь!
— Андрей Александрович… негоже так женится, — наконец высказался Албашев, с трудом превозмогая желание уйти навсегда из этого дома. — Если не мил я ей, ничего хорошего с того не будет.
Полянский встал со стула, подошел к княжичу и положил руку ему на плечо. Он понял, чего сейчас желает Николай, но ни в коем случае не хотел его отпускать.
— Что ты, голубчик! Что ты! Так нельзя! Любишь ли ты ее еще? Или так тебя обуревает обида, что и увидеться с ней не захочешь?
— Что взять с моих чувств, коли они ей не нужны? — горько заметил Албашев. — Довольно я перед ней ползал, искал ее снисхождения и ждал. Ей все равно подавай офицера, которого она и знать толком не знает. Нет больше мочи. Завязывать надо с этим. При всем моем к вам уважении. Не могу больше. Должен же я хоть немного оставить себе гордости. Все же не последний увалень на деревне.
— Николушка, я прошу тебя, — взмолился Полянский, не привыкший кого-либо просить.
Да, слова княжича задевали его за живое, но мужская солидарность не давала ему обидеться или отослать вон.
— Ну что могу я сделать?
Он взял руку Андрея Александровича в свою и заискивающе посмотрел ему в глаза. Теперь он казался потерявшимся мальчишкой, напуганным и неуверенным в своем решении. Полянский покачал головой и потянул Албашева за собой на диван. Сели оба.
— Не серчай так на нее, — сказал князь, — глупая она. Может, молода еще, а может, от природы ей думать не дано, но ты знаешь ее. Она добрая, отходчивая, уверен, станет хорошей женой. Надо только подтолкнуть ее, не давать ей ни минуты свободной, что бы думала о другом. Вам бы уехать вдвоем.
— Уехать? — изумился Николя. — Куда? Да и дело ли это? Незамужней девушке уезжать из родного дома с мужчиной, пусть и с будущим мужем. Тем более как будущее это теперь не так ясно, как раньше.
— Все здесь ясно, Николенька, ясно как день! — заговорщицки подмигнул Полянский. — Не быть ей замужем за офицером, которого она после свадьбы и не увидит. Сам знаешь, в России не война, так восстания, не восстания, так беспорядки. Офицерам полка нет времени на семью. Только тебе я кровиночку свою доверить могу. Только с тобой, голубчик, по-настоящему ее ждет счастье. Сердце отца не предаст и не обманет. Поэтому послушай меня, подумай, а потом решай Оленькину судьбу. Потому как теперь она только в твоих руках.
Николя почувствовал, как обида уходит. От таких слов и веры в него, он и сам стал набираться и терпения, которое почти потерял, и уверенности в свои собственные силы и возможности.
— Слушаю вас, Андрей Александрович, — покорился он.
— Закажу я Оленьке номера в Петербурге. Она там сроду не гостила, пусть подивиться на народ местный, да на красоты. Сам присоединиться не смогу — дел накопилось в поместье. Поедет она с Алефтиной и прислугой. Отправлю с ней небольшой обоз из мужиков, для сохранности. А ты, другой дорогой сам туда отправишься, мол дела какие решить, да с местом рабочим ознакомиться. Поселишься в той же гостинице. Встретитесь там, вроде как случайно. Покажешь ей город. Сводишь к знакомым, проведете время. Все в рамках дозволенного, конечно. Авось сердце ее растает, и ум появится. Все детство ведь вместе, чего еще ей желать, кроме такого друга как ты. Пусть видит, что ты во всем ее поддерживаешь и всегда будешь подле нее.