Нечестивые джентльмены (ЛП) - Хейл Джинн. Страница 19

Меня охватила ярость. Никогда в жизни я такого не испытывал. Из горла вырвался оглушительный рёв. Он прозвучал в комнате, как раскат грома. Оконное стекло рассыпалось. Скотт-Бек потрясённо выронил скальпель и отступил. На секунду мне показалось, что он так испугался моего крика.

Но тут я заметил, что пол горит. Я повернул голову и увидел в воздухе за окном маленькую Блудную из парка Святого Кристофера. Скотт-Бек сделал ещё один быстрый шаг назад.

Девочка влетела в комнату и села на подоконник. Её глаза с яркими всполохами огня в глубине внимательно следили за каждым движением Скотт-Бека. Думаю, меня она даже не заметила.

— От тебя пахнет его кровью, — сказала она. — Ты убил Питера.

Он бросился к двери, но девочка его опередила. Она вскочила и метнула один из своих ножей с чёрным лезвием. Скотт-Бек упал. Нож просвистел над его головой и вонзился в стену. Лезвие вспыхнуло, и обои тут же загорелись.

Скотт-Бек не терял ни секунды. Он подбежал к дальнему стеллажу и выхватил откуда-то коробку. Девочка рванула следом. Я скатился со стола, но не смог даже встать. Окно было совсем близко, но я понял, что не пройду сквозь огонь. Я ухватился за спинку стула и с трудом выпрямился. По телу прошла волна боли, но усилием воли я заставил себя стоять. Воздух, нагретый разгорающимся пожаром, колыхался. Лёгкие наполнились дымом. Были все шансы сгореть заживо.

Я увидел, что девочка бросилась на Скотт-Бека, и он поймал её за ногу. Резким тренированным движением он швырнул её на пол. И тут я понял, что лежало в коробке. В руке он держал револьвер.

Если он убьёт девочку, я тоже умру.

Я поднял с пола скальпель — сталь уже нагрелась, но я едва это заметил, — и с такой силой метнул его, что чуть не упал снова. Лезвие вошло глубоко в шею Скотт-Бека. Несколько мгновений он потрясённо смотрел на меня.

Девочка тут же проткнула ему руку одним из своих ножей. Револьвер упал, и прогремел выстрел.

Потом ещё один и ещё. Я понял, что они доносятся с лестницы. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался Харпер.

— Белимай! — крикнул он и замер, увидев девочку. — Джоан?

Блудная не обернулась. Вырвавшись из хватки Скотт-Бека, она с размаху всадила нож ему в грудь.

— Джоан, нет! — Харпер рванул девочку на себя, та словно не замечала никого вокруг. Она не сводила глаз с адвоката.

Из его груди торчала рукоятка ножа. Она вспыхивала и будто плавилась. Скотт-Бек держал её обеими руками, пытаясь выдернуть. Его пальцы охватили языки пламени, запахло палёной плотью. Скотт-Бек в беззвучном крике раскрыл рот, и оттуда взметнулся огонь, в мгновение растекаясь по всему телу. Блудная улыбнулась.

— Забирай-ка своего друга отсюда, Уилл. — Она вывернулась из рук Харпера. — Ему здорово досталось.

Мне показалось, что Харпер хотел что-то ей сказать, но передумал и бросился ко мне.

— Идти можешь?

— Наверное, — ответил я, покачиваясь. Я удивился, как быстро распространился пожар. Дым щипал глаза. Хорошо, что Харпер находится в комнате всего несколько секунд. Его тело не приспособлено переносить такой жар и дым. Он закашлялся и обхватил меня рукой за талию.

— Обопрись на меня, — приказал он.

Я послушался. Мы поспешно выбрались из комнаты. Блудная дождалась, пока мы выйдем, потом взлетела к полкам. Я услышал, как одна за другой бьются склянки. Харпер почти волоком стащил меня по ступенькам. На середине лестницы он ногой отпихнул в сторону тело Брауна. В самом низу лежал секретарь Тим с пулей в голове.

— Отличный выстрел, — пробормотал я, но капитан, кажется, не расслышал меня из-за рёва пожарных сирен.

Когда мы наконец оказались на улице, снаружи уже собрались десятки инквизиторов и сестёр из Огненного Ордена. Орали сирены, гудели водяные насосы. Наверху лопались стёкла. Загорелась крыша. Сильно пахло палёным мясом и розовой водой.

Харпер передал меня с рук на руки одной из сестёр и повернулся к охваченному пожаром зданию.

— Можешь отпустить меня, Белимай, — мягко сказал он. — Ты в безопасности. — Я вцепился ногтями в рукав его пальто и потянул.

— Она ушла, — прошептал я.

— Ты не понимаешь, нужны улики… — Харпер осёкся, потому что его отодвинула в сторону одна из сестёр. Я отпустил его, чтобы нечаянно не повредить ему руку.

Появилась ещё одна сестра. На моё лицо она даже не взглянула. Я для неё представлял собой лишь раненое тело. Она прищурилась, осматривая глубокий порез на животе.

— Он истекает кровью. — Она прижала порез рукой. — Морфин и иглу мне. — Две молоденькие девушки в белом тут же подали то, что она попросила.

Когда сестра стала набирать лекарство в шприц, я вдруг понял, что Харпер исчез.

— Харпер… — Мой голос утонул в шуме вокруг.

Инквизиторы громогласно разгоняли зевак. Кто-то раздавал приказы. Шланги и насосы скрежетали, как поезда. Выли сирены.

Монахини из Огненного ордена в белых халатах и шапочках обступили меня стеной. Одна из них зажгла небольшой светильник. Я дёрнулся от яркой вспышки. Чьи-то ласковые руки уложили мою голову обратно, и я устремил взгляд в небо.

Я ощутил, как привычно проникает в вену игла. Сестры склонились над моим животом. Я смутно чувствовал прикосновения их рук. Одна из них что-то быстро говорила другим, но я не мог разобрать слов.

Боль и холод отступили. Я смотрел в темноту. Мне показалось, что высоко в небе парит тонкая чёрная фигурка. Над ней ярко сияла звезда, и хрупкий силуэт будто вспыхивал огнём, как светлячок.

Я подумал, видит ли её Харпер и смотрит ли она на него сверху. Так или иначе, это зрелище не для моих глаз. Я зажмурился и потерял сознание.

Глава двенадцатая: Швы и алкоголь

Швы, наложенные сёстрами, были такими изящными, а нитки — такими тонкими, что я не мог понять, как они спасли меня от смерти. После остались белые едва заметные шрамы. Запястье немного ныло. Казалось, моё тело жаждет уничтожить следы преступлений Скотт-Бека.

То же самое делали журналисты. Происшедшее описывали, как настоящую трагедию. Альберт Скотт-Бек, заслуживавший всяческого сочувствия, а также его партнёр, Льюис Браун и секретарь Тимоти Ховард погибли в страшном пожаре. У Скотт-Бека осталась убитая горем вдова, двое детей и множество друзей. Сотни Блудных организовали бдение в его честь и посетили поминальную службу. Мир, писали газеты, понёс невосполнимую утрату.

Я вырезал одну такую статью, написал поперёк «ВРАНЬЁ» и добавил её к остальным в альбом. Наверное, это глупо, но меня ужасно расстраивала мысль о том, как сотни Блудных оплакивают человека, который кромсал на части их детей и друзей. Скотт-Бек навсегда останется в их памяти героем.

Мне было любопытно, что обо всём этом думает Харпер, но потом я пожалел о своих мыслях. Он получил от меня, что хотел, — хотя вряд ли его обрадовал достигнутый результат, — и исчез. Ничего удивительного. Было противно ощущать себя одиноким. Всё равно ничего бы не вышло. Нас связывало только общее дело. Так устроен мир. Но это до боли меня задевало.

Ночь была душной, надоедливо жужжала мошкара. В моей квартире каждый звук будто отдавался гулким эхом, хотя повсюду громоздились книги и газеты — постоянные свидетели моего одиночества. Так или иначе, уже сутки, как у меня закончился офориум. Рано или поздно придётся выйти из дома.

Я выбрался на улицу и отправился бродить по окрестностям. Меня окутывала темнота, но и она не помогала забыться. Я шёл и шёл, пока вдруг не заметил знакомую дверь. Я узнал намалёванную на ней собачью голову и спустился по ступенькам в пивную.

Я надеялся встретить Харпера, но из последних сил отрицал это даже перед самим собой.

Внутри его не было, но я не мог уйти — тогда пришлось бы признать свои желания. Я взял бутылку джина и сел за один из столиков в глубине зала. У джина оказался вкус растворителя. Я сделал большой глоток прямо из бутылки, чтобы побыстрее дойти до состояния, в котором находились остальные посетители заведения.