Viva la Post Mortem или Слава Послесмертью (СИ) - Давыдов Игорь. Страница 110

Хронон знает всё. Что было. Что есть. Что будет. Ничто на этом свете не укроется от его всевидящих очей. И именно он доносит до остальных божеств нужную им информацию, которую те могли упустить: но строго в тот момент и в тех количествах, которые сам посчитает необходимым.

— Считаешь, я не должен этого делать?

Горькая усмешка. Слова, обращённые к высшему существу.

Краем глаза Дарк заметил, как чуть встрепенулись его спутники: Гало и Вик. До недавнего момента тишину в грузовичке нарушали только случайные шорохи и позвякивания металлических застёжек, да убаюкивающий стук тяжёлых дождевых капель о бронированный корпус. Никто не говорил ни слова. Вот и сейчас подчинённые решили промолчать, не решаясь вмешиваться в беседу “номера один” их ковена с “номером один” божественной семёрки.

— Быть может, ты и прав, — некромаг рассеянно повёл одоспешенными плечами. — Знаю-знаю, что ты сказал бы: светлое будущее ждёт нас. Надо просто позволить вещам идти своим чередом. Вот только где это светлое будущее, а где мы?

Молодой человек взял в руки шлем и повернул его забралом к себе. Чёрно-красный. Чем-то похож на тот, что носил коммандер Шеппард. Есть даже метка “на виске”. “N7”. Форгерийцы, не знавшие истинного значения этих символов воспринимали их, как отсылку к своим богам. Восхваление или же знак подобострастного благоговения. Вот только Дарк никогда не был религиозен. Ни в прошлой жизни, ни в этой.

Для него отметина “N7” была знаком величия человеческого существа.

Иронично, сколь долгое время некромаг, подсознательно стремившийся к подобным идеалам, на деле был бесконечно далёк не только от образа своего кумира, но даже от того, чтобы сделать к нему хоть сколь-нибудь осмысленный шаг. Но, тем не менее, спустя долгие десятилетия и одну бездарно потраченную жизнь Дарк получил возможность заслужить право носить эту простую метку из двух символов.

И ведь именно так, по мнению богословов, работает Хоронон. Сколь бессмысленным не казалось трепыхание мироздания в каждый отдельный момент времени, в конечном итоге всё станет хорошо. В конечном итоге всё всегда становится лучше. Варвары обрастают цивилизацией. Прививки спасают от детской инвалидности. Дикие звери оказываются огорожены от жителей городов.

Глупый избалованный мальчишка становится воином.

Вот только для чего? Чтобы прополоть землю от уродливых ростков неоспоримого зла? Или же ему уготовано вдохновить сотни и тысячи юных трепетных умов, погибнув при этом в бою смертью, после которой уже не воскрешают?

— А мы, Хронон, в выгребной яме. По самое горло. И занырнём куда как глубже, чтобы вытащить тех, кто до светлого будущего своим ходом не дойдёт, — Даркен поднял шлем выше, вытянув его вперёд на одной руке, в жесте, крайне похожем на тот, коим держал череп шута небезызвестный датский принц. — Благослови сей акваланг, Хронон, и пусть не захлебнётся в помоях тот, кто его наденет!

Отчего же он, человек, никогда раньше в не веривший ни в одного из богов, ныне просил благословения? Всё очень просто: “номер один” шёл на войну. А на войне, как известно, атеистов нет. Да и сложно не стать хотя бы агностиком, когда ты живёшь в мире, где наличие посмертия не предположение, а научно доказанный факт.

— Какие же мы, всё-таки, разные, — усмехнулся Гало, без подсказок уловив момент, когда его начальник перестанет общаться с божеством. — Я собираюсь молиться не Хронону, а Цезарю. Тут ведь логика проста: мы идём в бой, а война — неизбежно вотчина Императора.

Вик задумчиво поднял бровь.

— Хм… мне милее всех Морте Санта. Смерть, что привела нас в эту жизнь, а теперь ждёт возможности вновь воссоединиться с нами. Прекрасная богиня, умершая в детородном возрасте, не разлагающаяся и не стареющая, — мечтательно произнёс поэтично настроенный юный некромаг. — Кроме того, разве не для того мы идём в бой, чтобы не допустить противоестественного и оскорбляющего её нежные чувства? Вполне ожидаемо, что милосердная захочет нам помочь.

Дарк усмехнулся. Его крайне забавляло видеть подобный диалог в современных декорациях. Не о языческих богах должны говорить одетые в высокотехнологичный доспех бойцы, ждущие сражения в кузове броневика.

— Говорят, что Морте Санта, как и все женщины, крайне эмоциональна, — напомнил “номер один”. — И если ей кто-то слишком сильно нравится, она забирает его к себе раньше времени.

— Чтобы возлечь с ним и зачать новых душ, — мечтательно произнёс ворон. — Хороших, сильных, ценных… огранённых уже с рождения.

Это была крайне красивая легенда. На самом деле, в форгерийской мифологии было много подобных сказаний. Однако образ богини смерти, являющейся одновременно с тем покровительницей женского плодородия и любви, был особенно очарователен. Он умудрялся обещать физическую близость с мёртвым телом молодой женщины такими словами, чтобы это не казалось отвратительным.

В конце концов, ведь ты сам будешь мёртв. Или мертва. Морте не было важно, был ли при жизни её избранник мужчиной или же нет. Что вполне нормально для богини, родившейся в умах жителей мира, где люди, в прошлой жизни имевшие набор гениталий иной, нежели в этой, не являются редкостью. Каждый форгериец знает, что у души нет пола. Это атрибут низменной физиологии.

Физилологии, неоспоримой для челяди, и пластичной, податливой, послушной, когда речь заходит о некромагах.

— Говорят, не только она этим занимается, — Гало рассеянно почесал нос… — Я стараюсь не думать о том, чтобы возлечь с Цезарем. У души нет пола и всякое такое, я знаю. Но что-то мне подсказывает, что настолько брутальное божество не согласится принять женский облик, чтобы плюхнуться со мной на метафорическую кровать.

— Ну так ведь никто и не видел брутальных валькиров, лишь прекрасных валькирий, — многозначительно постучал себе по виску Вик.

— Да-да-да, я слышал о том, что Император пригревает на своей груди исключительно воительниц. Некоторые мифы и вовсе говорят о том, что бог войны брезгует всеми, кроме девственниц, — меланхолично ответил мегатериум. — В то время, как иные богословы вещают о том, что некоторые из валькирий были при жизни мужчинами, а новый облик обрели уже после смерти в объятиях Цезаря.

Даркен усмехнулся.

— Тогда дерись так яростно и страстно, чтобы сам Император посчитал, что в твоём случае не зазорно сделать исключение и не взять твою душу, а отдаться ей, — некромаг направился к выходу, не забыв по пути дружески похлопать громилу по плечу. — Ладно, богословы, я пойду пройдусь маленько. Скоро прозвучит тревога и девочки нас покинут. Хочу урвать минутку их общества.

Едва лишь створка двери открылась, как приглушённый звук дождя обратился в громкий непрекращающийся шелест. Буквальная стена воды. Вездесущая. Она будет всего в паре сантиметров перед носом, куда бы ты не пошёл, в какую сторону бы не повернулся.

Даром, что ветер на время затих.

Сверкнула молния и тут же грянул гром. Небо вспыхнуло где-то рядышком. Казалось, что прямо над головой.

— Вот и не верь после этого в лешего, — пробормотал себе под нос некромаг.

Действительно… мифология Форгерии предполагала, что непогода является признаком личного присутствия нечисти. И чем более нечисть могуча, тем злее будет ветер, тем сильнее дождь, тем ярче молния и тем более оглушающим станет гром.

И очевидно, что здесь, в Коваче, творится неоспоримое зло. Что, как не зло, может привлечь того, кого люди считают архиврагом человечества? Так что же думать человеку, видящему, как тучи сгущаются непосредственно над местом, само существование которого будет противно любому божеству, которому будет хоть какое-то дело до происходящего в этом захолустье.

Санта Морте взвоет, узрев надругательство над душами людей.

Император Цезарь возмутится низости шляхты, нарушающей приказы короля.

Прекрасную Вагху, богиню праздности, наверное и вовсе будет мутить: настолько противно её аспекту буквальное отрицание любого проявления расслабленности и гедонизма.