Хоррорная сказка (СИ) - "JokerJett". Страница 15

Спящая Красавица — принцесса. Королевства, которое тыщу лет как не существует. Постоянно засыпает. Внезапно. Больше ничем не примечательна. Хотя и красивая.

Среди лесов непроходимых да на горе-то на высокой стоял замок древний, аж с прошлых веков непосещаемый. В замке том спала девица красоты неписаной и вообще нетронутой. Спала крепким сном, не мёртвым, но волшебным, ожидая принца своего, что легенду в быль обратит да её к жизни возвратит. Сколько веков прошло — сам черт не ответчик, да и не чёрт здесь орудовал, а Фея дюже злая, и то по молодости, когда силушку свою не контролировала, завистью и слюной на девок исходила и короля местного трахнуть мечтала. Отказал он ей, сказав — «семья моя дюже крепкая и жена беременная, не буду я больше тебя по всякому-иному удовлетворять».

Затаила Фея злобу злобную, и на крестины деточки — куда её не приглашали вовсе — пришла и выкрикнула проклятие страшное, так звучавшее:

— Раз вы отказали мне в приглашении и вовсе зуб у меня на вас наточен, получит детка ваша подарок — аккурат в восемнадцатилетие своё уколется и уснет мёртвым сном, да и вы вместе с ней!

Да, вот так и звучало, только гораздо громче и экспрессивнее, слюной посдобрено и малоразборчиво. Топнула Фея ногой, и махнула палкою волшебной и испарилася аки лебядь залётная, а гости приглашённые и королевская семья застыли в панике, поскольку к такому готовы не были.

Гости пошептались, у виска покрутили да разошлись, так ничего и не поняв, лишь родители девочки насторожились — не хотелось им чтобы труп их дочери кто-то целовал сторонний, не принято это, да вдруг долго пролежит — еще и неприлично.

На всякий конский случай колющие предметы прятались от девочки, даже вилок она не видела, ела ложкой да руками до совершеннолетия своего. Да вот незадача — подарили дар заморский ей, кактус офигительный с огроменным цветком.

— Ах! — ахнула красавица, тронула цветочек, а тот и отвалился, не успела девица рученьку отдернуть и упала, да не замертво, а просто мёртвым сном. Чуете разницу?

Долго тогда искали, кто дар принес опасный, да не нашли. Кто говорил, что женщина это, кто мужчину углядел, а одна бабка старая кричала про птицу черную, да кто ж её послушал? И правильно, нефиг.

Года шли и столетия, спала, спала красавица и принца поджидала.

Только вот одна неувязочка вышла — облажалась Фея злая, неправильно каст наложила, и девица в сознание приходила иногда. Ничего не понимала и засыпала снова, и чем только питалась — да кто их разберет, Красавиц-то. Может слуги кормили, что вместе с ней периодически просыпались?

Стоял дворец нетронутый ни временем, ни людьми, и только кактус в холле гигантским уже стал…

Но всё до поры до времени. Вон зорька уже кончилась, туман по лесу стелется… Чу! Не туман это, а что ж лес просекой валится, неужто принц на лошади к устам Красавицы несётся во всю прыть?

Принцев ныне маловато, зато прохиндеев да желающих красоту узреть — не сосчитать, вот только времени прошло много — не слыхали они о сказке сказочной, а то бы табунами бегали да девицу нацеловывали в красоты её волшебные… И спать бы Красавице да спать, пока в один прекрасный день не наведались к ней гости иноземные, но ведь не принцы же! И что же будет, когда они все девицу целовать начнут — и представить страшно, да и не надо представлять, ибо зачем? Сказка расскажется, сами всё и увидите.

Местные леса славились своей непроходимостью, а еще отсутствием съедобных грибов и ягод, и зверья в нём не водилось с тех самых пор, когда Красавица уснула. Деревья не подвергались вырубке, поскольку лес считался проклятым, следовательно, и в домах из него жить было опасно, да что там жить — даже прикасаться к ним. Однако Емеля этого не мог знать, и по дороге спросить не удосужился — поскольку крепко дрых со вчерашней попойки. Только вот забыл он печь привязать, а еще накануне пить ему было не с кем, поэтому он в неё самогону наплескал — ну, вроде как собутыльница. Но печка была явной трезвенницей, поэтому после полулитры взбеленилась, двинулась гулять и загуляла аж в соседнюю сказку, где собственно и прошибала сейчас своим каменным лбом лес, считавшийся проклятым.

Завидев стремительно приближающую стену замка, печь попыталась затормозить и разбудить Емелю — да куда там! Разве храп можно перекричать, да и голосу Щука печи не дала. Закономерно влепившись в стену, она остановилась, полузасыпанная кладкой и вырубилась.

Зато пробудился «водитель кобылы». Побудка была жёсткой, с влетанием в стену лбом и последовавшим после этого досадного недоразумения трезвлением.

— Ох, блять! — громогласно провозгласил Емеля, поднимаясь на ноги и потирая шишку на лбу. Заозирался, запустив пятерню в волосы на голове, затем опять в волосы, но уже не на голове, а затем начал обход замка, пока не встал напротив двери.

— Что за хуйня?! Однако… Бля, заебёшься батрачить на запил такой хуёвины, — провозгласил он, возвращая руку в штаны. Перспектива работать его пугала заранее, тем более работать даром.

— Эй, бля, хозяевы, в рот вас омииноку! — подобрав наиболее вежливое приветствие из всех ему знакомых, он врезал по створке двери пудовым кулаком. Та была заперта, но так просто Емеля сдаваться не собирался, вознамерившись возместить хозяевам ущерб во что бы то ни стало — честный, зараза.

— Ничо бля, и на твою хитрую жопу хуй с резьбой найдём — деловито провозгласил он, начиная обратный обход с целью поиска окна, помня старую истину — раз в двери не пускают, гостем лезь в окно.

А в это время проклятый лес становился оживлённым. То никого, то гости просто напросто валом повалили. И только-только установившуюся тишину опять прогнали звуки трещавших под ногами сучьев. Что было странно, поскольку скорбная фигура, пробиравшаяся на оперативный простор, принадлежала лесному жителю, которому людской молвой приписывалось ходить по лесу аки ангелу по облакам — ни травы не примяв, ни шороху не наведя.

Леголас из последних сил продирался сквозь чащобу. Голова трещала, а выхлоп был такой, что деревья отстранялись, изгибая стволы, от бредущего по чащобе эльфа. Выпили они с Гимли и с его сородичами вчера… или это было неделю назад? — крепко. Какая-то сволочь предложила пари и усомнилась в способности благородного эльфа не опьянеть от столь малого количества эля. Малое количество — это бочонок в пяток галлонов. Благородному эльфу это как пальцы обоссать. И пришлось таки обоссать. И пальцы, и кончики благородных эльфийских сапог из лучшей замши и даже великолепные зелёные штаны, когда эльф забыл при очередном подходе к отхожему месту расшнуровать ширинку. Затем, в программе были ночные купания в озере с местными русалками. И ещё две дриады пытались привести его в чувство, спустив штаны и попытавшись сыграть на его дудочке… Но, наверное, что-то там не срослось, потому что в итоге кто-то разозлился на него и куда-то послал, применив сильные чары, и окончательно он пришёл в себя только в этой чащобе, совершенно ему незнакомой и не откликающейся на его природное эльфийское обаяние. Выражалось это в том, что чащоба постоянно подсовывала ему под ноги корни и завалы из упавших стволов, ветки кустов цеплялись за одежду и всё норовили с нахлёста попасть в глаз. Стволы деревьев злобно пялились на него безглазо, а местные дриады прятались и не скрашивали его одиночества. Да и были ли они в этом лесу? Страшное предчувствие одолевало благородного эльфа — ЭТО НЕ ЕГО СКАЗКА!

И вот когда уже он собирался впасть в отчаяние, чащоба расступилась, и перед ним открылся вид с замком на берегу озера, одиноко и грустно стоящем на небольшой скале. Вокруг рос лес, и не видно было ни людей, ни подъездных дорог. Однако невдалеке виднелась широкая свежая просека, вся усеянная упавшими стволами, и эльф пошёл по ней. Просека завершилась большим кирпичным сооружением непонятного назначения, уткнувшимся в стену замка, прямиком в большие деревянные двери. Оно было с трубой, как-то подозрительно выглядело живым и из его нутра раздавались странные хрипящие звуки. Волосы эльфа попытались встать дыбом, но не смогли. Леголас всегда гордился своими светлыми, шелковистыми, длинными волосами. Иногда он их заплетал в косички, но в основном предпочитал раскидывать по плечам. Их объёмная шелковистая масса была законной гордостью благородного эльфа, но именно это — масса — и помешало им вздыбиться.