Viva la Post Mortem или Слава Послесмертью (СИ) - Давыдов Игорь. Страница 4

Впрочем, к лешему все эти философствования. К лешему! Броне нужно было работать. Она решительно положила левую ладонь на семена, а правую — на сахар. Левой забираешь, а правой — отдаёшь. Необходимо было вытянуть всю жизнь и память из будущего вместилища духа. Сделать их “пустыми”, “полыми”, пригодными для заселения беспокойной бабули. Нет, само по себе это не уничтожит их. Вся химия, все питательные вещества семечек мандарина, останутся на месте. Просто они навсегда, полностью, “забудут” о цели своей жизни. Забудут, как расти. Никогда не пустят корни, сколько их не поливай. Эти семена не будут мертвы в полном смысле этого слова. Они просто перестанут жить.

Всё, что ты забираешь, необходимо отдать. И Броня отдавала. В самой примитивной форме. В форме разрушительной волны тепла.

Было холодно.

Некромагия была полна парадоксов. Забирая жизнь, ты забираешь не ту её часть, которую предстоит прожить служащему донором существу, а ту — которую оно уже прожило. Если всё упрощать до максимально понятного челяди языка, выходило, что творящий заклинание в качестве топлива использует воспоминания, навсегда изымая их из того носителя, который решил осушить. Формулировка, конечно же, неправильная в корне, однако человеку, от некромагии далёкому, так было проще понять суть процесса.

Но это ещё не самое интересное.

Забирая жизнь, которую ты тут же отдаёшь в виде тепла, ты чувствуешь холод. Но не тот, к которому привыкли люди. Это особый холод. Могильный. Потусторонний.

По сути, этот холод и есть жизнь. Когда речь заходит о некромагии, не холод — это отсутствие тепла, а тепло — отсутствие холода. И это нисколько не мешает существованию в физическом аналога нуля по Кельвину, который, всё ещё, является отсутствием тепла.

А всё потому, что в этом мире законы физики и магии существуют одновременно. Да, мозг хранит память, но при этом, как вместилище информации, человеку он не нужен и используется в данных целях исключительно “по инерции”, необравданно снижая вычислительный потенциал биологического компьютера.

А ещё, тут работает химия с классическими элементами периодической таблицы местного Менделеева, но, при этом, имеет объективную силу алхимия, в которой ты смешиваешь Вторник и Солнце.

Но если говорить проще, законы физики — это то, что работает, пока в дело не вмешается магия.

Жизни у семян оказалось немного. По крайней мере сахар нагрелся не то, чтобы сильно. Он стал тёплым, но не обжигал руку. Было бы удивительно, если бы из каких-то жалких семян получилось бы забрать больше энергии, чем из воспоминаний о встрече пальца с углом тумбочки.

— Эй, панове! — позвала некромагичка, протирая обе руки влажной салфеточкой. — С моей стороны уже всё готово!

— Минуточку, слечна Броня! — раздался ответ из комнаты. — Где ритуал будем проводить?!

— На кухне! — некромагичка поднялась с места и подошла к ящику, где семья хранила столовые приборы в надежде найти зубчатый нож для резки хлеба. Тщетно. Впрочем, глупо было надеяться, что семья, очевидно не имеющая лишних денег будет баловать себя подобными излишествами. Зачем, когда уже имеется гладенький и многофункциональный инструмент, способный справиться как с овощами, так и с мясом? К сожалению, для целей гостьи он не годился.

Вилкой попробовать? Нет, это будет, скорей, нелепо. А нелепость в столь ответственном деле недопустима.

От собственных мыслей девушку отвлёк звук кашля. Такого характерного, натужного, когда человек пытается привлечь к себе внимание, не решившись подать голоса.

— Какие-нибудь ещё указания по подготовке к ритуалу? — уточнил пан Вейлис, когда понял, что Броня обратила на него внимание.

— А, да… — гостья бросила взгляд на стол. — Убрать блюдце с сахаром, на стол поставить горшок с готовой для пересадки землёй и уже выкопанными ямками и принести мне…

Девушка осеклась. Она, вдруг, поняла, что не помнит, как на местном языке называются пассатижи.

— Корсант в доме есть?

— Что?

— Медицинский зажим, — уточнила Броня. — Как ножницы, только не режет, а фиксирует объекты меж двух плоских или рифлённых поверхностей..

— М-м-м… нет. Есть плоскогубцы, — предложил пан Вейлис.

— Вот, их и принесите, — подняла палец некромагичка. — Да, а ещё, нужно, чтобы у мальчишки было открыто правое плечо. Мне нужен прямой доступ к коже.

Дальнейшая подготовка не заняла много времени. Большую его часть отцу семейства приходилось искать остатки гальки, которая “ну точно где-то была”. Его жена отказывалась подавать к ритуалу горшок без улучшенного отвода воды. А ещё она беспокоилась о том, что по технологии правильней было не высаживать семена сразу, а вымочить. Пришлось её заверять, что ритуал будет полноценной магической заменой этому традиционному подготовительному этапу.

И вот, через некоторое время всё было готово. На столе стоял горшок. По правую руку от него — блюдце с семенами мандарина. Перед ними сидел Макс с закатанным рукавом футболки. Ближе к противоположной стене в полный рост стояли его родители. А Броня… а Броня с интересом рассматривала пассатижи с обмотанными синей изолентой рукоятками.

Нет, серьёзно, это были пассатижи, а не плоскогубцы. Хотя… опять-таки, девушка не особо разбиралась в местной языковой норме по отношению к инструментам подобного толка. В конце концов, сам перевод “плоскогубцы” был, скорее, литературным. Дословный звучал бы, как “плоскоклювцы”. Быть может, с точки зрения местных вообще не было различий между плоскогубцами и пассатижами, как для англоговорящих нет никаких различий между синим и голубым? Кто знает? Тот факт, что, на слух, богемийский напоминал языки славянской группы, ничего не значил.

Тут много чего казалось знакомым, но являлось таковым лишь на первый взгляд.

Наконец семейство Вейлисов всё же дождалось, когда же некромагичка вынырнет из пучины своих мыслей и соизволит заговорить с ними.

— Итак, пан Макс, слушай меня внимательно. Ритуал должен пройти как можно более гладко, словно бы многократно отрепетированным. Так что слушай внимательно: по ходу действа с моей стороны пояснений уже не будет. Если даже ты забудешь что-то из моих указаний, лучше просто импровизируй или выдумай правило: для духа твоё эмоциональное состояние и ритмика процесса будет куда как важней, чем наличие или отсутствие ошибок в методологии. В конце концов, ритуатистика — самая древняя из дисциплин некромагии, наиболее лояльная к попыткам тыкать пальцем в небо, — объясняя суть задачи, Броня уделяла больше внимания именно передаче информации, а не сохранению формальности речи. — Первым делом, вы всей семьёй попросите прощения у неупокоенной и пригласите её стать своей защитницей. В свободной форме, — она подняла пассатижи, как если бы поднимала палец. В наставительном жесте. — Я знаю, что говорила о том, что мертвецы не прощают. Я прочитала вопрос в ваших глазах. Так вот, потому вам и надо попросить прощения, что бабуля не держит на вас зла. Это вежливость. Просить прощения и призывать неупокоенную стать вашей защитницей вы будете до тех пор, пока Макс… — девушка подняла левую руку над головой, ладонью к потолку, четырьмя перстами строго назад, за спину. Большой палец располагался строго перпендикулярно им и смотрел, условно, в сторону головы. Для неё жест был настолько привычным, что не доставил даже лёгкого дискомфорта. А вот новичку держать его долгое время будет неприятно и даже тяжело. — Не ощутит ладонью холод.

Броня склонилась к мальчугану и провела пассатижами по центру его ладони, ближе к бугорку большого пальца. Макс внимательно следил за движением инструмента. Хмуро и серьёзно.

— Во-о-от здесь. Это будет холод жизни. На этом сложная часть ритуала закончится… и начнётся та часть, когда станет больно.

Паренёк удивлённо поднял бровь, а вот его мать прикрыла рот руками. Правда, её беспокойство тут же переродилось в возмущение, с которым она ткнула локтем под рёбра мужу. Пану Вейлису показалась забавной постановка вопроса о том, какую именно часть мероприятия некромагичка считала самой сложной.