Viva la Post Mortem или Слава Послесмертью (СИ) - Давыдов Игорь. Страница 18

Отложив гребешок на столешницу, Броня остановилась перед холодильником. Она открыла дверь, её взор был направлен в освещённое благим электричестким светом нутро дворца съестного, но глаза ничего не видели.

— Пан Маллой… Маллой-Старший. Ну, конечно же. Достаточно просто отбросить привычную индивидуалистическую ментальность и принять образ мышления средневекового сообщества с его сюзерениально-вассальными связями, и всё встаёт на свои места!

Некромагичка и не заметила, как отец вздохнул. Он не знал иной жизни, кроме жизни в Форгерии, а потому, ему было не понять всех этих философских баек Брони о более совершенном и равноправном обществе. Просто ему было неприятно, когда лишний раз подчёркивалась некая отсталость его родного мира, а, вместе с тем, естественным образом, и его самого. Ей-Форде, подобные высказывания Брони были оскорбительными, и не было бы ей прощенья… не будь она сейчас некромагичкой. То есть, выше в статусе, чем отец.

А некромагам, оно видней.

Потому, с таким образом мыслей, для родителя стало неожиданностью признание его правоты со стороны дочери. Пусть даже, в традиционно-странной форме.

— Ты прав, отец. Надо обратиться к высокопоставленной шляхте. Просто не по месту жительства, а по месту учёбы!

— Пик! Пик! Пик! — вмешался в этот поток сознания холодильник.

— А, да, точно. Яишенка… сегодня на завтрак “болтушка” с поджаристыми резаными “колёсиками” сосисками. Буди маму, она не любит, когда еду приходится подогревать.

3.

Чем ближе к метро, тем приятней обстановка.

При всей нелюбви Брони к капитализму, нельзя было не признать, что у него имесь своим плюсы. Желая впечатлить блестящим лоском клиентуру, буржуазия заботилась о внешнем виде своих заведений. И чем больше торговых точек располагалось на одном единственном пятачке, тем выше конкуренция, и тем более кричащим становился макияж каждого из участников гонки за деньги потребителя..

Да, это вульгарно. Порой, безвкусно. Капиталистическая красота была подобна красоте юной девы, впервые дорвавшейся до косметики. Несомненно, более взрослое общество наводит красоту изящней и мастеровитей. Взрослым обществом тут не пахло. Квазифеодальное объединение безволосых обезьян, медленно обвиваемое первыми ростками капитализма. Оно только выглядело, как социум XXI века, а, по сути, иерархическая лестница, по которой Броня поднималась выше и выше, больше напоминала инструментарий уровня петровского “Табеля о Рангах”. Даже эффект, производимый на людей студенческой униформой некромагички, был схож с эффектом студенческой униформы тех времён. Ведь во времена Петра её не просто так шили максимально похожей на военный мундир.

Тем не менее, этот внешний флёр исправно обманывает девушку уже почти два десятилетия. Вот стояла она сейчас, у витрины моднявой кофейни, крутила в руках дешёвый пухленький смартфон, да через местный вай-фай просматривала видосик блогера, пытающегося доказать, что в ЕССР, несмотря на название лидирующей партии, коммунизмом и не пахнет. Забавный парень. Броня бы не удивилась, если бы узнала, что в прошлом он жил в утопическом обществе будущего с бездефицитной экономикой. Бедный тепличный цветок. Новая жизнь посадила его под открытое небо в не самых дружелюбных широтах.

Впрочем, могло быть и хуже. Технический прогресс делал жизнь комфортней. Менял человеческое бытие. Именно технический прогресс позволил Броне добыть в интернете бесплатные учебные пособия. Именно по ним она и готовилась к экзамену в УСиМ. В мире без интернета шансы человека с пролетарским происхождением оказались бы куда как ниже.

— Слечна Глашек?

Девушка отвлеклась от гаджета. Большой палец отдающей руки, даже не дожидаясь сознательной команды, тапнул по экрану, а указательный левой — потянул наушник за ярко-жёлтый проводок.

Как и следовало ожидать, вопрос-приветствие принадлежал инспектору Воржишеку. Человеку крайне невысокому, почти на треть головы ниже некромагички. Он умудрялся смотреть на окружающим мир снизу вверх так, будто бы рост тут был совсем ни при чём, а высоко поднятый подбородок символизировал исключительно служебную бравость. На образ играла и чёрная униформа. А также тот факт, что полицейский жетон в Богемии имитировал не щит, а глазастый череп. Полиция, в первую очередь, не защищала, а наблюдает.

Чёрная фуражка с черепом. Попаданке это кое-что напоминало.

— Как дела, инспектор? Улицы спокойны?

— Спокойней стали, благодаря вам, а вот в кабинетах… — мужчина поморщился, как от зубной боли. — Ваш коллега, пан Маллой, заставил всех подпрыгивать. Я вчера выходной был, а телефон, всё равно, разорвало. Сковронский свою дочь к нам приставить решил. Так что, как вы понимаете, дела теперь под прямым управлением шляхты.

— Я попытаюсь в ближайшее время прорваться к ректору Маллою, — Броня понимала, куда дует ветер. По сути, от въедливости Сковронской теперь зависело больше, чем от её собеседника. И, что самое важное, он и рисковал куда больше, чем младшая из рода Глашек. Синеглазая некромагичка статусом была повыше, а потому, средств защиты у неё имелось больше. Воржишека могло спасти исключительно хорошее настроение шляхты, на которое рассчитывать не приходилось. — Попытаюсь узнать, его ли это инициатива. Если “нет”, появится больше пространства для манёвра. А если “да”, быть может, ему будет интересен инспектор, искренне заинтересованный в поддержании порядка и знающий улицы оспариваемых районов, как свои пять пальцев?

— Пытаетесь меня переманить, слечна Глашек? — улыбнулся тот.

Попаданка развела руками.

Очевидно же… чем больше у человека имелось способов защититься, тем меньше было шансов, что он выберет из них наиболее опасный для той, с кем в паре ранее и проворачивал самосуд.

— Я уже почти шляхта, инспектор, — улыбнулась она. — И на гербе моего учебного заведения есть, как глазастая птица, так и извилистая рептилия.

— Решили, значит, вступить в большую игру? — покивал понимающе собеседник.

— Пока нет, скорей, большая игра решила вступить в меня. Я предпочла бы сохранить статус “кво”. Если ректор отзовёт сына, мы с вами сможем рассчитывать на милость Сковронского. Для меня это было бы идеальное развитие событий: вроде бы, ничего и не поменялось, а, вроде бы, серьёзные люди имеют пару поводов мне благоволить.

— А как насчёт гнева Маллоя-младшего? — уточнил инспектор, поправляя папку под мышкой. — И почему вы считаете, что есть какой-то шанс на то, что по вашей просьбе ректор отзовёт своего сына?

— Я учусь в УСиМ, а потому видела, как ректора, так и его отпрыска, — девушка сделала паузу, когда дверь кофейни открылась, выпуская богато одетую женщину с тёмным картонным стаканчиком в руке. Перезвон приветственно-прощальных колокольчиков и движение отвлекали от разговора. — Там явно идёт серьёзный конфликт отцов и детей. Не удивлюсь, если ректор вообще не желает этого столкновения, и самоуправство сына посчитает вредным, — синие глаза некромагички въедливо вцепились в такие же синие глаза серебристого черепа на фуражке собеседника. — Эти вассально-сюзерениальные отношения — сволочи сложные и ветвистые. Действия одного глупого мальчишки способны запустить реакцию, последствия которой предсказать окажется делом излишне сложным.

— И ни слова о гневе Маллоя-младшего, — усмехнулся Воржишек. — Совсем не боитесь?

— Боюсь, но явно меньше, чем альтернатив, — призналась она.

— А мне казалось, попаданцы совсем ничего не боятся, потому как знают, что смерть — это не навсегда.

— В других мирах — да, — Броня нахмурилась. — Но в Форгерии… в Форгерии это совсем не факт.

— Правда? — усмешка на лице инспектора перестала сочетаться с его взглядом. Уголки губ застыли в приподнятом положении, но теперь это выглядело неестественно.

Девушка размышляла перед ответом несколько секунд. Она ведь… не знала, что именно происходит в Форгерии. Как именно проходят процессы, когда некромаг эксплуатирует труп для получения магической силы. Он выжирает только лишь воспоминания или душу целиком? Существует ли сущность человека, когда всё, чем он был, уже уничтожено, а то, чем он станет, ещё не начало существовать?