Грани веков (СИ) - Иванов Павел Викторович. Страница 35
Он вздохнул. — Хотя, лучше всего было бы вернуться обратно в наше время. Там, по крайней мере, Сарыч не практикует физические пытки сотрудников.
— Есть хоть какие-то идеи, как это сделать? — спросила Ирина.
Коган пожал плечами. — Всё это каким-то образом завязано на Беззубцевой, — сказал он. — Ярослав утверждает, что она просила его вернуть некий крест. Но что за крест, кому возвращать — мы не знаем.
— Вот только Ярослав тоже пропал, — мрачно заметил Евстафьев. — И где его искать теперь — тоже неизвестно.
— Симеон что-то знает, — сказал Коган. — Он обещал найти его, будем надеяться, что у него это получится. В конце концов, кому как не главе тайного сыска заниматься поисками.
— Беззубцев! — воскликнула Ирина, пропустившая мимо ушей последние фразы. — Точно! Вспомнила — про какого-то Юрия Беззубцева говорили на пиру. Что-то про предательский удар в спину и какую-то битву. Мстиславский из-за него проиграл сражение.
— Значит, он в войске Лжедмитрия, — сказал Коган. — Тем хуже для нас.
— Давид Аркадьевич, — взмолилась Ирина, — хоть вы мне объясните — что за царевич Димитрий? Такое чувство, что все тут только о нем и говорят, а стоит спросить кого-то, как тут же пугаются до чертиков!
Коган кивнул. — Неудивительно. Около пятнадцати лет назад, если я не ошибаюсь, в городе Угличе загадочным образом погиб младший сын Ивана Грозного. Что произошло на самом деле — никто до сих, то есть — до наших пор не знает. Принято считать, что это было убийство, за которым стоял Борис. Но есть и другая точка зрения — несчастный случай в результате эпилептического припадка. Якобы, мальчик играл с ножом и поранил себе горло во время приступа.
Ирина с сомнением покачала головой. — Маловероятно.
— Скажем более — случай уникальный, — согласился Коган. — По крайней мере, в истории медицины это — единственный документальный случай такого рода. Все дело в том, что больные во время приступа не могут удерживать предметы — происходит расслабление мышц. Но в те — пардон, в эти времена об этом не знали. Кстати, главой следственной комиссии был Василий Шуйский, который и записал именно эту версию. Правда, позже он от неё отказался, но это было уже при Лжедмитрии.
— Шуйский… Его не было на пиру, сказался больным, — нахмурилась Ирина. — Ладно, разберемся с ним позже. Расскажите про Лжедмитрия.
— С ним тоже история темная, — вздохнул Коган. — По официальной версии, под этим именем скрывался беглый монах-расстрига Григорий Отрепьев. Он объявился в Польше и каким-то образом вошел в доверие тамошней знати, и даже самому королю, выдавая себя за чудом спасшегося в Угличе царевича. Ему удалось убедить короля выделить ему войско для похода на Москву, позже к нему присоединились казаки и беглые холопы.
Коган замолчал.
— И что потом? — спросила Ирина, слушавшая с живым интересом. — Его схватили?
— Нет, царевна, — отозвался Коган, хмуря лоб. — Пока его войска сражались с царскими, в Москве умер твой отец. То есть — Борис Годунов.
Он вымученно улыбнулся. — Прости, Ириша, ты настолько убедительно смотришься в этом образе, что, на каком-то этапе я действительно почувствовал себя иностранным доктором, который говорит с русской царевной.
— Странно, — тихо пробормотала Ирина. — У меня было такое же чувство…
Она поёжилась. — Нужно убираться отсюда!
Взгляд ее упал на капельницу, раствор в которой подошел к концу. Она перекрыла её.
— Что было дальше, после смерти отца… царя, то есть? — спросила она не оборачиваясь
— Самозванец захватил Москву, — после паузы ответил Коган. — Точнее, ему сдали ее бояре.
— А… его семья? Царица, Федор… и я?
— Ира, — Коган мягко взял ее за плечо и развернул к себе. — Ты — не она! И эта история — не та же самая, то есть — наше присутствие здесь может все изменить!
— Откуда вы знаете? — возразила Ирина. — Раз мы оказались на месте тех самых людей… Так что произошло с семьей царя?
— Их всех убили, — тихо сказал Коган. Он умолчал о том, что дочь царя, Ксения Годунова, уцелела, на протяжении нескольких месяцев была пленницей Лжедмитрия, а потом сослана в монастырь.
— Я так и думала, — кивнула Ирина. В её глазах загорелись злые огоньки. — Ну, мы еще посмотрим, кто будет править!
— Нам бы царя на ноги поставить, — мечтательно произнес Михалыч, — а там бы уж задали жару Самозванцу! Польшу к ногтю прижмем, шведов раскатаем, Крым у татар отобьём!
— Разошёлся, — усмехнулся Коган. — Чего там, всю Европу тогда уж сразу!
— А что! Можем и Европу! — согласился Евстафьев. — И Аляску заодно!
— Теперь понятно, — тихо сказала Ирина, — почему отец бредил… Перед тем, как с ним случился инсульт, он галлюцинировал — видел призраков, или что-то такое.
— Вот как? — задумчиво произнес Коган.
— Симеон считает, что царя отравили, — продолжила Ирина. — Но вино пили все, а больше царь ничего не ел, кроме хлеба. Он весь пир сидел мрачный…
— А что это был за хлеб? — перебил её Коган.
— Хлеб как хлеб, — пожала плечами Ирина. — Самый обычный, серый какой-то.
Коган задумался.
В этот момент стражник возвестил о прибытии князя Симеона Никитича Годунова.
***
Прыжок вышел не совсем удачным — Ярослав не успел сгруппироваться и ударился челюстью о колени. Затылок сразу отозвался вспышкой боли. Хорошо еще, приземлился в мягкую грязь. Сжимая в руке шестопер, он огляделся. Окно выходило, по-видимому, на задний двор — чуть поодаль стояли приземистые бревенчатые строения, служившие, по-видимому, складами, или подсобными помещениями, соединявшиеся деревянными мостками. За ними высилась каменная стена, огораживающая владения князя. Ярослав побежал к ней. Стена была довольна высока, кладка — ровной, так что зацепиться было решительно не за что. Со стороны терема раздались крики, в разбитом окне заплясали отблески света. Ярослав опрометью бросился вдоль ограды, рассчитывая, что где-то в ней должен быть проход.
Откуда-то справа от него донеслись приглушенные голоса.
На стрельцов непохоже.
Ярослав, крадучись, обогнул бревенчатый сруб, осторожно выглянул из-за угла.
Нефёд, слуга Шуйского, держал фонарь, стоя у стены рядом с распахнутой дверью, ведущей на улицу. Три фигуры, закутанные в плащи, промелькнули друг за другом мимо него. Нефед поставил фонарь на землю, закрыл дверь и задвинул засов.
Ярослав взвесил шестопер в руке. Если этот амбал останется тут караулить ворота, придется пустить ее в ход. Попробовать подкрасться со спины и оглушить? Заодно вернуть должок!
Однако, Нефёд сразу развернулся и направился к терему. Как только он отошел, Ярослав метнулся к двери, отодвинул засов, навалился на неё плечом и проскользнул в образовавшуюся щель.
Он оказался на улице, напротив такого же забора с высящимся за ним особняком. Слева в конце улицы угадывались очертания соборов. Справа виднелись дома, за ними — тоже какая-то церковь, окна которой были ярко освещены. Фигуры в плащах, почти неразличимые, стремительно двигались в ту сторону. Тем временем, из-за стены за его спиной раздались крики и шум. Стрельцы!
Он бросился бежать за удалявшейся от него троицей. Обернувшись на ходу, увидел, как улицу заполняют огни факелов и красные кафтаны стрельцов. Монах и его спутники, очевидно, тоже заметили погоню — монах что-то сказал им, и направился в сторону храма вместе с женщиной. Беззубцев побежал дальше, Ярослав последовал за ним. Крики за спиной становились всё ближе, теперь к ним добавился цокот копыт и конское ржание.
Впереди появились очертания крепостных стен Кремля. Беззубцев свернул в переулок и нырнул в щель между домами. Поколебавшись, Ярослав полез следом, как раз перед тем, как в переулок ворвался первый всадник.
Протиснувшись в щель, он оказался на небольшой круглой площади, окруженной с трех сторон домами, с четвертой — небольшой каменной часовней, за которой, совсем рядом, возвышался крепостной вал.
Перед церковью находился колодец с покосившимся деревянным срубом. Беззубцев подбежал к нему, ухватился за цепь и, на глазах Ярослава, прыгнул вниз.